Две стороны луны

Митчард Жаклин

— Эден, — чуть слышно произнесла девочка.

Звук ее голоса едва был слышен на расстоянии фута, но Мередит, которая сейчас находилась в двенадцати милях от места событий, «услышала» сестру, а «услышав», зажмурилась и закрыла глаза руками.

— Эден… — только и сказала она.

Золотистые глаза на секунду приняли почти человеческий вид. «Если я буду действовать достаточно быстро, судьба меня не догонит. Моя дорогая подруга! Некоторое время мы не увидимся. Я постараюсь в меру своих сил приглядывать за тобой издалека, моя маленькая сестренка сумерек…»

— Не оставляй меня одну! — взмолилась Мэллори. — Не оставляй меня! Пума повернула морду к Куперу, который, упав на колени в снег, протянул руки, словно хотел погладить ее по спине. Дикая кошка устало опустила голову. Длинная серебристая струйка слюны висела в уголке ее пасти. Мягко переставляя лапы, пума направилась к Джеймсу. Ноги молодого человека заметно дрожали. Пума приблизилась вплотную и потерлась боком о его бедро, словно огромная домашняя кошка. Джеймс зажмурился. Пума глядела на него, повернув голову набок. В полумраке на ее шерсти видна была кровь. — Джеймс! — вырвался крик из груди Мэлли. — Ты ее не узнаешь? Она чуть не погибла, спасая тебя! Испуганный, не понимая, что происходит, Джеймс медленно отступал назад. — Посмотри на нее! — крикнула Мэллори. — Это же Эден! Джеймс заставил себя подавить страх и посмотрел на пуму. Затем медленно присел, и большая белая кошка положила голову ему на плечо. Молодой человек обхватил ее шею. Из горла его вырвался стон. Казалось, он пытался что-то сказать. Слишком уж интимное зрелище. Смотреть на это было ужасно больно… В следующую секунду Мэлли ощутила, как что-то потерлось о ее бедро. Когда она открыла глаза, пума уже неслышно мчалась прочь, растворяясь в черной тени, отбрасываемой скалой, и исчезла где-то на тропе, идущей по гребню. Мэлли попыталась разобраться в своих чувствах. — Нет! — крикнула она, только сейчас поняв, какое решение приняла Эден. — Нет! Постой! Купер, пусть она вернется! Слышишь, Купер? Юноша подскочил к Мэллори и прижал ее заплаканное лицо к грубой ткани своей куртки. — Мэллори, выбор невелик, и Эден его уже сделала. Не осложняй ей жизнь. — Почему ты так спокоен? — Я не спокоен! — перешел на крик Купер. — Я просто… Я словно оцепенел. Я-то думал, что, когда приеду домой, там меня будет ждать Эден. Что она начнет отпускать шуточки на твой счет, приглашать меня вместе кататься на коньках и гадать Райне на гальке в чашке. Когда я получил от Эден письмо, то сразу же вскочил в автобус и поехал сюда. Ружье я взял на медведицу, а не на сестру. — А я-то думала, что ты собираешься в нее стрелять, хочешь ранить, по крайней мере. Мокрые от пота волосы Купера беспорядочно торчали над воротником куртки. — Нет! Ни за что! Ты поняла, что это была за медведица? Я не был уверен до тех пор, пока она не пустилась наутек, завидев меня. — В чем не уверен? — Это была не настоящая медведица. — Как не настоящая? — удивилась девочка. — Она же ранила Эден своими когтями и клыками! — На нее напал тотем нашего клана, Мэллори. Соплеменники боролись за свою шаманку, Эден — за свободу, а победила… медведица. — Ой, Купер, это

