Две стороны неба
Шрифт:
– Поближе к заду!
– загоготал Скотина Жорж, расталкивая Каталинского.
– Пойдем, братья, подальше от этого... как его... непотребного сборища, - обратился он к Каталинскому и Одноухому Майклу.
– А не то господь бог наш пошлет нам... это... как его... наказание и у нас навеки слипнутся глотки!
– Эт-то бу-будет ужас-со!
– пролепетал Каталинский, одурело мотая головой, и рухнул на Жоржа.
Одноухий Майкл молча подхватил его, поволок к двери и они скрылись в коридоре. Скотина Жорж ткнул толстым пальцем в сторону Роберта, замершего в кресле, и с издевкой
– Ты, парень, не желаешь составить нам компанию?
"Так...
– У Роберта мгновенно вспотели ладони.
– Значит, сейчас. Что ж, рано или поздно Скотина Жорж все равно припрет меня к стенке. Каталинский не в счет. Зато Майкл почти трезв".
Роберт еще раз пожалел, что оставил пистолет у Гедды. Ладно, пусть его изувечат, но первый удар он успеет сделать. Прямо в жирную рожу!
Роберт встал и поймал взгляд Софи. Взгляд был сожалеющим. Он направился к двери, увидел удивленное и обеспокоенное лицо Паркинсона и вышел в коридор. До него донесся изумленный голос Малютки Юджина, не знавшего о выстреле в дверь:
– Эй, сволочь, с каких это пор ты стал пить?
И смешок Скотины Жоржа:
– А он теперь это... пьет, ты что, не знал, Малютка?
Одноухий Майкл старался удержать Каталинского в вертикальном положении, он был всецело поглощен этой возней и не заметил, как Роберт вытащил из кармана кастет и зажал в кулаке. Скотина Жорж возник в дверном проеме, нетвердой походкой подошел к Роберту и оживленно крикнул, чтобы слышали в зале:
– Пойдем, врежем по стаканчику!
"Сейчас я тебе врежу!
– подумал Роберт, свирепея.
– Я тебе врежу, жирная свинья!"
Они пошли в глубь коридора, Роберт впереди, Жорж следом, обдавая его перегаром. У Роберта заныл затылок, но он собрал всю волю и не оборачивался. Он свернул за угол и тяжелая нетвердая поступь за спиной оборвалась.
– Притопали, щенок!
– тихо сказал Скотина Жорж.
Роберт резко повернулся. Скотина Жорж сопел, но пока не шевелился. Майкл бесшумно появился из-за угла, бросив Каталинского, который с шумом и руганью упал на пол где-то неподалеку.
– Я тебе не щенок!
– с вызовом сказал Роберт.
– Знаю, знаю, что не щенок, - вкрадчиво заговорил Скотина Жорж. Какой же ты щенок, если это... так ловко палишь по дверям ни в чем не повинных людей? Разве это справедливо, Одноухий?
– воззвал он к Майклу, который потихоньку продвигался за спину Роберта.
– Из-за какой-то суки убивать это... как его... чело...
Он не успел договорить, потому что Роберт резко взмахнул кастетом. Он бил наверняка, прямо в слюнявые губы. Но в это время получил удар по затылку.
*
Потолок опрокинулся над ним светло-зеленым куполом, незаметно переходящим в более темную зелень стен.
"Правильно было бы сделать здесь все фиолетовым", - вяло подумал Роберт.
Помнится, когда-то давным-давно символику цвета разъяснял ему обучающий автомат. "В витражах древних соборов, - говорил он вкрадчивым голосом, - синий - цвет девы Марии, богородицы, зеленый - цвет сатаны, падшего ангела", - и показывал соответствующие картины.
Ну
Он попытался повернуть голову, охнул от боли и тут же металлический голос из выпуклого блестящего глаза в центре купола предостерегающе прогремел: "Не двигаться! Лежать спокойно!"
"Что за чудо-автоматы!
– восхитился Роберт, замерев в неудобной позе.
– Как бы мы без вас жили? Спасибо, киберврачи, спасибо, регенераторы воздуха, синтезаторы пищи, энергоприемники и прочая, и прочая, и прочая. И в конце концов, действительно, спасибо старику Питерсу, если только О'Рэйли не приврал для красного словца. Гады, так и не дали дослушать до конца и вообще - испортили день рождения!"
Роберт закрыл глаза, размышляя о превратностях судьбы и, вероятно, незаметно задремал, потому что, когда он их открыл, возле кровати сидел Паркинсон. Нечасто удавалось увидеть такое чудо - совершенно трезвого Паркинсона. Да еще и тщательно выбритого. Роберт недоверчиво повел носом и изумление его достигло апогея - от Паркинсона явно веяло одеколоном!
– Привет, сынок,- почему-то шепотом сказал Паркинсон, наклоняясь к кровати.
– Угу!
– ответил Роберт, не удержавшись от улыбки.
– Тебе не больно улыбаться?
– забеспокоился Паркинсон, ероша длинные волосы.
– Что ты, Паркинсон! Уже очухался... Чем кончилось отпевание?
Паркинсон пожал плечами.
– Да ничем. Софи выскочила за тобой, а потом и мы.
– О!
– сказал Роберт.
– Кто "мы"?
– Ну я, Юджин... Юджин стал трясти Каталинского, тот его обругал... В общем, Юджин поучил его немного...
– А Скотина?
– Что - "Скотина"?
– Паркинсон как-то странно посмотрел на Роберта. Скотины там уже не было. И Майкла.
"Удрал, гад! Ну ничего, никуда он отсюда не денется".
Паркинсон молчал и нерешительно водил пальцами по худым выбритым щекам. Сейчас он выглядел моложе своих пятидесяти трех. Да убрать бы мешки под глазами...
Паркинсон не строил никаких иллюзий относительно лучшего будущего и принимал жизнь такой, как есть. "В свое время мне не хватило смелости пустить пулю в лоб. Наверное, потому, что я слишком любил Джейн, - как-то сказал ему Паркинсон.
– А теперь нужно сидеть и не рыпаться". О своем прошлом он никогда не говорил, а Роберт никогда не спрашивал. Ведь каждый имеет право носить свое прошлое в себе.