Две жизни в одной. Книга 1
Шрифт:
С ребятами мы организовывали праздники! Ночами я составляла планы выступлений, куда включалось и художественное слово в виде чтения стихов известных поэтов и отрывки из произведений классиков. Ребята читали стихи собственного сочинения. Не имея музыканта, под балалайку школьного сторожа пели песни. В общем, делали концерты для наших учащихся и жителей деревень.
Кстати...
В школьный альманах вместе с работами ребят я включила свой рассказ.
— Ой, батюшки! — причитала Марфута, утирая мокрый нос и щеки цветастым передником. — Беда, да и только! Пропал
Васька, сосед Марфуты, вредно улыбался, приговаривая:
— Пропал и пропал. Другого заведешь. Деньжата, чай, водятся?
Марфута глуховата была, но, услышав про деньги, заворчала:
— Водятся, не водятся! Придется другого покупать. Когда в город поедешь, скажи!
Но Васька не сказал. И осталась Марфута без поросенка. Марфутин дом крайний, чуть на отшибе. А огород с Васькиным состыковывается. Лето пролетело в сенокосах да огородах. Осень со ржавым скрипом и пузатыми бочками подкатила. Решила как-то Марфута в дальний сарайчик заглянуть, что стоял у кромки леса. Прочистить от остатков прошлогоднего урожая, знать, превратившегося в перегной.
— На удобрение сгодится! — подумала Марфута.
Только сунула голову между сгнивших половиц, как чуть не наткнулась на рыло повышенной мордастости. Если бы не свинячье похрюкивание, приняла бы за нечистую силу или за инопланетянина.
— Ой, батюшки! — Марфута заголосила так, что сбежались все деревенские собаки. — Хряк в подполе! Васька! Василий! Подь сюда.
— Его через половичину не протащишь, — вредно и завистливо заулыбался Марфутин сосед по огороду, — а ты говорила: пропал! Не пропал поросеночек-то, а харю наел вона какую!
— Да уж, — подтвердила Марфута, — на старой картошке, на свекле да на проросшем зерне. Сколько добра было! Все умял, дармоед! Саморощенный!
Жизнь в Неклюдове идет своим чередом. Утром уроки, после уроков — пионерская и комсомольская работа, репетиции, а вечером — зубрежка по разным предметам. Раз нет электрического света, нет никаких радиоприемников. А телевизоров тогда и в помине не было. Даже рейсовые автобусы сюда не заглядывали. Частных машин и в помине нет. Велосипед — редкость. Один гужевой транспорт в виде лошади, но не в частном хозяйстве, да колхозный трактор. Одним словом, почти первобытная жизнь. А зубрить приходится много, словно завтра опять будет экзамен. А тут еще директора отослали не на курсы усовершенствования, как сейчас, а на военную переподготовку. В мире идет холодная война между двумя крупными державами. А мне вот отдувайся: зубри, так как надо вести за директора еще и уроки по современной истории. Благодарю себя, что обладаю хорошей памятью. В этом большая заслуга тех педагогических программ, по которым мы учились в школе: заучивали большое количество стихов, знали наизусть почти всего Маяковского. Огромное количество произведений Пушкина, Лермонтова и других поэтов. Могли без запинок воспроизводить целые отрывки из книг прозаиков-классиков. Тренировали свой мозг, рыхлили, как поле перед посевом, подготавливали его к другим мыслительным процессам. Но у меня была своя «ахиллесова пята» — маленькая точка, через которую, как в бермудском треугольнике, проваливались числа и даты.
Неожиданно в школу приезжает комиссия. В процессе преподавания истории, не будучи специалистом по данному предмету, а еще и имея природную слабость к запоминанию дат, я постоянно тренировала себя и учащихся. Они, увлеченные мною, с удовольствием это делали. Вопрос — ответ! Много вопросов, много ответов, накопление баллов. Весело, а главное — полезно. Недаром говорят: «Повторенье — мать ученья!»
Во время обсуждения преподавания истории и географии проверяющими
— Ваш новый специалист и его учащиеся хорошо знают историю, помнят даты исторических событий. Но что нас смутило и огорчило, это то, что, показывая на карте города, реки, горы, учительница все время говорит: «Посмотрите вверх». Почему? Это же север! «Посмотрите вниз». Почему? Это же юг!
— А потому, — ответил за меня завуч Петр Михайлович, — она не учитель истории! По какой причине? Вы должны знать. А специалист по преподаванию химии и биологии. На таблице Д.И. Менделеева нет ни севера, ни юга. А есть верх и низ. Но мы с вами согласны — не совсем точно выражалась. Молодой специалист это учтет.
Кстати...
За долгую свою педагогическую жизнь при разных формациях я повидала так много разных проверочных комиссий, что даже в маленьком рассказике «Переполох» не удержалась от коротенького юмора. Его можно прочитать в книге «Нам светит солнце ласково», изданной в московском «Детлите». У меня сложилось такое мнение, что комиссии, чтобы доказывать результативность своей проверки, реже отыскивают хорошее. Не было тогда ни Дня учителя, а тем более присуждения звания «Лучший учитель года». Но и по этому вопросу у меня есть свое мнение. Несомненно, надо поощрять хороших учителей. Ведь в школе задерживаются и работают годами одержимые! Есть случайные люди: после института больше некуда податься, или родители еще содержат, материально помогают, а работа пусть и не вдохновляет, а все-таки интеллигентная. Такой вид учительства наносит большой вред. Духовно нищие, без горения, делают и своих воспитанников такими же. Мне всегда хочется спросить «Учителя года»: столько времени вы тратите на подготовку, а затем пожинание плодов «вознесения», что, наверное, забываете о своем прямом назначении — учить детей? А когда носятся с лозунгом «Лучший учитель города, государства, мира», не думают ли организаторы педагогического ШОУ, что хороших учителей у нас много, а удостаиваются внимания те, кто ближе к руководящей верхушке, пусть даже к педагогической? Если уж давать звания, то лучше давать «Лучший школьный коллектив», а еще лучше избавить от бесконечной чиновничьей бумажной волокиты, от которой стонут школы вместе с директорами, дать возможность работать по назначению.
ПЕРЕПОЛОХ
Документальный рассказ
Утром в группу пришла тетенька в белом халате. Мы испугались, думали — доктор! Будет уколы делать. А Мишка сказал:
— Не будут уколы делать! Потому что от тетеньки пахнет не доктором, а духами.
И правда! Она — комиссия.
(«Нам светит солнце ласково», М., Детлит, 1986 г.)
Утро дождливое, серое. Мокрые потемневшие листья облепили крыльцо, сплошным ковром выстилают лужайку перед домом. Порывистый холодный ветер обдирает последние листья с высокой липы, бросает на землю. Слякотно, сыро и грустно. Гуси с красными лапами топчутся у воды. Гусак громко гогочет и, шипя, тянет в мою сторону гибкую, тонкую, пуховую белоснежную шею, на конце которой головка с расплющенным клювом. Всем своим видом он хочет показать, что намерен ущипнуть меня за пятку.
— Гуси, гуси, га-га-га! — начинаю я дразнить гусака. Гусак, почти распластавшись над землей, несется, пригнув к земле шипящий клюв. Я прибавляю шаг. Не хватало получить щипок от этого одноголового Змея-Горыныча. На мосту меня догоняет Стасик Петровский.
— Здравствуйте! Так вы у Евдохи квартируете?
— У Евдокии Ивановны живу, — отвечаю Стасику.
— Значит, у Евдохи, — вздыхает Стасик.
— Почему у Евдохи?
— Так ее в деревне называют. Храбрая вы.
— Почему так называют и почему храбрая?