Две недели до Радоницы

Алябьев Артемий

– Вот эти браслеты нам выковал кузнец, – продолжала Каролина, – Особо для свадьбы. Я хотела, чтобы они были в форме этих ветвей.

Она убрала край шали с левого запястья. Работа была действительно искусной: ярко блестело полированное серебро, а в узелке различались отдельные плетения.

– Кузнеца зовут Григорий, – закончила она. – И он перекует нам меч.

– А потом?

– Ты еще не понял? Марцель пробудится!

Она вновь исчезла внутри дома. Я совсем не знал, как относиться к действиям Каролины. Слушать, что она говорит и идти к кузнецу?

Переубедить ее не удалось бы. Я лично не верил, что Марцель пробудится от такого и на время решил подыгрывать тете. Посмотреть, к чему это приведет. Неужели она всегда такой была? Это лишь показывало, как мало я знал о своей семье. Вот даже никогда не видел фотографий этой свадьбы.

Я снова проглядел каталог, только в этот раз искал лица родственников. Их не было. Где отец? Бабушка с дедушкой? Не может быть, чтобы они не пришли на венчание Марцеля. На снимках все сплошь молодые. Вероятно, и родителей Каролины тоже не было. Я вспомнил, как однажды в Подхале один из гостей завел с Веславой речь о жене ее сына. Бабушка только сказала досадливо: «То не было веселе, а только заручины», подразумевая, что свадьба была ненастоящая. На тайные браки, когда родители оставались в неведении, в Нагоре смотрели косо. По традиции, молодожены просили за них прощение.

Каролина тем временем вернулась с увесистым холщовым мешком в руках.

– Пойдем же, – воззвала она с радостным волнением в голосе, – Пойдем к черному кузнецу.

***

В той части Купав, где жил Григорий, дома выглядели брошенными – старые деревянные избы по краям дороги, обнесенные ржавым металлическим забором. По пыльным оконным стеклам бежали беспомощные трещины. Где-то с крыш свисали пласты мха в форме странных сосулек. За решеткой во дворах – там, где раньше были огородики и сады – распускались сорняки.

Тетя ехала впереди меня на Лозе, а я следовал на Росе. Подстраивались под мой неспешный ход – Роса была не такой прыткой, как шесть лет назад. Конечно, я хотел взять молодую Белку, но только коснулся ее морды, как она глосно взревела и встала на дыбы. Правда – лошадь Марцеля признавала только его. Пришлось выходить старушке Росе. Каролина тем временем выманила Лозу морковкой. Седел не нашли – без Марцеля разобраться, что и где лежит было невозможно – и накинули на спины лошадям шерстяные одеяла.

– Кажется, и не живет никто, – сказал я.

– Григорий живет, – кивнула Каролина, – Все остальные уехали. Год назад. Слышал о программе переселения?

– Я приехал-то пару дней назад. Не успел новостей прочитать.

– Ах да. «Из вёски в столицу» – так называлась, кажется. Очень выгодное предложение было, раз столько людей согласилось.

– Бойков? Столица ведь больше для туристов строилась – разве там можно нормально жить?

– В Нагоре многое изменилось за последние годы. В Бойкове строятся жилые комплексы. Появилось много работ. Многие дальше в Европу переезжают. Молодежь из Купав мечтает туда перебраться по этой программе, как я слышала. Тпруууу! Приехали.

Каролина остановила Лозу возле густой

рощи ольшаника и спешилась.

– Дальше на ногах, – наказала она.

Мы повели лошадей по извилистой тропке, уводившей вглубь рощи. На широкой прогалине, освещенной бледным светом неба, стоял большой загон, за которым паслись кони. Каролина привязала Лозу и Росу возле выпаса и повела меня дальше.

– У Григория большое хозяйство, – объяснила она, – Самодостаточное, как говорится. То ведомо – он пару лет в Великом совете господарством заведовал.

Пока шли через поляну, я заметил огород, картофельное поле и отдельный участок, где росла полба. С расчищенного от деревьев пригорка в небо смотрел ряд солнечных батарей. За холмом располагался большой двухэтажный дом хозяина. Черепичную крышу венчал каменный дымоход, а темные стены были сложены из дубовых досок. Я решил, что у Григория большая семья.

– Дюже хозяйство… Но живет здесь один с дочерью, – сказала задумчиво Каролина, будто прочитав мои мысли.

По тропинке, выложенной камнем, мы обошли дом вокруг. Григорий колол дрова у большой крытой шопы. Земли вокруг него было не видно под грудьями расколотых поленьев. За спиной возвышалась еще целая гора бревен. Завидев нас, кузнец всадил колун в полено и отряхнул грубые, словно вытесанные из камня, ладони.

– Витам, пани Каролина! – приветствовал раскатистым басом.

Лицо Григория производило устрашающее впечатление: за исключением глаз, все было скрыто чернотой. Приглядевшись, я понял, что это сажа. Черный кузнец, значит.

– Витай, витай. Но не нужно формальностей, – рассмеялась Каролина. И после неловкой заминки, – Мы пришли просить тебя об услуге.

– Вот как? Так по что на дворе розмавлять. Пойдем в дом выпьем чаю.

Он подошел ближе, и меня накрыла огромная тень. Вблизи этот человек-гора внушал еще больший трепет. Мощная статура, крепкие кулаки, редкая борода – именно так изображали на картинах былинных богатырей. Я представился.

– Племянник, значит, – пробасил кузнец. – Похвально, что родичей не забыл.

Он подобрал с земли несколько коротких поленьев и позвал нас в дом. Втроем вошли за порог. Хозяин затопил глиняную печь и подставил к лицевой стороне самовар. Сам тем временем принялся ополаскивать лицо в тазу.

– Ради нас целую печь, Григорий, – протянула Каролина.

– А как еще чай согреем? – спросил с улыбкой великан. Лицо его сверкало маленькими капельками, что вцепились в волосы и щетину – и уже не выглядело столь грозным.

Он подросил в устье еще пару дров. Проговорил:

– Топить и так надо. Холодно сегодня. Надеялись на теплую весну, а Брат Сонце нас не услыхал.

Хозяин выставил на большой дубовый стол домашнее масло, творог и хлеб. Когда самовар закипел, он заварил в чайничке травяной чай. Сели чаевничать.

– Как Юлия? – спросила Каролина. – Уговорил ее вернуться в школу?

Григорий нахмурился и шумно вздохнул.

– Не хочет со мной разговаривать. Словно я ей больше и не отец.

– Все думает о переезде, так?