Две половинки райского яблока
Шрифт:
– Чего он орет? – спросила Татьяна, тяжело дыша и расстегивая плащ.
– Чтоб знали, кто тут хозяин, – ответила я, подхватывая тощего котенка на руки. – Знакомься!
Татьяна еще не видела моего зверя – в прошлый раз, когда мы с листьями и копченой рыбой заявились ко мне, Анчутка исчез. И на мои «кис-кис» никак не реагировал. Татьяна пригляделась, близоруко щурясь.
– Действительно, Анчутка. Лучше не придумаешь. Где ты его взяла?
– Я же рассказывала, сидел под дверью.
– И этот тоже? – удивилась Татьяна. – У тебя что, под дверью медом намазано?
– Именно, – ответила
– У, глаза разбойничьи, – сказала Татьяна. Анчутка, уставившись на нее своими зелеными кругляшами, вдруг замахнулся лапой.
– Ой! – взвизгнула Татьяна. – Он, кажется, собирается драться?
Котенок вдруг рванулся из моих рук, перелетел узкое пространство прихожей и спланировал на мощную Татьянину грудь. Вцепился когтями в толстый свитер и проворно побежал наверх. Татьяна снова завизжала. Анчутка ответил не менее противным визгом и ткнулся холодным влажным носом ей в подбородок. И испустил мощное, как автоматная очередь, мурлыканье.
– Чего ему надо? – напуганная Татьяна, не решаясь шевельнуться, стояла, как статуя, скосив глаза на Анчутку.
Если бы я знала! Я и сама испугалась порыва моего непредсказуемого звереныша.
– Ты ему нравишься, – неуверенно произнесла я. – Он и Володю так встречает. – Последнее было не совсем правдой, но мне хотелось успокоить Татьяну.
– Ты думаешь? – спросила она с сомнением и осторожно потрогала Анчутку пальцем.
Он тут же потерся головой о ее шею.
– Лапочка, – пропела растроганная Татьяна. – Славная моя рыбка!
«Хитрюга, – подумала я. – Неужели понимает? Неужели усек, чертенок, что Татьяна терпеть не может кошек?»
Татьяна наконец сняла плащ и сунула мне в руки. И, осторожно ступая, с деревянной спиной, потопала в гостиную. С Анчуткой на груди. И большой пластиковой торбой в руке. В гостиной она все так же осторожно опустилась на диван. Протянула мне торбу и приказала:
– Доставай!
В торбе, завернутый в мягкую, как замша, рыхлую голубоватую бумагу, лежал костюм: жакет и юбка тяжелого серо-лилового шелка. Произведение искусства, а не костюм. Онемев от восторга, я рассматривала жакет: приталенный, с длинным вырезом, обшитым рюшем, с торчащими сзади фалдами, с музейными пуговицами – мутными, как старинное стекло. Лиловыми. И юбка – очень узкая юбка миди с длинным разрезом сзади. В такой юбке нужно ходить маленькими шажками. Даже не ходить, а семенить, как манерная японская красавица с зонтиком. Неужели это можно носить? Вот так взять и надеть запросто? И пойти куда-нибудь?
– Откуда? – спросила я сразу севшим голосом.
– Приме привезли из Италии, от Феррагамо. Попросила чуть распустить в талии. Не влезает. Дизайнерская работа, просто дух захватывает. А тебе будет в самый раз. – Татьяна смотрела героиней. Анчутка, пригревшись, окончательно прописался на ее груди. – Надевай! Пусть все видят, что ты женщина! С грудью и шеей. И со всем остальным тоже! С ногами! И никаких брючных костюмов. Я вообще не понимаю, как женщина может носить брючный костюм. Потому что удобно. Ха! Глупости. Назначение женской одежды быть красивой, а не удобной.
Я не заставила просить себя дважды. Сбросила халат и… Только женщина может испытать такой восторг
Татьяна ахнула и всплеснула руками:
– Натка, полный абзац! Иди, посмотри на себя в зеркало!
Из зеркала на меня смотрела прекрасная незнакомка. В серо-лиловом, размыто-туманном, благороднейшего оттенка костюме. С тонкой талией и несколько излишне подчеркнутой линией пышных бедер. В недлинной, за колено, слишком зауженной, юбке. Босая. Я повернулась, чтобы увидеть себя со спины. Высокий разрез на юбке… Мда… слишком высокий! И торчащие хвостом складки на жакете сзади – странный силуэт, однако… Было в этом костюме удивительное сочетание скромности и нахальства. Он был… как бы это сказать… словно потупленные в притворном смущении глаза распутницы.
– Где туфли? – спросила Татьяна страшным шепотом. – Туфли!
Потом мы пили вино – красное «Бордо» в шикарной бутылке.
– Откуда? – спросила Татьяна, рассматривая бокал на свет.
– Жора подарил.
– Он что, дарил тебе вина? – удивилась Татьяна.
– Почему вина? Одно вино. Одну бутылку то есть. Один раз. Ну… цветы тоже. Три раза.
– Только три?
– Больше не успел, – ответила я. – Пригласил на выставку античных ковров из Саудовской Аравии, сказал, позвонит… и все! Исчез. А спустя две недели – сцена в «Ягуаре».
– Вот гад! – сказала Татьяна и залпом допила вино, словно мстила гаду Жоре. – Черт с ним! Правда, Анчутка? – Она погладила котенка у себя на груди. Тот открыл пронзительно-зеленый глаз, пошевелил ушами и фыркнул. – Вот и я говорю, – сказала Татьяна. – Наливай! За успех и начало новой жизни!
Мы выпили. Голова моя шла кругом, и море уже становилось по колено.
– В таком костюме тебе вообще можно молчать, – говорила меж тем Танечка слегка заплетающимся языком. – Если там будут мужики… в приемной комиссии, считай, что работа у нас в кармане.
– Неизвестно еще, какая работа, – вздохнула я, довольно лицемерно, необходимо заметить – чтобы не сглазить. На самом деле меня распирало чувство, что жизнь моя, кажется, выруливает на светлую полосу. Черт с ним, с Жорой, правы Татьяна и Анчутка!
– Переводчицы, конечно! Будешь, как Николь Кидман… в этом фильме… помнишь? Ну… а если для того, о чем ты подумала, зачем языки? Но, с другой стороны, если твой босс… вдруг приударит слегка… Так что, сразу в позу?
– В какую позу? – Я теряла нить Татьяниных рассуждений.
– Ну, там… корчить из себя… Мы деловые современные женщины, имеем право! Давай еще!
Мы снова выпили. Впервые после Жоры мне было так хорошо. Может, и правда истина в вине? Жора! Имя любимого человека шевельнулось колючкой в сердце и растаяло без следа. Мы пили вино, подаренное Жорой, как древние люди пили кровь поверженного врага. Он меня бросил? Ему же хуже! Потому что я – личность! Я почти работаю на господина… как его там… Его Превосходительство Джузеппе… Верди? Нет, кажется, как-то по-другому…