Две квартиры
Шрифт:
– Я тоже долго не мог смириться. Да и нервно это все – переезд, переустройство… Новая жизнь, новые люди.
Вагон погрузился в воспоминания.
– И как ты справился? – Катя громко проглотила слюну. Громко и заразительно.
Вагон сглотнул сам. Не насытился одной слюной. Подозрительно глядя на картошку, булькающую в воде, отошел к графину, налил воды в стакан. Предложил жестом гостье, та отказалась. Вагон с облегчением выдохнул – в графине осталось немного, с осадком, неловко таким гостей потчевать.
Мужчина сунул чайник под маленький краник фильтра,
– У меня была София, – наконец ответил он. – Мы дружим с детства. Во дворе познакомились – уже не помню, как это так произошло. Помню только, как дружили. Пока она не пошла в десятый, а я не женился. Соня совсем замкнулась, а меня жена, Маринка, ревновала к ней, общаться запрещала, скандалила… В общем, не по тому месту все пошло. А потом мы здесь снова встретились. В один дом поселили, в соседние квартиры. Прикинь, как повезло! До сих пор не верю в такую удачу. Боюсь, что мне причудилась она. Что я спятил совсем и чужую девицу за Софию принимаю! Она не та совсем, что раньше, это еще больше смущает… София – ярый пыш, ей в районе даже нравится, а я по дому скучаю. По жизни прошлой. По собаке своей – пудель у меня был…
Вагон замолчал. Задумался. Достал из пачки вермишель, утопил.
– Я тоже скучаю по прошлому, – подала голос Катя. – У меня был кот Вася.
Вагон умильно улыбнулся. Нечасто удавалось поговорить на такой волне – теплой, хоть и печальной, такой… домашней, что ли.
Они долго молчали, предаваясь воспоминаниям о прошлом.
Катя поправила рукав кофточки – шов немного сполз. Ворот черного трикотажа доходил щитовидки.
– Знаешь, ты – единственный, кто не пристает ко мне, – смущенно проговорила девушка. – И ты никак не комментируешь мою внешность. Спасибо.
Вагон снял кастрюлю с плиты.
Стоять на кухне смысла уже не было. Он стеснялся садиться напротив гостьи или, тем более, рядом с ней. Стоять комфортнее. Безопаснее.
– Неужели и мой сосед к тебе приставал? – удивился он, наморщив лоб. На Вьюка непохоже!
– Не приставал. Но… он так смотрит на меня, будто я дерьмом политая. Мне кажется, его воротит меня.
– Не только от тебя, – заверил Вагон. Вряд ли девушке стало от этого легче.
– Еще я случайно подслушала их разговор. Я еще вчера хотела навестить тебя, но… Когда вышла в подъезд услышала их голоса. Они курили у лестницы, на этаж всего ниже, я просто не могла не слушать, – оправдывалась она.
– Бывает такое, да.
Катюша благодарно посмотрела на него – ей и вправду было одиноко в эти дни.
Она продолжила рассказ:
– София что-то говорила обо мне. Сплетничала, видимо, сучка… Прости, я не хотела ее так называть, но я не могу… Она меня ненавидит! И я не понимаю, что я ей сделала!
У Вагона были предположения, но делиться ими с запуганной девушкой он не собирался.
– София любит позлословить. Так что сделал мой сосед? – подтолкнул разговор Вагон.
– Он… он просто тихо сказал: «Да не думайте о ней, ее через пару дней либо взрежут, либо так совокупят, что она сама взрежется». Сказал он
Катя разревелась. Ее лицо налилось цветом помидора, раздулось, опухло.
Вагон быстренько вытер руки полотенцем, сел рядом и аккуратно обнял ее за плечи.
Он ничего не говорил, только слушал бессвязные причитания и молился, чтобы Вьюк не вернулся раньше с работы. Плачущей девицы на своем спальном месте он не перенес бы.
Спустя полчала завываний, плаксивых похрюкиваний Кати и ритмичных похлопываний и поглаживаний по плечам и голове Вагона, девушка, наконец, стихла.
– Прости, что устроила сцену… – жалобно всхлипнула она.
– Ничего. Мне приятно знать, что в этом мире еще есть эмоции. Настоящие и не злые.
Катя размазала потекшую тушь рукавом. Кофточка могла это пережить – черные пятна на черном, щеки отмыть тяжелее. Мицеллярка кончилась.
– Скажи, – начал, покашляв, Вагон. – А во время Вспышки ты… ты убила человека?
Катя удивленно посмотрела на него, но противиться расспросам не стала – ей и без того было неловко.
– Да.
– А тебе… понравилось?
Катя отсела. Насторожилась.
– Да нет. А почему ты вдруг спрашиваешь?
Вагон встал. Подошел к окну. Постоял секунд десять, теребя тюль. Снова сел – уже на свой диван, напротив Кати.
– Во-первых, никогда и никому не признавайся, что тебе НЕ понравилось, – серьезно сказал он, опираясь локтями на колени. – Ты поняла?
Катя кивнула.
– Во-вторых… Во-вторых, я знаю, почему тебе страшно и стремно – просто ты не пыш. Может, воз или еще кто, не знаю, но не пыш. И пыши тебе этого не простят.
– А с чего ты взял, что я не такая?
– С того, что тебе не понравилось, – печально улыбнулся Вагон. – С того, что ты плачешь. Переживаешь из-за своей внешности и того, что о тебе говорят. Ты слишком… нормальная для пыша. Расскажи мне, пожалуйста, как все было в тот день. Я постараюсь помочь.
Рассказ вышел короткий, без лишних подробностей и оригинальностей.
Какой-то парень начал приставать на вечеринке. Затолкал немного датую Катюшу в какую-то тесную комнату. Оставил полупустую бутылку на столе, порвал ее кофточку. Катюша схватила бутылку и разбила об голову парня. Прошлась по черепу лампой. На всякий случай, так сказать.
Обыкновенное превышение самообороны признали Вспышкой.
А кто докажет, что это не Вспышка? Как вообще понять?
В Клинике №19 перепуганной Кате позадавали наводящие вопросы, провели парочку тестов и отправили в район В1.
Вагон так растрогался, что пустил слезу.
Бедная девочка!
Несчастная красавица!
Вагон встречал Катю с работы.
К слову, ее определили продавщицей в «Георгину», в двух шагах от дома.
Темнело рано, под ногами лед – поддержка неловкой девушке нужна и при отсутствии потенциальных насильников.