Две твердыни
Шрифт:
— Не сомневаюсь, — произнес Фарамир. — Если его убедили, как ты говоришь, в истинности прав Арагорна, он должен был глубоко его уважать. До труднейшего испытания не дошло. Они не вернулись вместе в Минас Тирит и не соперничали в боях за него, идя рядом во главе гондорского войска…
Но я снова уклонился от главного. Так что, в роду Денэтора по старинной традиции сохраняются тайные знания прошлых веков, а в сокровищнице хранятся книги, свитки, пергаменты, камни и даже золотые и серебряные пластины, покрытые письменами на разных языках. Среди них есть такие, которые до сих пор никто не смог прочесть. Меня учили искусству чтения и расшифровки, но я сумел одолеть только часть старых документов. Собранные у нас памятники привели к нам в Гондор Серого Странника. Первый раз я
— Серый Странник? — спросил Фродо. — У него было имя?
— Мы называли его по-эльфийски Мифрандиром, — ответил Фарамир, — и ему это нравилось. «У меня много разных имен в разных странах, — говорил он. — Мифрандир у эльфов, Таркун у гномов, в незапамятные времена моей юности на Западе меня звали Олорин, на юге зовут Инкануш, на севере — Гэндальф. На восток я не хожу».
— Гэндальф? — воскликнул Фродо. — Так я и думал. Гэндальф Серый, любимый друг и советчик, вожак нашего Отряда! Он погиб в копях Мории.
— Мифрандир погиб? — вскричал Фарамир. — Видно, злая судьба преследует ваш Отряд. Трудно поверить, что мудрец, обладавший такими знаниями и силой, — ибо в нашей стране он показывал необычайное, — мог погибнуть. С его уходом мир потеряет разгадку многих тайн. Ты уверен, что Мифрандир погиб, а не просто ушел от вас?
— Увы, — ответил Фродо. — Я видел, как он рухнул в бездну.
— Страшная история, наверное, кроется и за этим, — сказал Фарамир. — Может быть, вечером ты расскажешь мне подробнее. Лишь теперь я понял, что Мифрандир был не только мастером и обладателем тайных знаний, но и вершителем великих дел в наше время. Будь он рядом, когда мы бились над разгадкой посетившего нас сна, он бы, наверное, все объяснил, и не надо было бы отправлять Боромира с посольством. Но может быть, он ничего бы нам не сказал, ибо путь был сужден Боромиру. Мифрандир никогда не открывал перед нами секретов будущего и никого не посвящал в свои планы. Я не знаю, каким образом он добился у Денэтора разрешения на вход в сокровищницу; кое-какие уроки он преподал и мне, хотя редко уделял мне внимание. Он был очень занят исследованием документов и выспрашивал нас прежде всего о Великой Битве на полях Дагорлад, когда королевство Гондор только родилось, а Тот, чьего имени мы не произносим, был сброшен с трона. Его очень интересовала история Исилдура, но мы немного могли рассказать, потому что о его гибели ничего точно не известно.
Фарамир понизил голос до шепота:
— Кое о чем я, однако, узнал, а чего не знал, домыслил, и тайну своего открытия берегу: Исилдур взял что-то из руки Того, кто был повержен, после чего покинул Гондор и больше никогда не являлся среди смертных. Думаю, что это прямой ответ на вопрос Мифрандира. Но тогда мне казалось, что это знание важно лишь для изучения старых тайн. Даже когда мы пытались разгадать слова, услышанные во сне, мне не пришло в голову, что Проклятие Исилдура и есть тот самый предмет. О гибели Исилдура мы знаем лишь одну легенду: о том, как он попал в засаду и был убит орчьей стрелой. И Мифрандир мне больше ничего не говорил.