я виновата. Я опоздала! Мне следовало поговорить с ней раньше. В прошлый раз, когда Эден пребывала в теле пумы, она меня послушалась. — Конечно, она к тебе прислушивается, но на этот раз ничего бы не изменилось. — Что, Эден никогда не вернется? — спросила Мэллори. — Пожалуйста, не говори так! — Не вернется до тех пор, пока ее место не займет другая шаманка, — сказал Купер. — В легендах говорится, что некоторые шаманки выходили замуж за мужчин. В полнолуние они на несколько дней превращались в людей, но все это всего лишь легенды. — Но так же нечестно! — хватая Купера за руку, воскликнула Мэллори. — Да, нечестно, и сестре, в сущности, не дали возможности выбирать, — хриплым голосом произнес тот. — Она ни за что не причинила бы тебе или Джеймсу вред. Джеймс все еще стоял на коленях в снегу, обхватив голову руками. Мэллори прижалась к Куперу. — Эден выживет? — тоскливо спросила она. — Как она сможет жить одна? Я ее когда-нибудь еще увижу? Эден сможет когда-нибудь стать собой? — Я знаю, что она будет жить. Такова магия! А вот увидим ли мы ее снова, не знаю. — Не могу смириться с тем, что она теперь одна и какой-нибудь дурак может ее застрелить. — И мне тяжело на сердце. Теперь, когда Эден знает, что это навсегда, она где-нибудь спрячется. Знаю, ты на меня сердишься, но это вполне понятно. Тебе надо кого-то винить в случившемся. Не я придумал магию. Не я создал этот мир. — Я ни в чем тебя не обвиняю. Тебя не обвиняю, но вот твои родители, тети, дяди, бабушка… Все вы знали, к чему идет. Вы просто-напросто ею пожертвовали! Я бы ни за что не позволила такой беде случиться с Мередит. Ты обязан был ее остановить. Купер отстранился. Мэллори подошла к Джеймсу и склонилась, желая помочь ему подняться с колен. — Мне надо уйти или ст'oит остаться здесь, подождать, вдруг она вернется? — спросил молодой человек. — Она не вернется, Джеймс. — Я не понимаю. — Если бы за каждую непонятку, которая встречается в жизни, мне давали десять центов, я уже накопила бы достаточно, чтобы отсюда уехать. Со временем так и будет. Я уеду и никогда больше не увижу этого скучного, маленького городка. — Она спасла мне жизнь. Эден меня спасла. — Она и мне спасла жизнь, мне и моей сестре. По крайней мере, однажды. Возможно, были и другие случаи, но мы об этом не знаем. Почему я позволила ей уйти? Я представляю, как сейчас ужасно у тебя на душе, но Эден была частью и моей жизни… — Я не понимаю о чем ты, Мэллори, но я тебе сочувствую. — Я не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки. Я ни в чем тебя не виню, но то, что случилось, без тебя вообще не произошло бы. Ты должен знать, что Эден ушла потому, что тебя она любит больше, чем себя. Ты ведь это понимаешь? Если бы она следовала традиции, то сейчас ты бы лежал здесь… мертвым, а Эден стояла бы рядом в своем человеческом обличье. До начала футбольного сезона осталось пару недель, а до бала выпускников — всего-то месяц… — Она прикрыла лицо руками. — О-о-о, Эден! Как же мне все исправить? Ничего уже не будет по-прежнему. Мэлли, не в силах что-то изменить, присела на бревно и оттуда наблюдала за тем, как Купер помогает Джеймсу сворачивать лагерь. Потом она сложила большой красный спальный мешок, который до сих пор хранил жасминовый запах Эден, и обняла его на прощание. — Пожалуйста, Джеймс, отвези меня домой. Твоя машина ведь где-то поблизости? — Хорошо, отвезу. — Поедем со мной, Мэллори, — предложил Купер. — Я не могу, — сказала она, — не сейчас. У Купера на глаза навернулись слезы. Коснувшись его руки, Мэллори развернулась и направилась в сторону дома. По дороге она увидела лежащие в снегу белые мокасины Эден. Мэллори подняла их и прижала к груди. «Быть может, тебе придется прожить так долго, что ты сносишь тысячу пар мокасин». Рюкзак с большим вкусом сшитыми открытыми платьями без рукавов и туфлями с открытым носком Мэлли оставила там, где Эден его бросила. Она проводила взглядом удаляющуюся фигуру Купера. Внутри нее, там, где прежде теплым весенним ключом била любовь, теперь царили холод и гробовая тишина. Она ничего не слышала, кроме скрипа снега и учащенного дыхания Джеймса. Холодный ветер обдувал щеки, когда они, оставив позади светящиеся теплом окна фермы Кардиналов, брели по разбитой дороге к автомобилю. Так и не сказав ни слова, Джеймс отвез Мэллори в город и остановил машину напротив ее дома. — Это все случилось с нами на самом деле? — спросил он. Мэлли тяжело вздохнула. — Да, Джеймс. — Ее родителям скажут? — Для них Эден все равно что мертва… потеряна навсегда… — Для меня, пожалуй, тоже, — сказал Джеймс. Он помог Мэллори выбраться из машины, потом подал ее лыжи и мокасины Эден. Повинуясь минутному порыву, Мэлли вернула Джеймсу мягкие белые мокасины подруги. — Она сделала их своими руками, Джеймс. Ей тогда было всего лишь четырнадцать лет. Мне они нравятся, но мне кажется, что Эден хотелось бы, чтобы я отдала их тебе. Джеймс принял мокасины из ее рук так, словно брал младенца. — Спасибо, Мэллори. — Всего хорошего, Джеймс. Прощай. — Всего хорошего, Мэллори. Она… она столько мне рассказала о себе, а самое главное утаила. — Нет, самое главное она тебе сказала. — Я ведь ничего не знал. — Эден сказала, что любит тебя. Это самое главное. В доме было тепло и темно. Мэлли закрыла за собой дверь и стянула мокрую одежду. Только после этого она заметила, что на автоответчике мигает лампочка. Сообщений было шесть. В последних трех говорилось о том, что у нее появился маленький братишка. Прежде и навсегда

— Да, чувствую, — произнесла Кэмпбелл, когда Мэлли наконец переступила порог больничной палаты. — Я в этом деле кое-что да понимаю.

