Две реки — два рассказа
Шрифт:
Но промчалась «Зарница» мимо, и уже вытянулось по щельистому берегу большое село Дорогорское (Дорогая Гора). Дальше «Зарница» не пойдет, ниже ходит катер-«омик», называемый в народе деревенским катером, потому что он все деревни нижней Мезени связывает с устьем. А пассажиры, не дожидаясь катерка, продолжают путь либо автобусом, либо попутной машиной.
Под красными щельями, весь путь меня сопровождавшими, едем в кузове грузовика. Береговая полоса лежит с некоторым наклоном, одна колея выше другой, и поэтому непривычному пассажиру кажется, что машина может опрокинуться. На вершине щельи деревня Тимощелье, тоже на Мезени известная: славилась она гончарным промыслом. До сих пор живут здесь
Дорога отходит от реки, идет лесом. Заметно, как помельчал, понизился лес, стал приземистым, низкорослым — что ж, Приполярье. Старые деревья растут не ввысь, а вширь. Приметная раскидистая сосна с непомерно толстым стволом, одиноко стоящая между маслозаводом и Закорьем, напоминает и пинию, и японские декоративные деревья.
В стороне осталась Лампожня, одно из самых старых поселений на Мезени. Стоит она за полоем и весной оказывается на острове. Деревня как деревня, а когда-то значение ее на Мезени было не меньше, чем значение Холмогор на Двине. Была здесь пушная ярмарка, и за ценными мехами приходили иностранные суда. На голландских картах в атласе Ван-Кейлена (конец XVI — начало XVII века) река Мезень обозначена как Лампас, видимо от Лампожни.
Невысок бор, а все-таки бор и грибами богат. Все подсаживаются и подсаживаются грибники к нам в машину. Не только понизился лес, но заметнее и ярче стали осенние краски. Кажется, что пересекли мы незримую границу климатических зон. И не только климатических, но и растительных. Нигде не видел я столь резких перемен пейзажа, как на подъезде к городу Мезени. Кончилась тайбола, и сразу с правой стороны открылось тундровое пространство, а слева в речной пойме — кусты ерника.
Вот и Мезень-городок. Он таков, каким его себе представляешь заранее. Деревянный городок, оживленный на главной улице — Советском проспекте — и по-сельски тихий на боковых. По главной улице ходят автобусы, а за домами расстилаются приречные луга, стоят стога, пасется стадо — городская суетливая жизнь и спокойная природная ширь здесь соседствуют.
О Мезени я читал в старых книгах С. Максимова, К. Случевского, А. Серафимовича, и эти авторы отзывались о городе нелестно. Все они описывали унылое, тягучее однообразие жизни местных обывателей. А. Серафимович, отбывавший здесь ссылку, сравнивает город «из старого прогнившего дерева» с «обомшевшим черным грибом».
Таков был облик отдаленного, заброшенного городка в конце прошлого века, а начиналась его история более удачливо. В XVI веке братья Окладниковы стали здесь «копить слободу». Место было удобное. Река в то время подходила к слободе, а не отделялась от нее огромным островом, как теперь. Река была богата рыбой, по низким островам простирались обширные покосы. Еще более важным, чем рыболовство и животноводство, был морской промысел. Промышляли зверя в Мезенской губе — в устье Кулоя, на Моржовских кошках, у мыса Конушина, ходили на Матку — Новую Землю. Прибыльное значение получила торговля салом морского зверя, а также торговля с «самоядью», как называли ненцев. Вскоре к Окладниковой слободе пристроилась слобода Кузнецова — населения прибавлялось. Любопытно, что и поныне город Мезень разделяется на Большую и Малую слободы. В 1780 году обе слободы были преобразованы в город, получивший свой герб — красная лисица в серебряном поле.
