Две недели до Радоницы
Шрифт:
Она вдруг нервно рассмеялась. От волнения перешла на родной язык.
– А тебе и не ведомо, так? Моя жизнь – то глупый кепский жарт. Не повинна ту быть, не повинна!
Приговаривая так, она ушла по сходам наверх, и я остался один в середе. Дом полнился шуршащим грохотом града, в печи трещали поленья. В сумраке комнаты выделялась лишь полоска света на столе. Недолго думая, я бросился к печи. Дорогой читатель, вынужден признать, что я всегда был очень любопытным – черта характера, которую многие описывают выражением «сует нос в чужие дела». Я предлагаю тебе самому определиться с отношением. Так или иначе, я открыл заслонку и заглянул внутрь. Пламя еще не успело наброситься на картон. Я зацепил край кочергой и вытянул коробку наружу.
Усевшись перед лампой,
***
Читатель, настала пора моего первого отступления. Письма, которые я читал тем вечером под светом лампы, были написаны на польском. Ниже следует примерный перевод, который, на мой взгляд, верно передает стиль и содержание ее рассказа.
Отступление первое
Письма Агате
Письмо первое. 2 декабря 1981 года
Здравствуй, Агата.
Когда учитель предлагал нам адреса и имена тех, кому мы можем послать письма, мне очень понравилось твое имя. Ведь Агата с древнегреческого означает «мудрая, добрая». Девушка с таким именем наверняка очень ответственная, у нее много друзей, и она всегда готова прийти людям на помощь. Это самые важные качества в человеке, и я уверена, что ты ими обладаешь в избытке. Еще меня очень заинтересовал твой город, Красеюв. Наверно, потому что он похож по звучанию на мой. Поменяй всего пару букв – и будет Красинов. Хотя мы с тобой очень далеко друг от друга. Я посмотрела на большую карту, и увидела, что ты на самом севере, а я на самом юге. Наверно, ты видишь море каждый день.
Мой город очень маленький. После войны здесь осталось совсем мало жителей. Люди голодали, было бедно. Но потом открыли медные залежи и построили завод. Со всего края к нам стали приезжать на работу. Город стал развиваться: появились новые улицы, дома. Моя школа тоже появилась благодаря этому развитию. Я пошла в первый класс в год ее открытия. Тогда у нас не было даже спортзала и гардероба. Верхнюю одежду мы просто складывали на один большой стол, а упражнялись на большом пустыре. Территория вокруг школы была большой стройплощадкой. Учителя, ученики, кто постарше, а также родители вместе работали над садом вокруг школы, сажали и растили деревья. Мужчины занимались строительством. Я была маленькая тогда, умела только землю копать да поливать цветы. Но общий труд был в радость. Никто не жаловался и не роптал. Люди знали, что работают на общее благо, что в нашем замечательном городе должна быть отличная школа. Я с улыбкой вспоминаю, как утром мы занимались правописанием с пани Йолой, а днем копали грядки.
Я уже приняла решение, что в будущем стану учителем. Я пока не знаю, что хотела бы преподавать. Возможно, литературу. Мне хочется передать детям свою любовь к слову, показать им, как много эмоций и переживаний человек может выразить всего лишь с помощью ручки и бумаги.
В Красинове я живу у дяди с тетей в квартире. Они замечательные люди, заботятся обо мне, как о собственном ребенке. Тетя Юстына берет меня с собой в костел, и я уже несколько раз была на исповеди. Она говорит, что я не должна забывать о Боге и что всегда могу надеяться на его помощь. На именины она даже подарила мне кулон с изображением святой мученицы Варвары. Мне было неловко, ведь это очень дорогая вещь. Но тетя сказала, что в простых вещах кроется огромная сила, и о них не следует судить по внешнему блеску.