Здесь находились бабушка Гвенни, сестра отца тетя Карина, Тим и Адам. Тим «курил» большую голубую резиновую сигару. Адам бросился к Мэллори, как только заслышал ее шаги по коридору. — Я все видел! Почти… Стоял в углу комнаты и все-все видел, — восторженным тоном заявил младший брат. — Прикольно, хотя и гадко! А так… вполне хороший малыш. Мэллори глянула на морщинистое, чем-то неуловимо напоминающее эльфийское личико новорожденного. Его голова — не больше раскрытой ладони отца. Стиснутые в кулачки крошечные ручки крепко прижаты к подбородку, словно маленький брат хранил от всех свой большой секрет. Она надеялась, что ошиблась. Она надеялась, что проклятие дара в их семье ограничится ею и Мерри. Согласно пророчеству бабушки Гвенни, именно ей, Мэллори, предназначено судьбой родить двух дочерей-близняшек, которые обязательно рождаются в каждом поколении их семьи. У тети Карины тоже была сестра-близнец, но она умерла во время родов. Мэлли представить себе не могла, что сама когда-то станет матерью. В последнее время она начинала понимать, что любовь, любая любовь, даже любовь матери к ребенку, имеет свою цену. — Хочешь его подержать, Мерри? — спросила Кэмпбелл. В коротких волосах девочки поблескивали капельки пота. Она выглядела ужасно взволнованной. Щеки ее розовели. В глазах плясали огоньки. Мэллори совсем позабыла, что родители считают, что это ее сестра-близнец отправилась на лыжную пробежку несколько часов и миллион лет тому назад. — Пусть сперва Мэлли покажет мне, где автомат прохладительных напитков, — сказала она. — Пить очень хочется. В коридоре Мэлли и Мерри обменялись «личностями» — фланелевой рубашкой Мэлли, элегантным серым свитером Мерри и разными серьгами-гвоздиками в левую и правую мочки ушей. — Как ты? В порядке? — спросила Мередит. — Я тут кое-что уловила. — Ужас! — С Эден все в порядке? — Позже расскажу. Мама удивится, если мы тотчас же не бросимся наперегонки брать на руки малыша. Как только девочки вернулись в палату, Кэмпбелл положила аккуратный сверточек Мэлли на руки. Близняшки стояли близко друг к другу у окна и вглядывались в темные небеса. Мерри погладила светло-русый пушок на голове младенца и прошептала: — Жаль. Думаешь, мы должны были этому помешать? — Если и должны были, то нам это не удалось. Даже не знаю, что хуже: жить с тем, что ты натворила, или с осознанием того, что ничего сделать так и не смогла.

— Надеюсь, когда-нибудь мы поймем почему. Все остальное, по крайней мере, мне понятно, — произнесла Мерри. — Зачем знать, если изменить что-то не в нашей власти?

Мэлли поцеловала малыша. — Может, потому, что она нам помогала… Может, мы просто обязаны знать… — Девочки! — обратилась к ним мать. — Я хочу, чтобы вы стали его крестными матерями, а Адам и мой брат пусть будут крестными отцами… Если у вас есть желание предложить какие-нибудь имена, то сейчас самое время. Как насчет Яна? — А может, лучше Оуэн? — предложила Мерри. — Оуэн Кэмпбелл, — вторила ей Мэлли. Улыбка матери стала шире. — Ну, неплохо. А вам как нравится имя Оуэн? — обратилась она к остальным. — Мне лично нравится. Оуэн Кэмпбелл Бринн. — Замечательно! — воскликнула бабушка Гвенни. В глазах ее бегали веселые искорки, понятные только сестрам. — Хорошее имя для мальчика. — Вполне подходящее. Только пять фунтов и две унции, но сильный как новорожденный жеребенок, — похвасталась Кэмпбелл. Дверь распахнулась. Первой в палату вошла Бонни. За ней по пятам следовала Ким. — Мои поздравления, Кэмпбелл! — воскликнула Бонни. — Какой красавчик! Женщины обнялись и не отрывались друг от друга несколько секунд. — Казалось, я сойду с ума от переживаний, — пожаловалась Кэмпбелл. — Думаю, во всем виноваты гормоны, но, похоже, я неплохо справилась. — А я давно хочу усыновить ребенка. Еще до смерти Дэвида об этом подумывала, но я уже немолодая, к тому же устала от жизни, — призналась Бонни. — Дэвид никогда бы на это не согласился. — Мама! Ты еще молодая, — возразила Ким. — Ты выглядишь намного моложе многих мам. Она бессовестно лгала, но близняшки понимали, что так и следует поступать хорошим дочерям. — А ты не будешь стесняться, если у тебя, как у Мэлли и Мерри, появится крошечный брат? — спросила Бонни. — Перестань, мама! Я буду только рада малышу, — сказала Ким. — Конечно, он не сможет заменить Дэвида, но… надо жить дальше, мама… — Я не против того, чтобы стать самой старой мамой в детском саду, — сказала Кэмпбелл. — Ты на три года меня младше. Если бы я пошла на усыновление, то не стала бы такой дряблой… толстой… — Перестань, мама! — вмешалась Мерри. — Биология биологией, но вдаваться в подробности не стоит. — Какой сладенький! — ахнула над малышом Бонни. — Прямо съела бы! — Его зовут Оуэн, — вставил Тим. — Крестные его уже окрестили. — А мне кажется, он назвал себя сам, — сказала Мэллори. Они обменялись улыбками. — Мама, ты не возражаешь, если я поеду домой с Ким и Бонни? — спросила Мэлли. — Кажется, я приболела. Я приеду завтра после школы. — Я научу его трем видам спорта, — вызвался Адам, — а вы не будете вмешиваться! — А еще ты полюбишь обкаканные памперсы, — съязвила Мередит. Шепотом она произнесла тайное слово их языка, означающее любовь и понимание: — Коха. Напиши сообщение, если я тебе понадоблюсь. Бабушка у нас заночует. Помнишь, как прежде, когда нам было по два года? — Хотела бы я, чтобы нам снова было два года, — сказала Мэллори. Она улыбнулась Ким, которая теперь в большей мере, чем прежде, походила на ту милую девочку, какой когда-то была. Когда-то… Прежде… В последнее время Мэлли слишком часто задумывалась о том, что было прежде. Она размышляла обо всех тех прежде, которые были и будут. — Я единственный, кто был здесь с самого начала, — рассказывал Адам тете Карине. — Папа был в Дептфорде, принимал товар. Он не успел в больницу до родов. Мне кажется, я буду для Оуэна любимым старшим братом. Тетя Карина признала его правоту. Мэллори постучала костяшками пальцев по голове Адама. Ее собственная голова весила, казалось, сотню фунтов. Все, о чем она могла сейчас думать, был сон. Она поцеловала родителей и бабушку, а Мерри сказала, что они поговорят позже. Когда Бонни и Ким завезли ее домой, девочка увидела конверт, засунутый между дверью и сеткой. Мэллори предполагала, что найдет его здесь. Грустных новостей с нее более чем достаточно.

