Две недели среди ненормальных
Шрифт:
– Может, его в дом загнать? – осторожно предложила Шаня.
– Я бы на это посмотрела, – подняла брови Травкина. – Да у тебя башка взорвется от потока занудства!
– Иди уже, – устало подогнал её Ваня.
– Жопа! – откликнулась Роза, взбегая по лестнице наверх.
– Скорее бы она ушла, – пожаловалась Шаня Ване, остановившись на пороге его комнаты. – Я в душ хочу, а они там сидят.
– Тоже видеть её не могу, – признался Травкин. – Проходи, чего стоишь?
Шмеленкова собиралась было сесть на его кровать,
– Что я, не Шаня разве? – воскликнула она. – Я сейчас спущусь, так спущусь, что никому мало не покажется!
Ваня удивленно обернулся.
– Илью только не напугай, он у нас припадочный, – наконец отозвался он.
– Я думала, ты сейчас возмущаться начнешь, – хмыкнула Шмеленкова.
– Не делай из меня... Ээ... Лошину! – оскорбился Иван.
Шаня расхохоталась и выбежала из комнаты, направляясь вниз. Смутная, неясная тревога на время отступила, а настроение резко улучшилось.
Подумать только. Одна реплика Вани – и её настроение стремительно повышается.
Поговорить с ним, что ли, как Сара советовала?
Но сейчас вопрос номер один – Вера Долдонова.
Шаня с умным видом неторопливо прошлась по кухне, сделала круг почёта, подошла к столу, за которым сидели Вера с Ольгой, и вдруг, протянув руку, схватила яблоко с тарелки Долдоновой и невозмутимо скрылась за дверью ванной, услышав за спиной удивлённый вздох.
– Знай наших, – усмехнулась Шаня, глядя на себя в зеркало и ероша и без того взлохмаченные светлые волосы. Пусть кража яблока выглядела ничем не лучше демонстративного ухода Николая, Шмеленкова чувствовала себя победительницей.
Когда Шаня закончила мыть голову и вылезла-таки из тёплой ванны, на кухне уже никого не было. Значит, не будут раздражать своим присутствием. Шикарно.
– Спокойной ночи, Шмель, – послышался голос Вани из комнаты.
– И тебе, Травка! – отозвалась Шаня, переступив через две ступеньки сразу. – Эй, Шимпанзе меня слышит?
– Иди в зад! – завопила Роза.
– И тебе приятных кошмаров! – фыркнула Шмеленкова.
Вот и родной чердак. Надо же, уже успел стать настоящей Шаниной территорией. Она действительно чувствовала себя здесь как в уютном гнёздышке. Чердак понравился даже больше собственной комнаты.
Дома не пахло так приятно деревом. Кровать была не такой мягкой. Не скрипел пол. И никто никогда не кричал: “Лошина, иди скорее жрать!”.
Улыбаясь, Шаня улеглась на кровать, запустив тапочком в выключатель. Здесь даже спится лучше. Хе-хе, а ведь думала, что едет в Ад.
Что ж, в Аду действительно здорово.
Утреннее пробуждение далось на удивление легко. Шмеленкова даже засомневалась, точно ли это она. Вдруг её во сне каким-то образом подменили? А как иначе объяснить куда-то запропастившееся желание убивать и... хорошее настроение? Это с утра-то раннего хорошее настроение?
Но, увы, чудес не бывает. Как только Шаня спустилась
Бледно-зелёная Ольга цедила из кружки чай, ёрзая на стуле. Бабушка тихо напевала что-то себе под нос, напоминая пациентку психбольницы. Николай с нагоняющим вселенскую тоску видом резал яичницу. Нож противно скрёбся о тарелку. Ваня сделал непроницаемое лицо. Илья в три погибели согнулся над тарелкой. Даже Роза умолкла. А если уж Роза молчит – значит, что-то действительно случилось.
– Приятного аппетита, – на всякий случай пожелала Шаня, принимаясь за еду.
– Не могу на него смотреть, желудок сразу не работает! – тут же пожаловалась Таисия, пальцем показывая на Николая.
Шмеленкова тут же пожалела, что вообще открыла рот. Николай весьма предсказуемо начал желтеть.
– Закройте рот и убирайтесь из моего дома, если что-то не устраивает! – зашипел Травкин. – Меня от вас тошнит, но я до поры до времени молчал.
– Коленька! – робко воскликнула Ольга.
Николай сделал вид, что никакой жены не существует, и продолжил пилить свою яичницу.
– Ой-ой-ой! – Таисия прижала руку к сердцу, изображая приближающийся инфаркт. – Меня унижает дерьмо!
– Мама! – взвизгнула Ольга, побледнев.
Вдруг стало совсем тихо. Шаня напряглась, осторожно поднимая глаза на старшего Травкина. Ваня уронил вилку. Роза, кажется, задержала дыхание. Илья начал медленно-медленно сползать, как поступал всегда. Шмеленкова отстраненно подумала, что имеет смысл присоединиться.
Оглушительный треск и звон битой посуды был похож на взрыв. Николай с размаху шарахнул всей рукой до локтя по столу, свалив несколько тарелок на пол. Шане на запястье выплеснулся горячий чай, но от неожиданности та даже не вскрикнула.
– Иван, едешь со мной, – процедил позеленевший глава семейства. – Ты ни секунды долее не останешься в обществе деградировавших отбросов.
– Ко-ко-ко, – ехидно ухмыляясь, передразнила бабушка. – Круто-ой, сучёнок! А яйца к земле ещё не тянут?
Ольга закрыла лицо руками. Илья на животе пополз к двери в туалет. Шаня чувствовала себя более чем по-идиотски. Она понятия не имела, что можно сделать и как исправить то, что происходит. Видимо, никак. Поэтому ей оставалось только выжидающе поглядывать на Ваню.
Младший Травкин поднялся из-за стола и молча, ни на кого не глядя, подошёл к отцу.
– Я сейчас, – негромко сказал он.
– Жду на улице, – коротко отозвался Николай.
– Илюша, ползи лучше обратно, Ванечке в ванную нужно, – давясь слезами, посоветовала Ольга.
Ваня, даже не повернувшись к матери, скрылся за дверью.
– Скажите на милость, петух обиделся! – продолжала подливать масло в огонь Таисия. – Вот сидит Шаня и думает: “Ой мудаки оба!”. Что, неправа, скажешь?