Две реки — два рассказа
Шрифт:
Я пошел к указанному дому, скинул рюкзак, сел на перевернутую лодку. Ясный, знойный, совсем не северный день. Дремотная теплынь разлита в воздухе, и не хочется никуда торопиться, а просто побыть у воды, у лесной реки, в одной из разбросанных по Северу милых деревенек.
Вышел из соседнего дома человек в майке, подошел, поздоровался, подсел рядом.
— Едете?.. А я в отпуске здесь отдыхаю. Скучно… разве за грибами сходишь…
Ему, местному уроженцу, работающему ныне в людном городе, уже кажется скучной родная деревенька, и он радуется, что через три дня вернется к своей привычной жизни, к работе, друзьям. По-разному устроены
А хозяйка зовет попить чайку перед дорогой. Но это только называется «попить чайку», на деле предлагают тебе целый обед из ухи, жареной рыбы, картошки, соленых грибов, молока. Неловко себя чувствуешь: ведь ничем ты не заслужил, чтобы тебя, совершенно незнакомого человека, потчевали обедом, но и отказываться нельзя — таков уж обычай северного гостеприимства.
— Вы кушайте, у нас все свое, непокупное, — потчует хозяйка.
И сидишь, и слушаешь рассказ пожилой вдовой женщины, у которой два сына школьника, а старший — беда! — погиб от несчастного случая на охоте, в армию как раз ему было призываться. Она и бригадой управляет, и своим хозяйством, и рыбу сама ловит.
Деревенские ребята-коми всегда вежливы, стеснительны и неразговорчивы. Они без лишних слов напяливают треухи, забирают удочки, туесок с червями и идут к лодке. Жарко и в рубашке, но здесь принято на воде одеваться «капитально» — хорошие дни не часты, по ним мерить нельзя. Лодки в деревнях оставляют на берегу спокойно, моторов не снимают, да и бачок не всегда прибирают — тут люди честные, да и дома, уходя, не запирают, а просто прислоняют к двери палку.
Хозяйка проводила нас до берега, проследила, чтобы я устроился удобно, ребята без всяких хитростей — дело привычное — запустили мотор, и уже позади деревенька, промелькнула она в моем пути скоро, а помнится долго, помнится доброта Анны Дорофеевны.
Но вот иной стала Мезень. Исчезли окаймлявшие ее полосы песков, пошла она в низких берегах с подступающим к воде лесом, с узкими пожнями, зеленой полосой тростника и кувшинками вдоль берега. Чайка над водой показалась, не видел я их раньше, и река стала глубже.
— Хорошо здесь рыба ловится? — кричу ребятам сквозь шум мотора.
Те кивают.
— Какая?
— Окунь.
Плёсы сменяют друг друга, и за каждым поворотом открываются новые рыбацкие места, пока не расступится лес и не начнутся луга. На возвышенном берегу раскинулась деревня Мучкас. Под деревней каменистый быстрый перекат. Ребята осторожно причаливают в камнях, говорят, что здесь можно половить хариуса, и уезжают обратно.
На берегу возле магазина стоят еще двое путешественников: те самые чудаки, что плыли в маленькой надувной лодке. Стоят обросшие ребята в свитерах с самым независимым видом, и, конечно, почти земляки — физики из Пущино. Им проще, чем мне: сели в свою замечательную лодочку и плывут себе, где понравится — поживут, поудят рыбку — и дальше. Приглашают ребята в гости — их палатка за деревней.
Пожалуй, здесь самое удаленное место от крупных населенных пунктов на удорской Мезени. Жизнь тут тоже тихая, размеренная. Люди заняты сенокосом, мало кто ездит по реке, объясняют мне, разве что поедет кто встречать гостей в Пыссу, как раз кто-то собирается дня через три… Мне показывают дом старичка пенсионера, который может за плату отвезти куда угодно. У старика на крыльце собрался народ.
Иду к туристам. Красив и самобытен здесь пейзаж: река шумит на перекате, огибая деревню, леса со всех сторон обступили селение, оставив немного пространства для полей и лугов. На узкой береговой полосе пасутся кони. Чтобы они не разбредались и не топтали покосов, привязаны они цепями к колышкам, вокруг которых щиплют травку, как козы. Вдали вьется дымок костра — там туристы.
Наступает тихий прозрачный северный вечер. В одиннадцатом часу еще светло. Свежеет, сыреет. На плёсе всплёскивает рыба. Первый ночлег под открытым небом. Варим уху, разговор заходит далеко за полночь.
А наутро, едва солнце встало, надо идти в деревню — здесь жизнь начинается рано. Старик уже возится у лодки, значит, решился ехать.
И снова трещит мотор: привычная музыка моего путешествия. Туристы только поднялись, вышли к реке, машут мне, я им, и уже проплывают мимо новые берега с узкими пожнями и небольшими зародами. Река довольно широкая, но снова мелководная, просматривается дно, часто натыкаемся мы на мели. Но вот начинается такой песчаный перекат, где и мелкосидящая лодка с мотором не проходит.
— Здесь реку на машинах переезжают, — говорит старик, указывая на деревеньку в несколько домов на левом берегу.
Мы беремся за шесты и так с километр проходим по течению.
И дальше мелка река, с узким извилистым фарватером. Проходим деревню Патраково. Стоит она за песками на высоком косогоре, вид оттуда открывается как с птичьего полета. Ниже — Политово, эта деревенька у воды под зеленым холмом и смотрится весело. А впереди по склону высокого холма видны уже домики Пыссы.
Сижу я в доме у хороших людей, пью чай с рыбником, разговариваю с хозяевами. Хозяин мой человек не местный. Интересно порой складываются людские судьбы. Южанин, родом из Ялты, поехал на Север по комсомольской путевке, думал посмотреть новые места, подзаработать, а остался жить постоянно, женился, построил дом, обзавелся хозяйством.
— А все-таки, Альберт, что же держит?
— Жена на юге жить не хочет, говорит, больно жарко, — отшучивается он.
— Да ты сам не поедешь, — вмешивается жена, веселая, бойкая женщина.
— В отпуск поеду… Поедешь в отпуск с семьей, — обращается он ко мне, — поживешь месяц — и опять сюда тянет. Здесь что… возьму лодку, поеду за рыбой, снег выпадет — с собакой в лес. Работа, конечно, тоже… привычная, и заработок… Нет, теперь уж я северянин!
Пысса — последнее крупное село удорской Мезени. Ниже в восемнадцати километрах будет деревня Латьюга — этническая граница коми и граница Удорского района. Дальше через сорок с лишним километров стоит Родома, а за ней другие русские деревни с такими же домами, амбарами, лодками, с такими же приветливыми жителями.
Все поселения по удорской Мезени расположены красиво, но Пысса особенно живописно. Река к Пыссе идет прямым плёсом и, приняв значительный приток, речку Пыссу, круто заворачивает вправо, огибая высокий холм. Когда-то в XVII веке был тут починок, то есть стояла одинокая охотничья избушка, но вскоре люди стали здесь жить постоянно. Выжигали лес под пашни, расчищали луга, промышляли охотой и рыбной ловлей. Стало тесно в Большой Пыссе — часть жителей перебралась за реку, основав там Малую Пыссу.