Дорогая Мэлли!

Я не могу остаться. У меня не хватает смелости наблюдать за тем, как страдают родители. У меня не хватит смелости с ними попрощаться. Я веду себя храбро, по-мужски, но эта храбрость напускная. Мне еще предстоит повзрослеть. Быть может, я приеду домой в следующем году. Я понимаю, что нужен вам, но лучше будет все же подождать, пока все утрясется. Ты станешь красивой девушкой. Быть может, я буду рядом и смогу увидеть это собственными глазами. Пожалуйста, оставайся моим другом. Пожалуйста, используй свой дар для того, чтобы присматривать за Эден. Прости меня.

С любовью, Купер.

P.S. Это должно было стать рождественским подарком, который ты так и не получила. Я буду носить перчатки каждый день и воображать, что это ты держишь меня за руку. Понимаю, это ужасно сентиментально, но ничего с собой поделать не могу. Я догадался, что ты связала их в лагере, когда была еще совсем юной. Ожерелье сделано из настоящего белого золота и камня, соответствующего твоему месяцу рождения. Его сделал мой дядя. Работа прочная, поэтому смело носи ожерелье постоянно, не снимая. Это настоящий «ловец снов», изготовленный руками индейца. Он должен оградить тебя от ночных кошмаров. Не знаю, как насчет других снов. Будем надеяться на лучшее.

Так и не переодевшись, Мэллори заснула, подложив письмо от Купера под щеку, а ожерелье крепко сжимая в руке. Она с головой окунулась в колодец сна. Когда прозвенел будильник, у Мэлли не хватило сил подняться с постели. Все тело терзала тупая боль. Ныли руки и ноги. Болела голова. Когда она подумала о том, какая паника начнется, как все только и будут обсуждать причины, побудившие Эден Кардинал бросить школу незадолго до конца учебного года, ей захотелось уснуть вечным сном. Во второй раз за два года ей захотелось, чтобы бабушка Гвенни позвонила ей и все сама за нее решила.

Заснув, она проспала еще девять часов. Когда Мэллори наконец-то проснулась, то отпечаток, оставленный «ловцом снов» на ее щеке, чесался не хуже шрама, оставшегося после пожара на руке ее сестры. На свет

В субботу все тело по-прежнему болело. Она чувствовала себя маленькой бумажной копией прежней Мэллори.