Я пока не разгадал, что там было на самом деле, и что это за вещь, но это должна быть переходившая из рук в руки ценность, дающая великую власть и таящая великую опасность. Может быть, это самое страшное оружие, изобретенное в Стране Мрака. Если оно может дать победу в войне, легко понять, что Боромир — гордый, бесстрашный, горячий, жаждущий славы для Минас Тирита (и вместе с родиной славы для себя), — мог пожелать эту вещь и впасть в искушение. В несчастный день он ушел в свой путь! Выбор отца должен был пасть на меня, но Боромир сам вызвался идти, говоря, что он старше и опытнее. Он не уступил мне. Ты можешь не бояться. Я не возьму эту вещь, я не нагнусь за ней, даже если она будет лежать на дороге. Если бы Минас Тирит рушился, и только я мог его спасти, я бы остерегся применить оружие Черного Властелина ради славы. Такой славы мне не надо, знай это, Фродо сын Дрого.
— Совету тоже не нужна такая слава, и мне не нужна, — ответил Фродо. — Если бы я мог, я бы в эти дела вообще не вмешивался.
— Что
Фродо не ответил. Он чуть было не поддался искушению, тоскуя по дельному совету и помощи; ему хотелось все выложить опечаленному человеку, слова которого звучали мудро и благородно. Но что-то удержало его в последнюю минуту. На сердце было тревожно. Если из всего Отряда только он и Сэм остались в живых, — что могло оказаться страшной правдой, — то кроме них больше никто не знал об их тайном задании. Лучше излишняя подозрительность, чем поспешная откровенность. В памяти Фродо ожило воспоминание о Боромире и ужасной перемене, произошедшей с ним под влиянием чар Кольца. Он смотрел на Фарамира, слышал его голос и мысленно видел перед собой его брата, совсем не такого и вместе с тем столь похожего.
Довольно долго они молча шли под серыми и зелеными тенями старых деревьев, бесшумно обходя стволы; над их головами во множестве щебетали птицы, солнце золотило блестящие листья вечнозеленых лесов Итилиэна.
Сэм не принимал участия в разговоре, хотя внимательно прислушивался, одновременно улавливая чуткими хоббичьими ушами ласковые голоса леса. Он заметил, что ни Фарамир, ни Фродо ни разу не произнесли имени Голлума. Этому Сэм был рад, хотя чувствовал, что напрасно надеется никогда больше его не встретить. Потом заметил, что хотя они будто бы идут только с Фарамиром, на самом деле вокруг них много людей, не говоря уже о Дамроде и Маблунге, которые то появлялись, то исчезали в зеленой тени деревьев. С обеих сторон от них лесом пробирались зеленые солдаты, спеша к какому-то назначенному месту.
Один раз его словно кольнуло в спину, и он резко обернулся, надеясь обнаружить, кто за ним следит, но успел заметить лишь метнувшуюся за дерево маленькую темную тень. Сэм открыл было рот, чтобы сказать об этом Фродо, но передумал: «Я ведь не уверен, что это мне не показалось. Зачем вспоминать о мерзавце, если господин Фродо и Фарамир не хотят о нем говорить? Я бы сам с удовольствием про него забыл».
Наконец лес вокруг поредел, обрывы стали круче. Они свернули вправо и вскоре оказались над ручьем, пробивающимся по дну узкой расселины. Это был тот самый ручей, который далеко в горах вытекал из круглого озерца; здесь он набирал силу и быстро несся по камням, выбив себе глубокое ложе, над которым раскинули ветви горные дубы и неподвижно стоял темнолистый самшит. Глядя на запад, путники видели светлые туманы над долинами и широкие луга, а совсем далеко — искрившуюся в последних лучах солнца широкую ленту Андуина.
— Сейчас — увы! — я должен поступить с вами не очень вежливо, — сказал Фарамир. — Но надеюсь, что вы простите человека, который в нарушение приказа оказал вам расположение, не отрубил вам головы и не связал, как пленников. Дело в том, что никому, даже рохирримам, воюющим с нами в союзе, нельзя видеть тайный путь, которым мы сейчас пойдем. Придется завязать вам глаза.
— Воля твоя, — ответил Фродо. — Даже эльфы так поступают. Через границу Лотлориэна нас вели с завязанными глазами. Гном Гимли очень возмущался, но хоббиты к этому относятся терпимо.