Две линии судьбы. Когда остановится сердце (сборник)
Шрифт:
— Я только потом догадалась, что это была ты. Как там, в Сургуте?
— Я же говорила тебе, что мне просто страшно стало там жить одной… У меня одна знакомая в соседнем поселке вот так умерла. Стало ей плохо с сердцем, а жила она одна. И она тоже была на инвалидности. Словом, никто ее и не хватился. Она целую неделю лежала, мертвая, дома. И кошка ее орала…
— Не надо, не надо! Я все поняла. Ты правильно сделала, что приехала сюда. А квартиру ты продала?
— Нет, не продала, но, если ты скажешь, продам сразу же.
— Нет-нет, это я просто
— Умею.
После того как они о многом рассказали друг другу и Соня почувствовала сильную усталость, да к тому же еще у нее разболелась голова, решено было ложиться спать.
— Я постелила тебе в той комнате, где раньше мы спали с сестрой, когда приезжали в гости к бабушке. Это она мне рассказывала. Знаешь, Валентина, иногда мне кажется, что это было не с нами. Словно это не мы поехали тогда в этот пансионат. Как он назывался?
— Твоя бабушка мне писала, но я не запомнила. Какие-то «зори»…
— Постой, дай-ка вспомню… Не «зори», а «дали»! Голубые или синие…
— Бирюзовые?
— Вот, точно! Пансионат «Бирюзовые дали». Знаешь, я всегда думала, что запомнила это название, но каждый раз почему-то забываю. Какое-то дурацкое название…
— Интересно, там до сих пор выдают лодки? И люди целыми семьями плавают вдоль берега.
— Говорят, что отец был сильным и орудовал веслами так, что и не заметил, как далеко они отплыли от берега. И никто не мог предположить, что в лодке дыра. Под решеткой. И лодка медленно, но верно наполнялась водой. И они кричали, сильно, громко — мама, моя сестра Женечка и отец. Но были сумерки, все ушли на ужин. Еще пошел дождь…
— Какая трагедия! А как случилось, что ты не поплыла с ними?
— Бабушка говорила, что у меня заболел живот, это меня и спасло.
— Сколько тебе тогда было? Три? Четыре?
— Три года.
— Ты что-нибудь помнишь?
— Думаю, нет. Хотя… Вроде за мной приехала бабушка, сказала, что мне лучше не быть на похоронах.
— Неужели ты совсем ничего не помнишь?
— Помню только, что в квартире бабушки — вот здесь, в этой квартире — было очень тихо. Я знала, что мои родители и сестра утонули, но представить себе это не могла. Я же не видела их мертвыми.
— Говорят, тела нашли не сразу.
— Не знаю я. Помню, что в доме сильно пахло лекарствами — это моя бабушка болела, к ней без конца приезжала «Скорая». И врачи делали ей уколы. На меня, на девочку, это производило большое впечатление.
— Их хоронили одновременно?
— Конечно. Как же иначе? Валя, давай не будем об этом. Так тяжело все… Думаю, моя жизнь сложилась бы иначе, если бы были живы мои родители. И вместе с сестрой мне было бы не так страшно идти по жизни. Я хоть и помню ее смутно, но без нее моя жизнь какая-то пустая. У меня так и не появилась подруга, близкая подруга, понимаешь?
— Понимаю. А вот у меня в Сургуте были две подруги. Но одна умерла, я тебе рассказала, как жутко все это
— И как, она счастлива?
— Думаю, да. Она писала мне. Рассказывала, что у них квартира в Сочи и еще какой-то дом, где они размещают туристов летом. И что они хотят превратить свой гараж в двухэтажное строение, чтобы и туда пускать отдыхающих. Шла стройка, она готовила еду для рабочих, была очень занята, но все равно, выкроила время, чтобы черкнуть мне. И тон ее письма показался мне хорошим, оптимистическим. Может, там любви никакой и нет, но уважение и остальные теплые чувства — есть.
— Вот видишь, она нашла свое счастье в зрелом возрасте.
— Почему в зрелом? Она не намного старше и меня, и тебя.
— А тебе сколько лет?
— Я понимаю, что выгляжу старовато, но моя мама, твоя бабушка, которую ты постоянно упоминаешь, Лидия Козельская, родила меня в тридцать восемь лет.
— И какого же ты года рождения? Напомни, — попросила Соня.
— 1983-го. А ты, как я понимаю, 1985-го?
— Значит, ты старше меня всего-то на два года?! А я тебя все — «тетя» да «тетя»… Послушай, а почему вы с бабушкой практически не общались?
— Да так уж получилось… А она что рассказывала? — как-то особенно грустно, сощурив свои длинные глаза, спросила Валентина.
— Что ты очень рано связалась с каким-то парнем, сбежала, и тоже, кажется, в теплые края, — Соня попыталась улыбнуться.
— Если бы это еще принесло мне счастье! Знаешь, я не люблю об этом вспоминать.
— Ну и ладно. Давай спать, — Соня подошла к своей тетке, обняла ее и даже поцеловала в коричневую обожженную щеку. — Ты расскажешь мне завтра, что случилось с твоим лицом?
6. Май 2010 г. Глафира
Алевтина выполнила свое обещание и принесла Глафире поесть. Увидев размазанное по красивой, из дорогого сервиза, тарелке какое-то зеленое месиво, Глаша подозрительно посмотрела на Алевтину:
— Аля, что это такое?
— Суп-пюре из цветной капусты, — извиняющимся голосом ответила та.
— А колбаски в холодильнике не нашлось?
— Хозяева такое не держат. Едят вот эту… гадость. Очень себя любят, хотят подольше пожить. Ни соли, ни сахара, ни хлеба. Тоска страшная. Не понимаю, зачем тогда человеку столько денег, если он не может всласть поесть!
Кажется, эта рабыня-домработница в очередной раз нашла в лице пленницы благодарного слушателя.
Глафира вздохнула и зачерпнула ложкой зеленый густой супчик. Попробовала.
— Знаешь, ничего, особенно когда ты голодная как черт. Жаль только, что перед смертью придется мне хлебать это пойло, вместо того чтобы позволить себе поесть жареной свининки или угоститься пирожными из нашей кондитерской. — Тарелка очень быстро опустела. — Чувство голода осталось. Что делать? Может, ты принесешь что-нибудь еще?