Она осторожно умылась, легкими круговыми движениями массируя щеки. Закончив умываться, Мэлли внимательно осмотрела свое лицо в зеркале и осталась довольна. Никаких ссадин видно не было. Девочка нанесла вазелин на веки. А потом… Больше она не знала, чем еще себе помочь. День, проведенный на холоде, сделал ее кожу обветренной и шероховатой на ощупь. Казалось, если она улыбнется, кожа треснет, разорвется на тысячу маленьких, не больше квадратного дюйма лоскутков. Мэллори порылась в выдвижных ящиках, заставленных почти идентичными баночками с косметикой Мередит. Солнцезащитный крем «СПФ-15». Она много слышала о его достоинствах. Не нужно, чтобы на лице была видна картина всех ее грехов, надежд и неудач. Пусть на нем станут незаметны даже те дни, которые она провела в «лагере», лежа на спине в воде ручья. Мэллори натянула на себя слаксы и, сама не зная почему, короткую черную юбку, потом красно-серый свитер и блузку, которые она купила вместе с Эден. Волосы она стянула сзади заколкой, а на губы нанесла блеск. Мэлли принарядилась, вот только идти ей некуда. Было довольно облачно, но девочка все равно наложила на кожу солнцезащитный крем. «Ловца снов» она повесила на шею на длинной серебряной цепочке. Гранат алел каплей крови. Когда Мэллори вышла за почтой, то наткнулась на Дрю. — Что случилось, Бринн? Ты пытаешься выдать себя за сестру? — Сама не знаю, что со мной. Такое ощущение, что за ночь я из тыквы превратилась в… бутылочную тыкву, — сказала Мэлли. — У меня еще один братишка появился.

Он родился раньше срока, но ничего, все обошлось. — Знаю. Тим мне рассказал, когда ты болела. — Я не болела. Просто меня немного помяли. — Я слышал, Эден уехала куда-то к тете, — сказал Дрю. — Да. Риджлайн многим кажется слишком скучным местом для того, чтобы жить в нем. — Памела, видно, тоже так считает. Когда она была в университете штата Огайо на ознакомительных лекциях, то повстречала какого-то парня из местных. — Получил от ворот поворот, Дрю? Когда тебя бросают накануне бала, это полный… Ты уже смокинг напрокат взял? — Взял. Серый, с укороченными фалдами. — Думаю, меньше восьмидесяти баксов он обойтись не мог. Они тебе возместят? Или уже возместили? — Без проблем, Бринн! Она все равно собиралась отправиться на Дикий Запад. Долго наши отношения не продлились бы. Памела еще маленькая, если честно… — А еще симпатичная, — сказала Мэлли. — Я пойду домой. Холодно здесь. Хочешь посмотреть со мной какой-нибудь сериал? — Ни за что на свете, — ответил Дрю. — Я лучше пройдусь с лопатой по всем тротуарам города. Хочешь, поиграем в лазерные шахматы? — Пусть лучше мне пришьют третью ноздрю, — ответила любезностью на любезность Мэллори. — Как насчет пиццы? Я могу на вечер захватить даже несколько. Хочешь, заплачу я? — предложил Дрю. — Так поступают честные парни, к которым, надеюсь, меня можно причислить. Я очень честный парень. — Пиццы у тебя дармовые, так что о степени твоей честности буду судить я, а не ты, — сказала Мэлли. — Что ты думаешь насчет бала учащихся предпоследних классов с социологической точки зрения? — спросил парень. — Тебе не любопытно? — Ни капельки. Даже во сне ничего такого не вижу… Извини. Я не была с тобой до конца откровенна, но манипулировать тобой, обманывать тебя я не собиралась. Дрю оперся руками о черенок лопаты. — Я думал об этом и пришел к мнению, что имею дело с очередной странностью, присущей тебе, Бринн. Ты бросилась спасать Ким Джеллико… Я не знаю и знать не хочу о дурном глазе и всей этой чертовщине… — Поверь мне. Для тебя так будет легче. — Мэллори с хитрым видом прикрыла ладонью один глаз. — Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой на бал? Если так, то премного благодарна. Конечно, мне пока не разрешают ходить на свидания, но ради тебя я могу сделать исключение. — Ты уверена, что не против того обстоятельства, что тебе придется немного принарядиться? — Да брось ты! Когда моя сестра узнает, у нее крышу сорвет. А платье я у Нили Чаплин одолжить смогу. У нее не то девять, не то двадцать платьев от известных дизайнеров. Мы им покажем класс! — Я даже беру уроки бальных танцев, — сказал Дрю. — Папа научил меня в одиннадцать лет. Мы покажем им класс, как говорит мой дедушка Артур, когда приглашает на танец бабушку. Вот только мама скажет, что к полуночи я должна быть дома. — Ничего страшного, — улыбнулся юноша. — Я заказал столик в «Аппетито». Но только не надевай белое платье. Я знаю, как ты ешь. — Ты разве не знаешь женщин, которые по-настоящему много едят? — Знаю, но забываю о них, как только вижу, как ты уплетаешь за обе щеки свою и мою пиццу. А Купер не будет против? — Купер вернулся в Бостон. Я бы сказала, что он… как бы это выразиться… отдалился от меня. — Ну… Жаль, вроде как… — произнес Дрю. — И мне жаль… вроде как… А с другой стороны, как это ни смешно, я чувствую облегчение. Как думаешь, такое вообще бывает? Как можно чувствовать облегчение после того, как закончилось то, чего раньше очень хотелось? — Не знаю, — честно признался Дрю. — После расставания с Памелой я тоже чувствовал себя потерянным и в то же самое время свободным. Возможно, все дело в том, что мы еще молоды. В молодости легко начинать все сначала. Если бы нам было столько лет, сколько нашим родителям, то тогда, конечно, совсем другое дело. Быть может, это моральная компенсация за прыщи, постоянные придирки со стороны взрослых и обязанность лучшие годы жизни провести за учебой. — Согласна. Если бы ты был постарше, то с ума сходил бы после ссоры с Памелой. — О чирлидерше я бы убиваться не стал, Бринн. — Ладно. Она потеряла, я нашла, вроде того… Верно? Будем считать, что это свидание. — Я обещаю не разбивать тебе сердце. — Не сможешь… уже разбито, — сказала Мэллори. — Купера работа? — играя желваками, спросил Дрю. — Нет. Мое сердце разбито с тех пор, как сбежала моя кошка. Много воды с тех пор утекло… — Должно быть, — сказал он. — Я и не помню, что у тебя была когда-то кошка. Мэллори глубоко вздохнула. — Я никогда ее не забуду, но все в этой жизни когда-то заканчивается. Маленькая сестренка сумерек