Мой дядя Марек – мастер на все руки. У него своя мастерская, где он ремонтирует автомобили. Он знает людей со всей страны. Часто ездит по делам в соседние города, особенно во Вроцлав. В нашей квартире
Единственный, кто остается с нами после собраний у дяди – это пан Владислав. Он интеллигентный и начитанный человек, и мы с ним хорошо дружим. Он очень любит рассказывать о своей дочери Марте. Она окончила школу и уехала учиться в университет во Вроцлав. Пан Владислав также советовал мне переехать в большой город после школы. Дядя Марек услышал это и сказал, что я не могу ехать, пока не научусь приемам каратэ. Мой дядя очень импульсивный и однажды захотел показать приемы прямо на пане Владиславе. Он согласился, правда с большой неохотой. В конце занятия мы сошлись во мнении, что это скорее приемы уличного боя, чем каратэ. Особенно дядя настаивал, чтобы я заучила удар, который, дословно, убивает цыплят. С твоего позволения, Агата, я не буду углубляться в подробности этой боевой техники.
Вот такая у меня в общих чертах жизнь. Вполне обычная и, наверно, скучная. Если ты решишь ответить на это письмо, расскажи о себе. Что ты читаешь, чем интересуешься, кем хочешь стать в будущем? Расскажи о своем городе. В нашей библиотеке я не смогла найти ни фотографий, ни рисунков. Это даже лучше, потому что слова всегда дают мне гораздо более богатую картину, чем любое изображение. Надеюсь, я не слишком много спрашиваю. Надеюсь услышать Твой ответ.
Каролина Войчек
Письмо второе. 12 апреля 1982 года
Привет, Агата!
Я никогда тебя не видела, но писать нужно человеку, чей образ ясно представляешь. У тебя длинные вьющиеся волосы, глубокие чистые глаза, ты высокая, стройная и красивая девушка. Ну, по крайней мере, я представляю тебя так, судя по твоему первому письму. Я была очень рада, когда листонош принес твое письмо! Честно говоря, я думала, что ты мне не ответишь. И ответ пришел так скоро!
В первую очередь хочу поздравить тебя c Рождеством Христовым! Христос Воскрес! Не знаю, когда ты получишь это письмо, так как отправляю его через знакомую прихожанку, которую встретила в костеле. Ты написала, что не пропускаешь ни одной службы в Кафедральном соборе Святого Креста. Пани Моника тоже ходит в эту церковь. У нее есть позволение на передвижение между воеводствами. Только таким образом получается что-то передавать без слежки. Сама знаешь, как сейчас с письмами: сначала вообще ничего нельзя было отправить, и я не хотела, чтобы мое письмо, адресованное лично тебе, читал кто-нибудь посторонний. Мы праздновали Пасху в церкви всей нашей коммуной. С наступлением военного положения очень много людей стало приходить в костел, даже неверующие. Все потому, что солдаты сюда не заходят.
Когда пан Ярузельски в военном мундире объявил, что наша отчизна находится над пропастью, мы с Юстыной готовили ужин на кухне. Никто не знал, чего ожидать. Телефоны замолчали, нельзя было никуда позвонить. Утром появились танки и броневики, на улицах – люди в военной форме. После наступления полицейского часа они проверяли документы у всех на улице. У кого не было паспорта, сразу же забирали, сажали в фургон и увозили.
Тетю Юстыну с тех пор много раз останавливали, и я очень волновалась за нее. Юстына поздно уходит с работы – она работает на заводе по добыче меди. Солдаты всегда просят ее показать бумаги. Будто каждый раз перед ними новый человек. А ведь они такие же граждане, как она. Зима в этом году длилась особенно долго, но патрули стояли даже в холод. Солдаты грелись от коксовника. Слава Богу, никого из жителей не покалечили и не применяли насилия. Я слышала, что во Вроцлаве танки сносили стены заводов, а солдаты в шлемах и с дубинками – их называют ЗОМО – атаковали мирную толпу. У нас пока никаких демонстраций нет, люди боятся лишний раз показываться на улице. Из окна кажется, что город заброшен.