Две недели среди ненормальных
Шрифт:
– С тобой я потом ещё поговорю, – недобро зыркнул на него физрук. – Это я Шмеленковой! За мной, быстро!
– Твою мать, – обречённо вздохнула Шаня, выходя из класса.
– Допрыгалась, – ехидно протянула Катя.
– Почему только она? Мы же тоже участвовали! – возмутилась такой несправедливости Сара, сразу же поняв, что дело в Маринкович.
– Шаня на самом плохом счету, – ответил помрачневший Ваня, вскочил и тоже вышел в коридор.
Сара решила, что подругу всё-таки нужно поддержать, и выбежала
– Я сказал не наносить никому серьёзных повреждений?! – прорычал физрук, упираясь кулаком в стену прямо над головой Шани.
– Это разве серьёзно? – хмыкнула Шмеленкова, тщательно скрывая свою тревогу.
До сих пор ничего серьёзного за вечные драки с Даной с ней не случалось.
– Шаня не виновата, она защищалась! – примчался на выручку Иван.
– Помолчи, я с ней разговариваю, а не с тобой! – гаркнул Валерий Петрович. – И не с тобой! – прибавил он, заметив Сарочку. – Шмеленкова! – снова повернулся он к проблемной ученице. – Мне было велено принять меры!
– Ну принимайте, – бесстрашно пожала плечами Шаня.
Учитель совершенно неожиданно щёлкнул ойкнувшую Шмеленкову по носу.
– Лицо попроще сделай! – велел он ей. – За меру сойдёт? – обратился он к озадаченной Сарочке.
– Ну сойдёт, – осторожно отозвалась та.
– Вот и охренительно! Не понимаю я тебя, не могла в нокаут отправить, что ли? – поинтересовался физрук у потирающей нос Шани.
– А надо было? – удивилась она.
– Тупой вопрос, Шмеленкова! Надо было, тогда она бы хоть молчала и не верещала! – ответил Валерий Петрович. – Честное слово, на педсовете поставлю вопрос об исключении этой сосиски баварской, – пробормотал он, отходя.
Шаня, Ваня и Сара переглянулись.
– Это же школа Бороды, пора бы и привыкнуть, – беззаботно произнесла Шмеленкова, возвращаясь в класс.
– Что с вами делал этот изверг? – страдальчески поинтересовался Уран Дмитриевич, оторвав голову от парты, на которую улёгся.
– Жизни учил, – ответила Шаня, хрустнув пальцами.
– Понимаю, – жалобно вздохнул химик. – Повезло, что вы живы, – и снова уронил голову на стол.
Но поспать ни ему, ни Подфартенко снова не дали. В дверь вдруг кто-то поскрёбся, и в помещение впорхнула Марихуана Гашишевна.
– Ухихихихи, ребятушки, охохохохо! – захихикала она, позванивая цыганским монисто. – Там шестикласснички концертик репетируют для девятых классов, сходите посмотрите, зрителями будете! Всё равно лентяйничаете тут! Ухихихи! Охохохохо! А ты, Уранчик, чавой-то грустишь? – обратила она внимание на кислую физиономию учителя. – Ты ко мне зайди после уроков, я тебе одну травку лечебную дам, ухихихихи!
– Вот уж спасибо, – буркнул Уран Дмитриевич. – Единственное, что мне остаётся в этой гадкой жизни!
– Не шумитя, не шуми-итя! – уговаривала завуч малочисленных восьмиклассников. –
– Повезлоооо! – шёпотом закричал Подфартенко.
Концерт оказался более чем странным.
– Под чем писали сценарий? – фыркнула Сарочка, наблюдая, как богиня разума носится по сцене за двоечником, размахивая бутафорским мечом.
– Под лечебной травкой, – закатил глаза Ваня.
– Слава знаниям! – закричал выкатившийся на сцену квадрат и покатился дальше, а двоечник принялся пинать его ногами.
– Это точно воодушевит девятиклассников, – покачал головой Ваня. – И почему автор сценария всё ещё не в психбольнице?
– Мораль: не будь квадратным, – хмыкнула Шаня.
– Видимо, это учебник, – предположила Сара, глядя, как богиня разума и четырёхугольное нечто танцуют танец маленьких лебедей, а двоечник бегает на руках.
Репетиция оборвалась неожиданным отступлением от сценария.
– СПААААААААРТАААА! – звонко закричал выскочивший на сцену вихрастый мальчик и пинком сбросил квадрат в зрительный зал.
– Да чтой-то такое? – возопила завуч, вскакивая с кресла, в котором сидела, мерно раскачиваясь и хлопая в ладоши. – Опять ты, Зайчиков? Ухихихихи, гугугугу, буду меры принимать!
И она помчалась за скандально известным Митей Зайчиковым.
– Кажется, репетиция закончилась, – заметила Шаня.
– Домоооооооой!!! – взревел Подфартенко, свалился под стул и захрапел.
– Может, Розу с уроков заберём? – предложила Шмеленкова, когда они с Ваней и Сарой спустились на первый этаж.
– Вот ещё, – хмыкнул Ваня. – Пусть сидит со своими, всё равно не учится. Пойдём отсюда, что ли.
Перед отбытием из почти тюремных стен компания заглянула в столовую, а затем направилась к дверям. Но беспрепятственно уйти из школы не получилось.
– А ну стоять! Пришло время платить по счетам! – изрекла Маринкович, преграждая им дорогу. Её нос был щедро залеплен пластырем, а под глазом красовался фингал.
И тогда в голову Шане, которая сначала собиралась добавить лицу Даны украшений, пришла не вполне здоровая идея.
– Ну давай, иди сюда, пусть пробьёт час расплаты! – драматически воскликнула она, прижимая руку ко лбу и пытаясь подражать интонации Николая. – Всю жизнь, всю свою жииииииизнь я вынуждена созерцать тебя, терпеть этот вечный беспросветный кошмар!
– Ты шизанулась? – шёпотом поинтересовалась Сарочка.
Рот Даны медленно открывался.
– ВСЮ ЖИИИИЗНЬ ты меня притесняешь, ты угрожаешь мне! – продолжила завывать Шмеленкова, закатывая глаза и поднимая руки, как будто это были крылья. – Так пусть же останется лишь один из нас! Давай, подойди сюда, и мы с этим покончим! Я вызываю тебя на последний бой! Победитель съест сердце проигравшего!