Две Елисаветы, или Соната ля минор. Судьба твоя решится при Бородине. Две исторические пьесы
Шрифт:
Чимарозо: Когда в пленительном забвеньи, В час неги пылкой и немой, В минутном сердца упоеньи Внезапно взор встречаю твой, Когда на грудь мою склоняешь Чело, цветущее красой, Когда в восторге обнимаешь… Тогда язык немеет мой. Без чувств, без силы, без движенья, В восторге пылком наслажденья, Я забываю мир земной, Я нектар пью, срываю розы, И не страшат меня угрозы Судьбы и парки роковой…
Опустившись на одно колено, Чимарозо склоняет обнажённою голову перед Августой.
Раздаётся оглушительный пушечный залп, все вздрагивают,
На набережную выходит Орлов в ослепительно белом с золотом мундире. Его сопровождает свита. Августа скрывает лицо под вуалью. Орлов подходит к столику Шувалова, залпы обрываются.
Орлов: Добрый день, дражайший отец мой Иван Иванович. Шёл я в церковь, да попал на свадьбу. Неплохо вы здесь устроились. Звонкая гитара, юные девицы, сладкое вино и целые клумбы цветов…
Шувалов: С прибытием, мой дорогой граф. На какую свадьбу? Это очень неудачная шутка, чур вас за такие слова, Алексей Григорьевич. Живу я тихо и скромно, словно монах-пустынник, и цел лишь вашими слёзными молитвами. Службу царскую исполняю я честно и исправно.
Орлов: Дай бог вам усердия, господин обер-камергер. Я доставил вам письмо из Петербурга и высочайшее повеление. Содержание письма есть государственная тайна, а исполнение его должно быть беспрекословным. Под страхом смертной казни.
Шувалов: То-то я смотрю, с какой помпой, с дымом, грохотом и адской пальбой вы изволили доставить мне тайное письмо.
Орлов пристально смотрит на Паисиелло и Чимарозо, те, почтительно кланяясь, пятятся назад. Орлов выжидающе смотрит на Августу, но Шувалов машет ему рукой. Орлов подаёт письмо, перевязанное шёлковой голубой лентой, которое Шувалов принимает с поклоном и прячет во внутренний карман.
Орлов: Говорят с уха на ухо, в слышно из угла в угол. Пальба сия, любезный Иван Иванович, предназначена для устрашения врагов и к радости друзей нашего государства. Маркиз Пугачёв захвачен и отдан в тайную для дознания. Бунт внутри государства задушен. Осталась самая малость – захватить внешних друзей маркиза, и для их-то устрашения и произведён сей малиновый звон.
Шувалов: Внешних врагов? Друзей маркиза Пугачёва? Захватить в Неаполе? Боже мой, какие нешуточные страсти, Алексей Григорьевич. Вы словно с луны свалились.
Орлов: Вор у вора дубину украл, да за море сбежал. Господин обер-камергер, немедля прочтите письмо государыни.
Шувалов достаёт письмо, внимательно читает, затем снова прячет его.
Шувалов: Алексей Григорьевич, здесь эта авантюрьера. Я не придавал ей такого значения. Думал, что она всего лишь очередная безродная пустобрёшка. Мда… Много она на себя всклепала. Её следует немедленно изничтожить, дабы впредь другим неповадно было.
Августа: Какая авантюрьера?
Орлов: Милая синьорина, не встревайте в чужие государственные дела, коль не желаете закончить свою юную жизнь в мрачной монастырской келье. Мы, русские, говорим: не точи нож супротив себя, не вей верёвки для своей выи.
Августа: Мне это известно, граф Орлов!
Она приоткрывает вуаль и смотрит прямо в глаза Орлову. Тот падает на колено
Русские офицеры: Всевышний боже! Цесаревна!.. Храни господь её императорское высочество! Дай нам счастье и честь послужить ей не на жизнь, а на смерть!..
Августа: Господин обер-камергер, я изволила задать вам вопрос.
Шувалов: Высочайшим повелением мне предписано оказать всемерное содействие в наискорейшем розыске, изобличении, захвате и доставлении в Петербург некоей самозванки, дерзнувшей во всеуслышание объявить себя незаконнорожденной дочерью усопшей императрицы Елисаветы Петровны, царство ей небесное, и находящейся в пределах неаполитанского королевства.
Августа: Боже, какая низость.
Шувалов: Увы, ваше высочество. Вот письмо.
«Друг мой Иван Иванович! Письмо ваше от 27 сентября со всеми приложениями исправно доставлено в мои руки. На ваше собственное письмо отвечаю следующее. Во-первых, ваше желание относительно поимки злодея Пугачёва исполнилось: он жив и привезён в Москву, под добрую и крепкую стражу 4 числа сего месяца. Досель ещё не видно, чтобы иностранныя державы или иноземцы были замешаны в этом гнусном деле, но раскольники в нём участвовали, что ныне со всем прилежанием дознаётся. Равным образом, более пятидесяти главных коноводов шайки привезены в Москву. Во-вторых, нами получено тайное письмо, обращённое к канцлеру графу Панину от некоей обманщицы, именующей себя дочерью покойной Елисавет Петровны. Здесь известно, что в июле она находилась с князем Радзивиллом в Неаполе, и я советую вам разследовать о ея местопребывании и где она находится, и если возможно, заманите её такое место, где вам было бы легко посадить её на один из наших кораблей и прислать сюда под крепким надзором. Я уполномочиваю вас сим потребовать выдать эту тварь, которая так нагло всклепала на себя невозможное имя и звание, а на случай непослушания, позволяю вам употребить угрозы, если же потребуется наказание, то бросить несколько бомб в город; буде же возможно достичь цели без шуму, то соизволяю и на это. Быть может, что из Неаполя она отправилась в Парос и только показывает, будто прибыла из Константинополя. Велю действовать по обстоятельствам. В-третьих, графу Орлову мною поручено строго проследить, чтобы ваша воспитанница была надёжно и крепко охраняема, дабы не имела контактов с злодеями. Будьте благополучны, будьте здоровы; я же вам благосклонная – Екатерина».
Августа: Значит, она изволит быть здесь?
Шувалов: Так точно, ваше высочество, здесь она. Эта вавилонская блудница не стесняясь вслух мутит воду. Столь дерзкое, неслыханное преступление должно быть незамедлительно пресечено. Коль сия непотребная девка испекла пирожок, пусть сама и съест. А графу Орлову ея императорским величеством особо поручено в целости и безопасности, под прикрытием пушек флота доставить вас в резиденцию на Капри, где бдительно и надёжно охранять ваш покой от любых преступных посягательств.
Августа скрывает лицо под вуалью, встаёт и следует к ожидающей шлюпке. Шувалов, Орлов и русские офицеры почтительно сопровождают её. Неаполитанцы расступаются, низко склонившись. Войнович и Рибас вежливо откланиваются гвардейскому офицеру.
Офицер: Вы есть истинный дьявол с вашим везением, синьор висельник.
Рибас: И дьявол был когда-то ангелом. Даже в этом разбойничьем вертепе. Честь имею!
Войнович: Удача любит храбрых, лейтенант Рибас. Вперёд к славе!