Две стороны неба
Шрифт:
Он не заметил, что сказал "они", а не "мы".
– Я не умею управлять ботом, - просто ответила Гедда.
Роберт остолбенел.
– Ты умеешь, Роберт?
– H-нет... Ты все это серьезно?
Зеленые глаза Гедды потемнели, словно вобрали в себя черную пустоту.
– А как ты думаешь, Роберт?
– Да что это с вами со всеми? Леннокс, Энди, ты! Это все твои дурацкие пропагандистские книжки!
В лице Гедды произошла неуловимая перемена. Будто выключили освещение
– А почему ты считаешь, что все, что тебе говорили о свирепом коммунизме, и что написано в тех книгах, которые читал ты, - она сделала ударение на "ты", - не пропаганда? А тебе не приходило в голову, что это и есть пропаганда, притом злобная, и ею занимаются те, кто в новом мире места себе не нашел или кого этот мир просто не может принять?.. Учись водить бот, Роберт, - неожиданно закончила Гедда.
– Я тебя прошу.
Она заглянула в его растерянные глаза, слегка улыбнулась серьезной улыбкой и ушла.
Роберт даже не пытался разобраться в своих мыслях, предоставив им полную возможность беспорядочно кружиться в мозгу. Наконец суета мыслей утомила его и, так ничего и не решив, он побрел в свою каморку, чувствуя себя измотанным, как после просмотра трех боевиков подряд.
Еще не доходя до винтовой лестницы, ведущей на его ярус, он понял, что хочет идти не к себе, а в совсем другое место. И он не стал подниматься по лестнице, а пошел дальше, мимо каморок и подсобных помещений.
Голос О'Рэйли застал его почти в конце пути. Он невольно остановился и поднял лицо к невидимому динамику.
"Братья!
– звучным голосом, в котором гремели похоронные колокола, вещал О'Рэйли.
– Сегодня неумолимая смерть унесла от нас всеми любимую Вирджинию Грэхем. Ее чистая душа воспарила к богу, покинув нас, скорбящих о невосполнимой утрате.
– О'Рэйли замолчал, а потом сказал другим тоном: Попрошу всех собраться завтра в десять в Круглом зале для обсуждения наших насущных вопросов".
О'Рэйли умолк. Из динамика донесся невнятный голос Каталинского, сказавшего с пьяным сожалением: "Такая девка-а!" - раздался звонкий щелчок и все стихло.
"Господи, нам скоро просто не хватит этих стальных ящиков!.." подумал Роберт.
Он достиг цели своего пути - каморки Софи - и остановился. В дверь стучал Антоневич. Он был всецело поглощен дверью и не заметил Роберта.
– Открой, Софи!
– очевидно, не в первый раз безнадежно сказал Антоневич и подождал.
– Открой, умоляю! Слышишь, у-мо-ля-ю!
– в его голосе зазвучали жалобные нотки.
– Молоденького ведь нет у тебя, я же знаю. Видели же его в коридоре. Открой, сука!
– заорал он вдруг, изо всех сил осыпая дверь ударами.
– Выломаю к черту!
Роберт шагнул к нему и молча оттолкнул от двери. Антоневич быстро повернулся
– А, ты опять здесь, гаденыш!
– зашипел он, сжимая кулаки.
– Опять мешаешь! Ни себе, ни другим?
Он неожиданно почти без замаха ударил Роберта в лицо. Роберт покачнулся, но устоял на ногах. Антоневич был чуть ли не в полтора раза выше, длиннорук и к тому же взбешен. Роберт отступил к стене и полез в карман за пистолетом. Теперь он все время носил пистолет.
Антоневич растерянно опустил руки и замер, с испугом глядя на пистолет.
– Иди отсюда!
– сказал Роберт сквозь зубы.
– Давай, Длинный!
Антоневич, не сводя глаз с пистолета, неуверенно попятился, быстро повернулся спиной, побежал, покачиваясь, и крикнул издали, из-за изгиба коридора:
– Я тебе это припомню, гаденыш!
Роберт спрятал пистолет.
– Роберт!
Софи открыла дверь и глядела на него испуганными заплаканными глазами. Она была в коротком халате, разрисованном яркими разноцветными спиралями. На ее лице не осталось никаких следов косметики и Роберт с удивлением отметил, что от этого Софи только похорошела, несмотря на припухшие глаза.
– У тебя кровь!
"У, Длинный!
– Роберт осторожно потрогал разбитые губы.
– До чего же костлявый кулак!"
– К тебе можно?
– Входи.
Софи отошла от двери и устало села на кровать. Роберт огляделся - все то же самое, что и у него, только намного больше порядка - и опустился в кресло.
– На, вытри!
– Софи бросила ему полотенце, подождала, пока он кончит осторожно возить им по разбитым губам.
– Ты что, Роберт?
Роберт пожал плечами.
– Так...
Губы Софи задрожали. Она упала головой на подушку и заплакала, и ее волосы черной волной потекли по плечам.
– Ко мне никто... так...
Роберт растерянно молчал. Наконец Софи затихла, только изредка порывисто вздыхала, совсем как ребенок.
Они расстались совсем недавно - Софи пошла к себе, а Роберт в обсерваторию, - но ему казалось, что прошло уже очень много времени с тех пор, как Софи рыдала в темном кинозале.
Софи подняла мокрое лицо и заглянула в овальное зеркало, висевшее на стене у изголовья.
– Ох, какая я страшная!
– горько сказала она, отводя рукой упавшие на лоб волосы.
Роберт мягко улыбнулся, любуясь ею.
– Ты красивая, Софи.
– А-а!
Софи махнула рукой и покачнулась, и Роберт только сейчас заметил, что она все еще пьяна.
– Ты опять ходила в бар?
Он сказал эти слова и сразу пожалел об этом, потому что совался туда, куда его не просили, и Софи должна была ответить грубостью. Но Софи молча кивнула, достала из-под подушки скомканный платок и вытерла глаза.