Как и ожидалось, для первой официальной семейной фотосессии Оуэна в домашней обстановке Тим избрал день бала.

— Пожалуйста! Скажи, что не надо прихорашиваться, — молила Мэллори. — Я не хочу одеваться как кукла два раза за день. — Можешь одеться по-домашнему, — сказал дядя Кевин, чей друг Лео работал фотографом. Все надели джинсы и свитера пестрой расцветки. Кэмпбелл попросила мужа и детей сесть вокруг и по возможности заслонить ее от объектива. — Только глаза у меня в порядке, — заявила Кэмпбелл. — В этом зеленом свитере я похожа на Моби Пикл. Тетя Кейт усаживала их так, словно выкладывала натюрморт. — Четверо детей! — то и дело восклицал Тим. — К счастью, людям всегда нужны футбольные мячи и спортивные носки, — ответила на это Кэмпбелл. — И семейные педиатры, — добавил ее муж. Лео сделал, как всем показалось, не одну сотню снимков и удалился. Кэмпбелл принялась кормить ребенка. — Ты превосходно справилась со своей работой! — сказал жене Тим. — Я не припоминаю, чтобы ты на этот раз видел решительный бой, — напомнила ему Кэмпбелл. Мэллори уже принялась натягивать на себя спортивный костюм, готовясь отправиться на пробежку, когда Кэмпбелл ее остановила. — Значит, ты идешь вместе с Дрю на бал? Как я понимаю, между тобой и братом Эден все кончено? — Да, пожалуй, — ответила Мэллори. — Сожалею. Когда она сбежала с мужчиной старше ее по возрасту… — Она ни с кем не сбегала, мама. Эден просто переехала жить в другое место. У нее есть родня повсюду, даже в Канаде. Между Эден и Джеймсом все кончено. — Мэллори посчитала, что не особо покривила душой. — Вот и хорошо. Он слишком стар для нее. — А я ничего хорошего в этом не вижу, — ответила дочь. — Ее словно наказывают за то, чего она не совершала. — Я понимаю, — сказала Кэмпбелл, — ты по ней очень скучаешь. — Я даже представить себе не могла, что так будет. Мне очень не хватает их обоих. Мэлли вспомнила, как стояла в глубоком снегу, крепко прижимаясь лицом к мокрой куртке Купера. В ноздри бил запах бакаута [22] , а Эден медленно кружила в лунном свете. Мэллори решила, что на всю жизнь запомнит подругу такой, какой та была в эту ночь. И побежала наверх надевать кроссовки. Мерри занималась французским. — Стер! — сказала она сестре. — Какое красивое ожерелье! Мэллори вытянула руки с украшением, восхищаясь его тончайшим золотым плетением, красивой штриховкой по окружности диска, пером, которое должно навевать хорошие сны, если повесить его над кроватью. — Это прощальный подарок, памятный сувенир. Понимаю, Купер этого не планировал, нет… Но мне кажется, что он не сможет оправиться после того, что с нами тогда случилось… Мэлли чувствовала себя опустошенной, словно от нее остались лишь кости да кожа. Если хорошенько потрясти, ее маленькое высохшее сердце задребезжит, ударяясь о ребра. — Купер обещал мне вернуться, но я чувствую, что этому не бывать, — добавила она. — Ой, Мэллори! Я и не знала, что у тебя с Купером все кончено. — Ладно, проехали. Я сейчас еду на бал. Ты передала Нили мою записку? Спасибо ей за платье. — Она рада, что смогла тебе помочь. Хочет взамен фотографии. — Никто нас снимать не будет, — заявила Мэллори. — Не думаю, что мама Дрю на это пойдет. В конце концов, это его праздник, — ответила Мерри. Мэллори фыркнула и ушла на ежедневную пробежку. На этот раз она направилась в холмы, ожидая увидеть вдалеке белую тень и прислушиваясь, не трещит ли поблизости кустарник. Ничего. Мэллори взобралась на гребень хребта и ждала до тех пор, пока солнце не коснулось края горизонта. Ничего. Ей пришлось опрометью мчаться домой, в спешке принимать душ, а после сносить адские муки нанесения подводки для глаз. Линия шла