Две жены моего мужа

Султан Лия

Хорошо, что Диля еще один вечер проводит у мамы, иначе пришлось бы ей объяснять, почему я снова не в себе. Пора завязывать со страданиями и идти дальше, потому что у девочки должен быть другой пример перед глазами.

К вечеру стало ясно, как Линара попала в дом в обход охраны. Она вошла через заднюю дверь, миновала баню и летнюю кухню, а затем беспрепятственно открыла дверь на террасе. Зимой она обычно закрыта. Обычно этим маршрутом пользуется Нурия или сотрудники клининга, которые обслуживают наш дом. И охрана подтвердила: по камерам они видели

движение на заднем дворе, но так как женщина, одета в обычный пуховик с капюшоном, очень хорошо ориентировалась и открыла калитку ключами, то они приняли ее за домработницу. А на самом деле Нурия в этот момент была на рынке.

Все оказалось до банального просто: у Линары были ключи. И скорее всего, они у нее давно. У нее был доступ к вещам Карима, поэтому ничего удивительного.

Меня поражает, обижает, бесит и раздражает уровень ее вовлеченности в нашу жизнь. У нее есть ключи, она знает планировку, а может быть, и что-то еще.

— Смени замки и электронные ключи, — требую от Карима после того, как он все мне рассказал.

— Завтра все сделают, — виновато отзывается он.

— И усиль охрану, — настаиваю я, а он лишь кивает.

— Уже.

Демонстративно закатываю глаза и иду к двери. Он зовет меня по имени, но я и не думаю останавливаться.

— Когда же ты, наконец, съедешь? — рычу я и все поворачиваюсь к нему.

— Может, мне лучше сдохнуть по твоей логике? — цедит он.

— Да, так было бы лучше, — в сердцах заявляю я, а потом сразу прикусываю язык.

От одной мысли о том, что его не станет, меня бросает в дрожь. Я и вправду стала очень несдержанна в своих мыслях и словах, я превращаюсь в нехорошего человека.

После этого разговора к Кариму больше не захожу, но ночью снова слышу, как неверный стонет не то от боли, не от от кошмара. Намеренно не останавливаюсь, а спускаюсь на кухню. В аптечке нахожу лекарство от головной боли, наливаю стакан воды и разом осушаю его. Знаю, что скоро полегчает и я может быть даже засну и забудусь.

Снова поднимаюсь на второй этаж и бесшумно ступаю босиком по паркету. Слышу, что все еще мучается, но не просыпается.

— Ммм, Зара! Зара! — Карим снова зовет меня.

Изрешеченное сердце рвется к нему, но ноги прирастают к полу. Я ведь все еще его законная жена, а он — мой муж. И мой долг в глазах общества — заботиться о супруге, прикованном к кровати. Поддерживать его, обещать, что он скоро встанет на ноги и восстановится, давать ему надежду.

Но я не могу. Потому что в каждую нашу встречу представляю рядом с ним другую. Жить так — наказание и пытка. Я привязана к Кариму общественным мнением, мольбами наших матерей, и слезами дочери, которая души не чает в отце.

— Зара! Помоги! — просит сквозь сон.

Сдаюсь и все-таки иду на зов. Темную комнату освещает лишь лунный свет, в котором лицо Карима кажется еще более бледным и измученным. Он перестал бриться и сильно оброс, появились морщины в уголках глаз. Как же он постарел за это время. А ведь ему всего 38.

Перешагнув

через себя,все-таки ложусь рядом с ним и шепчу:

— Карим, я здесь. Спи.

Впиваюсь пальцами в его плечо, чтобы почувствовал мою близость. Он так и не открывает глаза, но вскоре успокаивается, дыхание, наконец, выравнивается.

Сажусь на кровати, беру подушку и обнимаю ее, чтобы чем-то занять руки. Знаю, что надо уйти, но не могу пошевелиться. Смотрю на его красивое, изможденное лицо и невольно в памяти всплывает все, что произошло. Картинки пляшут перед глазами, а слова громим роем жужжат в голове

“Я уже почти год его вторая жена. Мы живем с ним вместе в квартире, которую он мне подарил”.

“На ней было одно полотенце. Видимо только вышла из душа. Она еще покраснела, начала оправдываться. Я понял, что она должна была уйти раньше, чтобы никто ничего не заметил”.

“Где-то за неделю до падения Карима, я зашел в приемную вечером. Рабочий день уже закончился и я подумал, что секретарши уже ушли домой. Я не стал стучать, а сразу открыл дверь в его кабинет и…он ее целовал. Или она его. Не знаю. Секретарша тут же убежала, а Карим попросил ничего тебе не говорить”.

“Узнала татуировку? Это он заснул после очередного марафона со мной. Ты что его на голодном пайке держала?”

“Горячо. Кто-то очень плохо себя ведет.

“Так накажи меня”.

“Я уже еду. Жди”.

“Хочу тебя, любимый”.

“Я тоже, малыш”.

“Вероятность отцовства 99,9…..”

Вздрагиваю от воспоминаний в темной комнате и неожиданно понимаю, что держку подушку над лицом мужа. Разглядываю некогда любимые глаза, брови, нос и губы. Карим напряжен даже во сне. В голове заезженной пластинкой крутится одна мысль: а что если я сейчас сделаю это и избавлю нас двоих от страданий? Его — от физической. Меня — от душевной. Черная туча злости и ненависти нависает надо мной и затуманивает разум. Я будто больше не принадлежу себе. Я продала душу Дьяволу за кратковременное освобождение от страданий.

В меня вселяется монстр. Это он подносит орудие все ближе и ближе. Пальцы дрожат, кровь стучит в висках, а в голове гремит: “Я не убийца. Я не убийца”.

А потом Карим вдруг распахивает черные, как эта страшная ночь, глаза и выкрикивает мое имя.

— Зара! Что ты делаешь? Убери это! Зара! Очнись!

Ощущение, что подушка загорается в моих руках. Резко бросаю ее на пол, будто обжегшись, и смотрю на испуганного мужа. Пячусь к двери и вся трясусь от осознания, что могла его задушить. Мне нужна помощь, ведь так больше нельзя. Я должна подать на развод. И пусть меня осудят.