В старом путеводителе о Мезени сказано: «Особенность города — близость «ада». Этим страшным словом называлась обступившая город безжизненная тундра. Если и существовало когда-то это название, то давно забыто и теперь никем не употребляется. Удивительно только, как сразу она начинается за крайними домами. Дотоле росла трава, в огородах — картофель, и вдруг за канавой — ровное бурое пространство
Обычной жизнью небольшого северного городка живет сегодняшняя Мезень. В городе нет промышленных предприятий, кроме местной промышленности. Здесь животноводческий совхоз, отчасти сохраняется сельский колорит жизни. Промышленность — в Каменке, поселке за рекой, в восьми километрах ниже. Там лесопильный завод и порт.
Мезень и Каменка взаимно дополняют друг друга. Мезень — административный центр района, Каменка — его промышленный центр. Здесь вокруг лесозавода, существующего уже более ста лет, вырос рабочий поселок, по численности жителей не уступающий райцентру.
Чтобы попасть в Каменку, надо сначала проехать лугом на перевоз. Снова встречает нас Мезень. Вот тут она широка! Вода пошла на убыль, спешит перевозной катерок обернуться туда-сюда. Здесь вся жизнь связана с водой: переправа пассажиров, разгрузочно-погрузочные работы в порту, приход и уход морских судов. Широка и могуча Мезень в полную воду. Приливы здесь высокие, вода идет стремительно, напор ее такой силы, что, бывает, сносит наплавные дамбы. Вечно взбаламучена, глинистого цвета, вода в устье реки и засолена в прилив. Торопятся речники и моряки, чтобы «не упустить» воду, не остаться на «сухой воде». «Сухая вода» — в буквальном смысле термин нелепый, но он становится понятным, когда увидишь Мезень в отлив: река сузилась, сжалась, обнажились грязевые «кошки». Издали обсохший в отлив участок блестит, как вода, а воды-то и нет — сухая вода!
Каменка выстроилась над речным простором на высоком берегу. Под берегом — запани, эстакады, пристани, лодки. Суда стоят на рейде на ямах, где воды хватает и в отлив. От пристани в гору ведет лесенка. Наверху деревянная набережная с перилами, аллейка корявых берез. Рядом корпуса цехов лесозавода, возвышается труба ТЭЦ — примета промышленного предприятия. Дальше, за мостом через речку Каменку, начинается поселок. В нем все деревянное — двухэтажные жилые дома, мостовые, тротуары. У него чистый, опрятный вид. Висят надписи, напоминающие, что курить на территории поселка строго воспрещается.
В Каменке оживленная, деятельная жизнь, ощутима здесь близость моря. Стоит она как на острове: между рекой с одной стороны и тундрой с другой. Сразу за поселком, за картофельными огородиками на перегнивших опилках, начинаются болота, кустарники, сосновые колки. Поэтому, как и у островитян, основное сообщение — водой, лодки у всех есть. Живут здесь крепкие северяне, выходцы из мезенских деревень.
Я в ожидании «Татарии» курсирую между Мезенью и Каменкой. Меня уже приметили ребята-штурманы с перевозного катера, два Саши, и предлагают:
— Чем взад-вперед ездить, перебирайтесь к нам в каюту.
И напоследок живу я на речном дебаркадере. Невелико судоходство на Мезени: приходит и уходит «деревенский» катер, отправляются вверх баржи. Разные люди встречаются: студенты стройотрядов, рыбаки Гослова из Краснощелья, портовики. Дважды в сутки заживает (прибывает) и кротчает (убывает) вода. Чередуются приливы и отливы, сменяются суда на рейде, приходят и уходят лесовозы. И вот появляется на рейде «Татария», совершающая пассажирские рейсы между Архангельском и Мезенью. Остается последний, самый короткий отрезок пути по реке — от дебаркадера до борта теплохода. Еще недавно, в минуты уныния, конец пути представлялся радостным, а теперь, как всегда, грустно. Уже стою я в рубке катера с двумя Сашами, а в упор на меня с опустевшего дебаркадера смотрит черно-белый остроухий пес, который привязался ко мне неведомо почему и всюду сопровождал по Каменке, сидит и смотрит умно, только сказать не может: «Уезжаешь?..»