Дважды соблазненная (Преимущества соблазнения синего чулка)
Шрифт:
Рис откашлялся и пробормотал:
– Как соски, говоришь?…
Ее улыбка стала еще шире.
– Да, как соски.
Он потянулся к лентам у выреза ее сорочки. Потянув тонкую атласную полосочку, медленно развязал бантик. И, опустив руку, долго восхищался открывшимся островком плоти. Но тут она повела плечом, и муслин сполз, обнажив грудь.
На секунду он оцепенел, завороженный совершенством ее розоватой плоти и прелестным задорным соском чуть темнее кожи. Под его взглядом ареола налилась краской и сморщилась, превратив сосок
Тихий стон сорвался с его губ, когда он потянулся к ней другой рукой. Ее грудь была так мала и изящна, а его рука – такая большая и уродливая. Если он сожмет эту грудь, она исчезнет в его ладони. Что тут хорошего?
Он провел по ее груди тыльной стороной ладони, и Мередит вздрогнула, а на коже ее выступили мурашки. Он хотел отстраниться, но его удержал тихий вздох наслаждения, сорвавшийся с ее губ. Он снова погладил ее грудь, затем обвел большим пальцем ареолу – самую мягкую кожу на свете, – и ему ужасно захотелось припасть к ней губами.
Словно почувствовав его желание, Мередит подалась вперед.
– Да… поцелуй меня.
Он поцеловал нижнюю часть ее груди и лизнул, попробовав на вкус. О, это был настоящий рай. Мечта курильщика опиума. Наслаждение острейшее, граничившее с безумием. Пряный и сладостный запах ее кожи пьянил его. И на вкус она была как медовая роса. Как хорошо, что он решил жениться на ней. И сейчас, отведав ее вкус, он понял, что никогда ею не насытится.
– Распусти волосы, – скомандовал Рис, хотя вовсе не таким тоном следовало говорить с будущей женой. Но, черт возьми, он хотел, чтобы она повиновалась, и боялся рисковать, смиренно попросив.
Она послушалась и поспешно развязала ленты. Ее обнаженная грудь восхитительно колыхалась, пока она расплетала косы. И вскоре ее чудесные волосы рассыпались по плечам и по груди – темные и пушистые, как соболий мех. Холмик сливочной плоти, увенчанный тугим соском, выглядывал из-под водопада волос. Добавьте к этому кокетливую улыбку, нежный зов в глазах и… О Боже, поля тюльпанов и аквамариновые небеса – все это ничто по сравнению с Мередит. Ибо она самое прекрасное и совершенное создание на свете. Однако же…
Он поспешно приподнялся и сел.
– Пора идти.
– Что?… Почему? – Она уставилась на него в изумлении.
– Мне многое нужно сделать сегодня. Не забудь, мне надо нанять пони.
– Рис, – она положила руку ему на грудь, – еще очень рано. И ты так много работал всю неделю… Отдохни этим утром, немного полежи.
– Но мне нравится строить дом.
Она лукаво взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.
– Больше, чем нравлюсь я?
Он поискал глазами рубашку и штаны. А… вот они, висят на крючке у двери. Черт возьми, почему он оставил их так далеко?
Рис кивнул в сторону своей одежды:
– Не будешь так добра… Подай мне рубаху и штаны.
– Не буду! – Она рассмеялась. – Более того, начинаю удивляться, почему на мне еще
Резким движением она спустила сорочку с другого плеча. Рис закрыл лицо рукой и застонал, пытаясь сообразить, так ли уж это мудро – дать ей все, чего она заслуживает. Можно ли подняться с постели голым, показав ей всю степень своего возбуждения?
Вместо этого он обмотал простыню вокруг бедер, перекинув ее конец через плечо и соорудив нечто вроде древнеримской тоги. И сразу почувствовал себя величественным, настроенным на философский лад, что помогло унять похоть.
Он подошел к двери и стал одеваться.
– Этого не будет. По крайней мере сегодня утром. Прости за все вольности.
Когда он надел рубашку, Мерри сказала:
– Ни к чему извиняться, Рис. Мы оба взрослые люди. И хотим друг друга. Нам никто не мешает позабавиться. Без всяких обязательств.
Сбросив простыню, он потянулся к штанам и резкими рывками натянул их, после чего повернулся к Мередит.
– Ты моя будущая жена. Когда я впервые возьму тебя, это будет что-то значить. По крайней мере – для меня.
Она с удивлением уставилась на него. Но тут же продела руки в рукава сорочки и дрожащими пальцами завязала ленты.
Рис тяжело вздохнул и постарался собраться с мыслями. Похоже, он действительно грубое животное. Едва коснулся ее – и уже обидел.
Снова вздохнув, он схватил сапоги и уселся на краю кровати.
– Мередит, я… Просто я не слишком хорошо умею выражать свои мысли. Хотел тебе объяснить, но не получилось. Позволишь мне еще раз попробовать?
Она пожала плечами. А он принялся вталкивать правую ногу в сапог.
– Я слишком многое уничтожил за прошедшие годы. Слишком… Все это время я дружил со смертью, и теперь осталась только одна вещь, которую мне не удалось уничтожить. Ты на нее смотришь.
Он принялся за левый сапог. На этот раз дело шло медленнее.
– Это тело пережило удары, мушкетные пули, штыковые удары, пушечный обстрел и все, что Господь и Наполеон сочли нужным обрушить на нас. Но судьба велела мне жить. Другого объяснения я не знаю. И теперь, когда я с этим примирился, стараюсь больше ничего не разрушать.
Рис поставил ногу на пол и повернулся к Мередит.
– Сейчас я хочу что-то построить. Неужели не понимаешь? Каждый день много лет я просыпался, думая, что в этот день умру или убью еще кого-то. Теперь я просыпаюсь и думаю: это тот день, когда я начну мешать глину с соломой. Я работаю до изнеможения, нагромождая камни и копаясь в грязи. Каждое утро меня одолевают новые боли и ломота – помимо того что старые раны продолжают ныть. Но дело того стоит. Я построю дом собственными руками. От основания до крыши. Сделаю это для нас, сделаю правильно – так, чтобы дом простоял вечность. Нельзя возводить стены на шатком основании. Нельзя класть черепицу на потолочные балки, такие тонкие, что при первой же зимней буре они подломятся. Я прав?