Две блондинки

Харрис Шарлин

Как только Пэм ее поприветствовала, вампирша выпрямилась на стуле, наклонила голову и отбросила угрюмость. Когда Пэм прошептала ей что-то в ухо, та стала рыться в своей необъятной сумке. Она протянула Пэм какие-то маленькие кусочки ткани и две пары обуви. Я была поражена, пока не поняла, что она могла бы поместить там хоть двадцать костюмов, если судить по размерам того, который был на ней.

Пэм повернула ко мне голову, и я поспешила помочь.

– Что ты достала?
– спросила я.

Она

бросила мне одежду. Сама она схватила сверкающе золотой эластичный бюстгальтер без бретелек, который был в тон... хм, с большой натяжкой можно было назвать это трусиками. К костюму шла пара полупрозрачных туфель на каблуках. Еще там было что-то вроде слитного купальника небесно голубого цвета, с черной отделкой; то есть когда-то он был "слитным", но теперь большая его часть была вырезана. Несколько голубых полосок, чтобы прикрыть грудь, преходящих в крошечные ленточки в нижней части, что было похоже на укороченное бикини. Черные босоножки на каблуках и черные же чулки завершали образ.

Пэм с трудом села на стул. Она снова захихикала.

– Приготовься, цветочек! Я возьму золотой, ты - голубой. Он отлично будет сочетаться с твоим загаром.

Она сбросила свое пальто, и когда испачканная кровью блузка оказалась на виду, правильно поняла выражение тревоги на моем лице. Повернувшись ко всем спиной, она расстегнула пуговицы, затем вывернула блузу наизнанку и кинула на пол недалеко от вампирши. К моему изумлению, вампирша выждала момент, потом одним быстрым движением подняла блузку и запихала ее в свою огромную сумку.

Пэм избавилась от своей одежды и надела костюм так, будто делала это каждый день.

Я повернулась спиной к комнате, хотя никто кажется ничуть не интересовался моими прелестями. По ходу дела я обнаружила, что полоски ткани в нижней части костюма были на липучках. Удобно.

Оглядев нас, я сказала:

– Ух ты. Пэм, мы отлично выглядим.

– Да, это так, - согласилась Пэм без тени скромности. Мы поставили друг другу твердую пятерку.

– Меня уже отпускает, - сказала Пэм.
– Правда, я чувствую себя почти что самой собой.

Ирокез сказал из-за двери:

– Итак, двойняшки, ваш выход!

Я понятия не имела, как мы собирались из этого выкручиваться, поэтому мы направились к двери. Даже под воздействием наркотика Пэм умудрялась идти ровно в своих туфлях на платформе. Мне же пришлось сильно сконцентрироваться, чтобы управиться со шпильками.

– Как вас зовут?
– спросил Ирокез.

– Сахарок и Ириска, - сказала я, и Пэм повернула голову, чтобы одарить меня взглядом, в котором ясно читалось, что она считает меня идиоткой.

– Потому что она белая, а ты коричневая, - сказал Ирокез.
– Мило.

Все-таки я не зря столько времени провела, загорая.

– О'кей, ваша очередь, - сказал

Ирокез, открывая дверь в конце коридора, за которой был короткий лестничный пролет, ведущий в темноту.

Шум обрушился на нас. Блондинка латиноамериканского вида спускалась по ступенькам, голая по пояс. Вслед ей слышались свист и звуки неодобрения. Она выглядела потной и равнодушной.

Копы все еще стояли в холе.

– Пастырь Иудейский, - пробормотала я, и мы с Пэм посмотрели друг на друга, пожав плечами.

– Новые навыки, - сказала она.
– Эрик говорил мне, что ты неплохо танцуешь. Просто постарайся сделать то же самое голой.

И мы пошли вверх по лестнице, покачиваясь на высоких, высоких каблуках, чтобы начать нашу карьеру в качестве стриптизерш. Внезапно мы оказались на сцене, которая была деревянной, выкрашенной в черный цвет, с тремя установленными на ней шестами.

Конферансье был брюнетом с широкой белоснежной улыбкой. Он говорил:

– Запомните, джентльмены! Аплодисменты каждой девушке измеряются нашим аплодисменто-метром. Из всех сегодняшних танцовщиц только три девушки, получившие наибольшее внимание зала, будут наняты на работу в "Блондинку!"

Выходит, мы бесплатно развлекали публику в смутной надежде, что можем получить здесь работу. Майкл был даже большим говнюком, чем я думала, что говорило о многом.

– Итак, сразу после их побившего все рекорды выступления в Вегасе, я представляю вам Сахарка и Ириску!
– сказал конферансье необычайно театрально. Я поняла, что он употреблял наркотики.

Я натянула на лицо свою самую большую и ничего не значащую улыбку и умудрилась дойти до передней части сцены, не упав. Спасибо Пэм, которая неожиданно схватила меня за руку. Вместе мы вглядывались в мужчин, скрытых темнотой зала; выхватывая блеск бороды здесь или сияющее отражение пряжки на ремне там. Гиканье и свит оглушали.

Конечно, у нас не было определенной песни. "SexyBack" Джастина Тимберлэйка заорала из динамиков, и для меня это было то что надо.

– Шевелитесь, - прокричал грубый голос.

Мы должны были танцевать. СЕЙЧАС. А потом мы должны будем уносить отсюда ноги, пока Майкл и Руди не восстановились достаточно, чтобы отправиться в погоню.

Я полуобернулась к Пэм и кокетливо посмотрела на нее. Она непонимающе пялилась на меня в ответ, пока не уловила смысл.

– Шест, - пробормотала я, и она, одарив зрителей задорной улыбкой, обвилась вокруг ближайшего шеста.

Послышались подбадривающие крики. Я почувствовала, как похоть начинает овладевать мужскими сознаниями, когда обняла Пэм сзади. Пэм поняла, что от нее требуется, и мы вертелись вокруг шеста вместе, точно приклеенные. Я мельком увидела лицо Пэм. Она сладострастно облизывала губы.