вкривь и вкось. Приходилось стирать ее с помощью детского масла и снова наносить основу под макияж. У Мерри на такое уходило не больше пяти минут. — Ты меня с ума сведешь! Дай я тебе помогу! Мередит взяла инициативу в свои руки. Кисточки, словно волшебные палочки, замелькали в ее проворных руках. — А теперь займемся твоими волосами. Как ты смотришь на высокую прическу со спадающими по сторонам прядями? — Ни за что! — отрезала Мэллори. — Ладно. Тогда французская косичка, закрепленная сзади заколкой. Мередит ловко заплела темные волосы сестры в тугую косу, уложила ее вокруг головы, закрепила заколкой и сеточкой из серебряных нитей. На этот раз в оба уха девочки было вставлено по гвоздику-сережке с гранатом. Мерри помогла ей надеть через голову узкое, облегающее фигуру на манер Русалочки платье от Веры Вонг. Мэллори послушно позволила сестре подвести ее к высокому зеркалу. — Ух ты! — Мое произведение искусства! — гордо заявила Мередит. Мэлли была и не была похожа на себя. Она словно бы вновь родилась на свет. Казалось, ей уже исполнилось лет двадцать. Она выглядела ужасно сексуальной. — Я и представить себе не могла, что облегающие платья шьют таких небольших размеров, — сказала Мэллори сестре. — Когда-то оно принадлежало Кире Найтли или какой-то другой английской кинозвезде, точно не помню, — понизив голос, сообщила Мередит. — Его пришлось укорачивать. На благотворительном аукционе это платье обошлось в две тысячи долларов. — Ой, сними его с меня побыстрее! Я в нем дышать не могу! Я на самом деле не могу. У меня что, грудь больше, чем у Киры Найтли? Я боюсь его порвать! Я в нем буду потеть, как… — Никто бы на твоем месте не стал жаловаться! — заявила Мерри. — Ты дважды мазалась дезодорантом. К тому же ткань не касается твоих подмышек. — Ладно. Нормально, Мерри. На моем месте должна была бы оказаться ты. — У меня напряженка с парнями… Впрочем, ты права. На твоем месте вполне могла бы быть я. Надень туфли. — Я даже наклониться не могу, — пожаловалась Мэллори. Мередит помогла ей надеть сандалии серебристого цвета на высоких каблуках. Вместе они сошли вниз. Тим притворился, что у него случился сердечный приступ. Дрю Вогхэн, который уже приехал и теперь разговаривал с Адамом, повернул в ее сторону голову. В сером смокинге он выглядел как кинозвезда из старых фильмов. Очевидно, слова, которые он заранее подготовил, чтобы приветствовать свою спутницу, застряли у него в горле. Так он и стоял с открытым ртом. — Дрю, смотри не упади! — заметила Кэмпбелл. — Ты и прежде знал, что моя дочь красавица. — Не упаду. Я прекрасно умею сохранять равновесие, даже когда у меня в одной руке три коробки с большими пиццами. — Я трепещу, — улыбаясь, сказала Мэллори, — но не при виде тебя, а от осознания твоего профессионализма в деле балансирования пиццами. — В последнее время я говорю такое, что раньше и представить не мог, что когда-нибудь скажу. Бринн, ты прекрасна! — Все благодаря сестре. Она меня размалевала. — Кое-кого даже косметикой изуродовать невозможно. — Сегодня ты на своем «зеленом звере»? — спросила Мэллори. — Нет. Папа одолжил мне «лексус», а мама горит желанием сделать не меньше сотни фотографий. — А что я говорила! — вмешалась в разговор Мередит. Кэмпбелл вытащила откуда-то фотоаппарат. — Вот и замечательно! Думаю, Мэлли не станет возражать, если и я сделаю пару снимков. Быть может, я не увижу дочь такой нарядной до самого дня ее свадьбы.

22

Бакаут — ценная древесина деревьев рода гваякум.

Миссис Вогхэн заставила их позировать возле кустов сирени, у камина, возле автомобиля, у водопада на заднем дворе, на фоне ограды из штакетника, пока Дрю не положил этому край:

