"Две жизни" (ч. I, т.1-2)
Шрифт:
Обыватель считает свою жизнь убогой, если в ней не бушуют страсти, если он не имеет возможности блистать. Отсюда — от жажды славы, богатства и власти — приходят люди к тому падению, какое случилось с Браццано. Но есть и худшие. И только избранник по своей внутренней сердечной доброте и запросам, а внешне — ничем не выделяющийся человек — может отвлекаться идеями и мыслями, о которых ты сейчас говорил.
Великие встречи, встречи, переворачивающие жизнь человека, редки, Левушка. Но зато имевший однажды такую встречу внезапно
Подходя к дому, мы повстречались с Анандой и князем, возвращавшимися в экипаже домой. Ананда приветливо поздоровался, пытливо на меня посмотрел и, улыбаясь, спросил: — Как, Левушка? Сердце пощипывает! А почему не плачешь? — Приберегаю к вечеру. Боюсь, вдруг сегодня не заплачу от вашей человечьей виолончели и ваших песен.
— Почему это моя виолончель человечья? А какая ещё бывает? — смеялся Ананда, наполняя металлом всё вокруг.
— Ваша виолончель поёт человеческим голосом, поэтому я её так и назвал. Какая ещё бывает виолончель — не знаю. Но что ваш смех, конечно, "звон мечей", — это знаю теперь уже наверное, — вскричал я.
— Дерзкий мальчишка! Вот заставлю же тебя плакать вечером. — Ни, ни, и не думайте! На завтра для капитана надо приберечь слезинку на прощание. А то вы ведь ненасытны! Вам — всё до конца. Ан — и ему надо!
Не только Ананда, но и И. с князем смеялись, я же залился хохотом и убежал к себе.
Через некоторое время оба моих друга вошли в мою комнату. — Ну, трусишка, убегающий от звона мечей с поля сражения, признавайся, какую ещё каверзу придумал ты мне? — шутил Ананда.
— Вам я каверзы придумать не в силах. Вы вмиг всё рассеете, только взглянете своими звёздами.
— Как? — прервал меня Ананда. — Так я не только звон мечей, но и звёзды?
— Ну, тут уж я не виноват, что матерь жизнь дала вам глаза-звёзды. Это вы с неё спросите. А вот что сказать капитану? Я еду к нему на пароход обедать. Что ему от вас передать? — спросил я, представляя себе радость капитана, если бы Ананда послал ему привет.
— Это хорошо, что ты так верен другу и думаешь о нём. Пойдём со мною; я, может быть, что-нибудь для него и найду.
Мы спустились по винтовой лестнице прямо к Ананде, в его очаровательную комнату.
Как здесь было хорошо! Какая-то особенно лёгкая атмосфера царила здесь, Я сел в кресло и забыл весь мир. Так и не ушёл бы отсюда вовек. Я наслаждался гармонией, окружавшей меня.
Не знаю, минуту я просидел или час, но отдохнул — точно неделю спал.
— Отдай капитану. Пусть передаст эту вещь своей жене, когда вернётся домой после свадьбы, — подавая мне небольшой странной формы футляр из фиолетовой кожи, сказал Ананда.
— А я и не знал, что капитан скоро женится, — беря футляр, заметил я.
— Он женится, быть может, и не так скоро, но во всяком случае в следующее
— Ах, как бы я хотел услышать игру Лизы! Лучше ли, чем Анна? И такой ли захват в её игре, что дышать не можешь? До чего я глуп! А в вагоне всё примерялся к Лизе и раздумывал, любит ли она меня, — залившись смехом, вспоминал я свои вагонные размышления.
— Когда будешь обедать с капитаном, не говори ему ничего о Лизе. Даже не спрашивай, поедет ли он в Гурзуф, пусть даже он сам когда-то говорил тебе об этом.
— Это ваше приказание, Ананда, я должен хорошенько запомнить, так как хотел непременно поговорить с ним о Лизе. Теперь, конечно, воздержусь.
— И мой запрет не вызывает в тебе ни протеста, ни возмущения? — Как могу я протестовать против ваших запретов, раз я верю вам и по собственному опыту знаю, как вы угадываете мысли и как правильно определяете каждого человека. Я боюсь только словиворонить и по рассеянности чего-нибудь не брякнуть, — отвечал я Ананде.
Глава 25. ОБЕД НА ПАРОХОДЕ. ОПЯТЬ БРАЦЦАНО И ИБРАГИМ. ОТЪЕЗД КАПИТАНА. ЖУЛИКИ И ОЛЬГА
Верзила, не смевший нарушить морскую дисциплину, уже стучался в дверь, говоря, что время ехать, не то опоздаем. Вскоре мы подъезжали к пароходу.
Капитан уже издали стал махать мне фуражкой, а когда я поднялся по трапу, обнял меня, засверкал тигром и вообще был таким, каким я увидел его в первый раз в Севастополе.
Радушный хозяин, угощавший меня в своей капитанской каюте, горячо благодарил за подарки и, главное, за письмо, которое сделало его, как он выразился, богаче. Потому что ещё никто и никогда не говорил ему о такой преданности и в таких простых, но много значащих словах.
— Впервые я не раздумывал, не сомневался, а сразу почувствовал, что каждое ваше слово — правда. И не могу выразить, как дорожу я платком и книжкой. Платок в моём кармане, а книжка у изголовья. Пока буду жив — с ними не расстанусь.
— Вот вам ещё один привет — от Ананды. Это отдадите вашей жене, когда привезёте её после свадьбы домой, — сказал я, подавая капитану футляр.
— Что же здесь такое? — с удивлением глядя на меня, спросил он.
— Не знаю, не видел, — боясь вымолвить что-нибудь лишнее, отвечал я.
Капитан открыл футляр, и невольный крик изумления вырвался v него.
Он протянул мне футляр, и я увидел точно такой же медальон, какой И. приказал Строгановой отдать Анне, как похищенный, только поменьше. Так же в него были врезаны фиалки из аметистов и бриллиантов, и надет он был на цепочку из этих же камней.
Я молча рассматривал эту вещь, думая о Лизе. Какое-то беспокойство поднималось во мне. Я не понимал, почему у каждого из окружающих меня друзей был какой-то свой особый талисман, свой цветок и, непонятная мне, но совершенно особая, своя линия поведения.