Две полоски
Шрифт:
Господи, мой язык бежит впереди мыслей! Я не собиралась этого говорить.
Мирон Александрович вздохнул.
– Я маньяк. Смирись с этим и поехали.
***
Мирон
Аленка сказала, что у нее пониженный гемоглобин, поэтому я заказал ей отбивную. В мясе много железа. И салат с кучей свежей зелени, чтобы это железо лучше усваивалось.
Пока все это несли, Аленка сжевала весь хлеб из корзинки и, кажется, собиралась
Она была радостной и оживленной. Кажется, общение с врачом подействовало на нее благотворно. Болтала об анализах, о рекомендациях, о том, как ей было щекотно, когда ее слушали.
Я тоже пытался быть легким и позитивным. С большим трудом, но у меня получалось.
Аленка съела большую часть отбивной. Стала совсем расслабленной. Смотрит на меня, как на хорошего друга, а не как на пугающего начальника. Ну все. Пора.
Сейчас я задам очень важный вопрос. Блин. Сердце колотится. В горле пересохло.
Я поправил галстук. Почувствовал, что он меня душит и снял его.
Ладно. Я готов.
– А, кстати, какой у тебя срок беременности?
– спросил я небрежным тоном.
Получилось как-то сипло. Прокашлялся. Хотел повторить. Но, кажется, Аленка и так меня услышала.
– Они говорят: пять недель, - произнесла она.
– Но я могу сказать еще точнее.
Мое сердце пропустило несколько ударов. Мне стало очень жарко.
– Пять недель, - эхом повторил я. - А что значит: точнее?
– Просто я совершенно точно знаю день зачатия, - выдала Аленка.
Я снял пиджак и расстегнул рубашку.
У них тут что, систему кондиционирования заклинило? Почему так душно?
– Э-э… как это?
Я хочу подробностей! Я требую их!
Аленка лишь загадочно улыбнулась и воткнула вилку в отбивную. Мне показалось, что вилка вошла мне в горло. Что-то мешало дышать.
Аленка же улыбается, как ни в чем не бывало, щебечет что-то о пользе салатных листьев и от том, как ей нравится шпинат, хотя все его ненавидят.
Я залпом выпил стакан воды. Хотелось чего-нибудь покрепче. Может, заказать виски? Но я за рулем…
Надо просто задать вопрос в лоб, и все. Как я и собирался.
– Отец ребенка - твой бывший?
– выпалил я.
Аленка помрачнела. Перестала резать отбивную. Даже отложила нож.
– Ты ешь, ешь, - попытался подбодрить ее я.
– И извини за бестактный вопрос.
– Я не хочу о нем говорить!
Мне показалось, что в ее голосе звучат подступающие слезы. Вот тебе и вопрос в лоб! Только расстроил ее, а ничего не узнал. Теперь вообще на эту тему нельзя заговаривать.
Блинский блин!
Я
Вообще я знаю один способ вызвать собеседника на откровенность. Он работает практически безотказно.
Надо сделать первый шаг. Рассказать о себе что-нибудь такое, чем не хотел бы делиться. Что-то неловкое или стыдное. Или очень личное. Желательно на ту же тему, на какую хочешь услышать откровенное признание.
Засада в том, что обмануть тут не получится.. Если ты говоришь неправду, собеседник не раскроется. А вот если ты откровенен… редко кто сдержится и не будет откровенным в ответ. Особенно, если момент выбран подходящий.
Я не знаю, как и почему это работает, но я делал это не раз. И всегда получал результат.
Мне есть что рассказать в тему. Это очень личное, я не хотел бы делится этим с кем бы то ни было. Но, похоже, придется.
Это мой шанс узнать правду.
***
Алена
Мирон привез меня в ресторан. Как я ни упиралась, он настоял на своем. Вообще не слушал моих возражений!
– Тебе надо поесть. Там хорошо кормят, - единственное, что он сказал за всю дорогу.
Которая, правда, была недолгой.
Мы вошли, мой нос сошел с ума от изобилия приятных запахов, желудок урчал, руки тряслись… давно я не чувствовала себя такой голодной! Не удержалась и съела весь хлеб. И мне полегчало.
Сразу стало веселее, я вообще чувствовала себя, как пьяная. Мне хотелось смеяться, болтать без умолку. Я бы, наверное, и в пляс пустилась, если бы представился удобный случай.
У меня было ощущение, что с плеч упал огромный груз. Почти неделю я мучилась от неизвестности, потом пребывала в шоке, позже переживала и не могла принять решение. А теперь все просто прекрасно! У меня будет ребенок. Я здорова, все идет хорошо. Опытный акушер-гинеколог сказала, что я рожу прекрасного малыша!
С гемоглобином мы разберемся, а вместо мела врач посоветовала мне пить витамины или грызть таблетки глюконата кальция. Надо попробовать. Вдруг они такие же аппетитные, как штукатурка...
Мирон Александрович вел ни к чему не обязывающую беседу, а я, осмелев, его разглядывала. Наверное, я впервые смотрела на него внимательно, без смущения, страха или неловкости.
Какой он… представительный. Дорогой костюм, стильный галстук, рубашка из какой-то шелковистой ткани. Лицо жесткое, даже грубоватое. Квадратный подбородок, складка между бровей от того, что часто хмурится. Но, когда он улыбается, складка разглаживается и сурово нависшие над глазами брови приподнимаются. Он кажется очень даже милым!