Две повести
Шрифт:
– В какой книжке?! Где ты ее взял?! У меня в столе?! – заорал я, приходя в себя.
– Да нет, пап! Не брал я у тебя ничего в столе! – задрожал голос сына.
– Как – не брал? А откуда ты про это знаешь?
– Да ничего я не знаю! Просто вырвалось само, и все!
Как ни был я взбешен и одновременно испуган, но увидев в его глазах слезы, опомнился.
– Ну, ладно! Извини, Андрюха, извини! – заговорил я, ерзая ладонью по плечу сына. – Я не хотел. Извини. Конечно, есть такая книжка. Я тоже ее читал. А ты молодец.
– Молодец, – поджав губы, обронила дочь.
Я обнял сына за плечи, присел перед ним на корточки, и, глядя ему в глаза, сказал:
– Извини, брат, тут такое дело… Понимаешь, потерял я где-то эту книжку и не могу найти, а она мне очень нужна. Вот я и подумал, что, может быть, ты ее нечаянно взял…
– Не брал я ее! – вытирая слезы свободной рукой, отозвался сын.
– Вижу, вижу, что не брал! Извини, брат, извини! Ну, не сердись, не сердись! Не сердишься?
– Нет, – успокаиваясь, произнес сын.
– Ну и молодец! – сказал я, вставая.
Некоторое время я глядел на сына, не зная, что и думать. Случившееся было мало похоже на случайное совпадение, и от этого я испугался сильнее, чем, если бы у моего сына обнаружили, например, птичий грипп. Ну, хорошо, ладно – я: влип, так влип. Но зачем впутывать в это дело малых ребят? Совесть-то у НИХ есть?
– Пап, а когда ты ее найдешь – дашь почитать? – вдруг спросил сын.
– Обязательно дам, – стараясь выглядеть спокойным, ответил я. – Тебе – дам.
– А мне? – потребовала дочь.
– А тебе нельзя! Ты еще маленькая! – решил за меня сын, передавая сестре обиду, как эстафету.
– Ну и ладно! – мстительно сказала сестра, прищурив глаза. – А я все равно про тебя все знаю!
– Ошибаешься! Ничего ты не знаешь! Правда, папа?
– Не совсем, – ответил я, с трудом поддерживая игру. – Если тот, кто знает – ошибается, то тот, кто не знает – не ошибается. Значит, если наша Светка ничего про тебя не знает, то она и не ошибается.
– Значит, если она знает и ошибается, то она знает про меня неправду?
– Вот именно.
– Ну что? Слышала? – возликовал в сторону сестры Андрюха. – Врешь ты все! Ничего ты не знаешь!
– Нет, знаю, знаю! – заревела в ответ Светка, мешая рев со словами.
Теперь мне пришлось утешать дочь. Я достал платок, снова присел на корточки и принялся вытирать ей слезы, нашептывая ласковые слова и прижимая к себе мокрую мордашку. Дочка отталкивала меня, продолжая твердить одно слово:
– Знаю, знаю, знаю!..
– Ну, хорошо, ну, ладно, ну, скажи – что ты знаешь, – наконец сдался я.
– Луна вовсе не холодная, а синяя и красная! – проревела сквозь слезы Светка.
В голове моей что-то покачнулось, я отшатнулся и сел на землю.
7
Я
Наверное, в первый момент это было смешно – сидящий на земле папа. Может, дети решили, что папа сел нарочно, чтобы их рассмешить. У дочери сквозь рыдания прорвался смех, а сын рассмеялся, не скрывая удовольствия. Однако когда отведенное для шутки время истекло, а папа продолжал сидеть, они почувствовали неладное и примолкли, приоткрыв рты и глядя на меня испуганными глазами.
– Папа, вставай! – наконец произнес сын. Он нерешительно подошел ко мне, подсунул руки под мышку моей отставленной руки и стал тянуть вверх. С другой стороны подошла дочь, заглянула мне в лицо и попросила:
– Папочка, вставай, а то заболеешь! Ведь земля холодная!
– Такая же, как луна? – через силу пошутил я непослушными губами и попробовал улыбнуться.
– Ну, папа, ну, вставай! – испуганно затормошил меня сын.
– Ну, папочка, ну вставай! – захныкала дочь.
Я почувствовал, что дети вот-вот разревутся, и собрался с силами.
– Все, все, встаю! Ну, не ревите! Ну, что за дети у меня – плаксы! – заговорил я, как можно тверже.
Повернувшись вокруг отставленной руки, я перекатился и встал на одно колено, затем подтянул и поставил рядом с ним другую ногу. Растопырив пальцы рук, я уперся ими в землю, как бегун на низком старте и медленно выпрямил ноги, а потом разогнул спину. Наверное, именно так впервые вставала на ноги та обезьяна, которая потом превратилась в человека. Теперь так встают с земли ее пьяные или побывавшие в нокауте потомки.
Я стоял на дрожащих ногах, бледный, потный и слабый, охваченный новым для себя ощущением физического бессилия. Вокруг меня хлопотали дети, стряхивая пыль с одежды.
– Вот молодцы! Вот спасибо! – едва шевелил я языком, пробуя гладить дрожащими ладонями их ускользающие головы.
– Папочка, а что это с тобой было? – спросила дочь.
– У папы просто закружилась голова! Правда, папа? – как всегда, опередил меня сын.
– Правда. Закружилась. Сейчас пройдет, – согласился я.
И действительно – все прошло так же внезапно, как и пришло. Слабость вдруг исчезла, силы вернулись и утвердили меня на земле. Убедившись, что порядок в голове восстановлен, я еще раз прошелся по одежде, стряхивая остатки пыли, и, возвращаясь к родительским обязанностям, заторопил детей:
– Ну, все, все! Хватит отдыхать! В школу опоздаем!
Дети послушно развернулись и, как утята зашлепали впереди меня. Сын несколько раз оборачивался, пытаясь начать разговор, но я подгонял его словами "Потом, потом, некогда!", и вскоре мы добрались до школы.