"Две жизни" (ч. I, т.1-2)
Шрифт:
Я превратился в "Лёвушку-лови ворон", мысли закипели в моей голове, наскакивая друг на друга, одна другую опрокидывая, не доходя ни в чём до конца, — точно решая вопрос, лучше ли, надо ли, так меняясь, — умирать людям, превращаясь в совершенно иные существа? Зачем?
Мне казалось, я вижу и слышу вопли и стоны тысяч душ, носящихся среди хаоса и оплакивающих свои заблуждения, непоправимые ошибки и молящих о помощи.
— Левушка, что с вами? — услышал я нежный и слабый голосок Жанны.
— Ах, это
— О, это ничего. Князь мне помог сойти. Ах, Левушка, как же вы переменились после болезни. Вы ничуть не похожи на господина младшего доктора, который утешал меня на пароходе. Дети спят, а то, пожалуй, они бы вас сейчас и не узнали. Вы совсем, совсем другой; только я не умею сказать и объяснить, в чём перемена, — говорила Жанна, усаживая меня и князя в углу магазина.
— Всегда кажется, что переменились люди, которых видим, потому что в самом себе перемену человек замечает с трудом. И только если что-нибудь огромное входит в его жизнь, — только тогда он отдаёт себе отчёт, как он переменился, как выросли его силы и освободился дух.
Вы, Жанна, кажетесь мне не только изменившейся, но вы точно сгорели; и вместо прежней Жанны я вижу страдающее существо. Что с вами, дорогая? Ведь нет никаких причин так тосковать и плакать, — нежно целуя крохотную, детскую ручку Жанны, сказал я.
— Ах, если бы вы знали, вы бы не целовали этой руки, — вытирая катившиеся слёзы, ответила мне Жанна. — И перед князем я виновата, и перед Анной, и перед И., ах, что я только наделала и как мне теперь всё это исправить? — сквозь слёзы бормотала бедняжка. — Я бы уже была здорова, если бы раскаяние меня не грызло. Нигде не нахожу себе покоя. Только когда лежу в кровати, — может, от полога, которым доктор И. закрыл мой уголок, веет на меня успокоением. Когда мне бывает очень плохо, я прижмусь к нему лицом — и станет на сердце тихо!
Я случайно взглянул на Анну и поразился перемене в ней, Склонившись вперёд, глядя неотрывно на Жанну, точно умоляя её замолчать, она сжимала в руках работу, а слёзы капали на её грудь одна за другой. Я понял, какая мука была в ней, как она оплакивала предназначавшийся ей и не полученный хитон, наш отъезд без неё и своё неверное в эту минуту поведение.
— Анна, — крикнул я, не будучи в силах выдержать её муки. — Отсрочка — не значит потеря. Анна, не плачьте, я не в силах видеть этих слёз; я знаю, что значит в тоске безумно рыдать, словно на кладбище.
Не думайте сейчас о себе. Думайте об Ананде; о том огромном горе, разочаровании и ответе его за вашу ошибку, которые легли на него, — упав перед ней на колени, говорил я. — Скоро, сейчас, Ананда и И. придут сюда. Неужели возможно встретить
— Встаньте, Левушка, — обнимая меня, сказала Анна. — Вы глубоко правы. Только горькая мысль об одной себе заставила меня опять плакать. А между тем, я уже всё поняла, и всё благословила, и всё приняла.
Сядьте здесь возле меня на минуту, дружок Левушка. Поверьте, я уже утихла внутри. Это отголосок бури, с которым вы вовремя помогли мне справиться. Много лет я думала, что в сердце моём живёт одна светлая любовь. Я убедилась, что там ещё лежала, свернувшись, змея ревности и сомнений.
Слава Богу, что она развернулась и раскрыла мне глаза. Ананда получил удар, но всё же смог удержать меня возле себя так, чтобы я не выпустила его руки из своей. Вы напомнили мне, что мои слёзы задевают всё его существо, что он их ощущает, как слёзы гноя и крови. Я больше плакать не буду; вас благодарю за ваши слова, они помогли мне.
Она вытерла глаза, подошла к Жанне и, нежно её обняв, вытерла и её слёзы платком сэра Уоми.
Надрыв, который я пережил, почти лишил меня чувств. Я неподвижно сидел в кресле; сердце моё билось, как молот; в спине, по всему позвоночнику точно бежал огонь; я с трудом дышал и, как мне казалось, падал в пропасть.
— Левушка, ты всех здесь напугал, — услышал я голос Ананды и увидел его возле себя. — Выпей-ка вот это; я думал, что ты сильнее; а ты всё ещё слаб, — и он подал мне рюмку с каплями.
Вскоре я совсем пришёл в себя, спросил, где И., и узнав, что он прошёл к Строганову и вскоре тоже будет здесь, совсем успокоился.
Я обвёл всех глазами, заметил, что Хава пристально смотрит на меня, в то время как все остальные имеют смущённый вид. Я взял руку Ананды, неожиданно для него поднёс её к губам и сказал:
— Простите мне, Ананда, Я немного половиворонил, чем всех расстроил и привёл в такое состояние, что они теперь больше похожи на утопленников. Вот, вы тоже думали, что я крепче; и я обманул ваше доверие. Это мне очень больно; я постараюсь быть сильнее. Но ведь это всё пошло от вашей дервишской шапки, — улыбнулся я.
— Нет, мой мальчик, ничьего доверия ты не обманул. И никто здесь не мог обмануть и не обманул меня. Всё, что вышло не так, как я предполагал, совершилось только потому, что я был в старинном долгу и хотел поскорее вернуть его сторицей. Я не понял, что не следует так ускоренно двигать людей вперёд. Зов даётся однажды; я же дал его дважды, за что и понесу теперь ответ.
Я не всё понял. Какой, когда и зачем даётся зов? Но я понял, что он дал его вторично Анне и что этого не надо было делать.