— Перестань, мама! Фотографироваться на фоне водонапорной башни я точно не собираюсь. — Когда им наконец удалось улизнуть, он заявил: — После такого не мешало бы потанцевать. Фоткаться на цифровую камеру — то еще удовольствие! Но сначала они перекусили. Дело дошло до того, что Мэллори принялась жаловаться: либо каннеллони в нее не влезут, либо она вылезет из своего шикарного платья. К счастью, после того как Памела Доор его бросила, Дрю некоторое время страдал отсутствием аппетита, вследствие чего немного похудел, и каннеллони пришлись как нельзя кстати. Когда «лексус» свернул на дорогу, ведущую к школе, Дрю протянул Мэллори, которая отдыхала на заднем сиденье, браслет из цветов — точнее, из одной черной орхидеи на серебристой ленте. — Это как нельзя лучше подходит тебе… созвучно твоему имени… — Мое имя переводится как «несчастливая», — сказала Мэллори, надевая браслет на запястье. — Я зову тебя не Мэллори, а Бринн. Бринн значит «темная». Впрочем, сегодня «темной» тебя никто не назовет. А потом Дрю ее поцеловал. Ее целовали и прежде, но сегодня Мэллори и думать забыла о Купере. Дрю был выше ее отца ростом. Мэлли потянулась вперед, ее руки нежно обвились вокруг его шеи, и она ответила поцелуем на поцелуй. Между ними нечто проскользнуло… нечто неуловимое… нечто похожее на обещание… нечто похожее на воспоминание… Дрю осторожно разжал объятия. Мэллори приподнялась и снова поцеловала его — не только за то, что с ним было тепло и уютно, но также и за то, что Дрю был таким прикольным, смышленым и симпатичным. Его просто хотелось целовать и целовать. Мэлли прижалась к нему теснее и почувствовала естественную реакцию его организма. Мама всегда говорила, что биология — сила серьезная. Ух ты, Мэллори Бринн, в какую же красотку ты превратилась! — Идем танцевать! — предложила она. — Мы будем единственными людьми, которые знают, как это делается. Спортивный зал был украшен в стиле старого Голливуда. Изображения Одри Хепберн и Мэрилин Монро в натуральную величину украшали стены, а между ними были расклеены киноафиши. Пары позировали на фоне «громовой птицы» пятидесятых годов, которую хозяин оставил стоять под неоновой аркой. Мэллори и Дрю принялись придумывать и рассказывать друг другу истории о встречающихся им по дороге парах. В одних случаях, фантазировали они, девушка пошла с парнем на свидание из жалости, но со временем они поженятся. А вон те к утру разругаются. В полночь Дрю отвез ее домой и напоследок поцеловал в оба глаза. Мэллори так устала, словно пробежала много миль. Она повеселилась на славу и сожалела только о том, что ей не разрешат ходить на полноценные свидания еще по крайней мере год. Мередит ждала наверху в спальне. Пришлось ознакомить известную им часть вселенной с фотографиями, которые воочию доказывают, насколько Мэллори красивее Памелы Доор, хотя ту и выбрали королевой выпускного бала. «Ты знаешь, кто настоящая королева», — написала в ответ Нили. «Твое платье сделало меня королевой», — не согласилась с ней Мэлли. Она решила принять душ. Надо смыть косметику и гель для волос. Но вот руки Мэлли потянулись к застежке ожерелья, и она запаниковала. Она его надевала? Конечно, нет. Оно бы не подошло к ее платью. Когда же она его сняла? Где оно может быть? В туалетном столике Мередит полным-полно бижутерии, фотографий и косметики, а ее туалетный столик практически пуст. Где же ожерелье? Мэллори ощупала шею руками, потом, подняв футболку с пола, хорошенько ее встряхнула. — Мерри, мое ожерелье пропало! Оно было на мне сегодня вечером… по крайней мере, когда я отправлялась на пробежку, было… а теперь пропало… — Поищи в корзине для белья. Может, его бросили туда вместе с грязной футбольной формой. Не психуй. Я буду пылесосить утром. Когда ты поехала на бал, ожерелья на тебе не было… ничего, кроме сережек и заколки в волосах. Ожерелье может быть где угодно. — Где я могла его потерять? На дорожке. Я знаю… Кто-то его уже нашел. Я не должна была надевать ожерелье… по крайней мере, когда бегаю… Оно слишком красивое, чтобы рисковать. У меня от Купера ничего не осталось. Может, мне больше ничего такого не подарят… Ладно, иду спать. — Мне жаль, Стер. — И мне тоже. Они аккуратно упаковали платье Нили в мешок для одежды. Мэллори смазала лицо кремом, который нашла в выдвижном ящике туалетного столика сестры, и без сил упала на постель. Все ее мускулы болели после бега и танцев, ноги ныли после неудобных туфлей. Мэллори взбила подушку, делая ее мягче. Ей хотелось, чтобы видения белозубой улыбки Купера и широких плеч Дрю больше ее не преследовали. Мэлли даже помолилась, чтобы ночь прошла без сновидений. Вот только во сне она видела Эден. На девушке было церемониальное белое платье из оленьей кожи. Волосы заплетены в тонкие косички, в которых сверкали черные и серебряные бусины. Босыми ногами Эден стояла в лужице сверкающей в солнечном свете воды. В ее руке было зажато ожерелье Мэллори. Она грустно улыбнулась и кивнула. «До свидания, — подумала Мэллори. — Береги себя». Проснулась она с мрачным предчувствием того, что очередная глава ее жизни подошла к концу.