Две жизни
Шрифт:
– Только потому, что вас встретил Строганов и ты не посмел увести е„ из магазина в рабочее время, – продолжал Ананда. – Но дело теперь не в этом. Ты, Генри, потерял возможность кончить свои вековые сч„ты с этим человеком. Ты мог, с нашей помощью, заплатить добром и любовью за то зло, что нан„с когда-то этот человек тебе и твоей матери. И ты не вынес самого л„гкого из испытаний, чтобы двинуться дальше.
Тебе надо сейчас расстаться со мной, но не потому, что я сержусь на тебя или недоволен. Но просто потому, что в атмосфере тех вибраций, где живу я, в колебаниях волн той частоты и
Выбрось письма, – они давят тебя. Рука, их писавшая, была во власти зла, под гипнозом сильного, т„много и лживого существа. Брось брелок, который привесил тебе Браццано. Посмотри, во что превратилась голубая жемчужина, которой ты так любовался.
Генри, до корней волос залитый краской стыда, вынул часы и с трудом, дрожащими руками, отцепил круг из ч„рного агата. Он собирался положить брелок на стол, но И. удержал его руку, говоря:
– Не надо пачкать стол этой отвратительной вещью. Посмотри, где же твоя голубая жемчужина? Генри положил брелок на ладонь и вскрикнул:
– Да ведь ещ„ вчера дн„м я видел, как она переливалась голубым и алым цветом! А теперь здесь смола, липкая и красная, как капля крови.
– Брось е„ вместе с письмами в камин, и ты, быть может, кое в ч„м убедишься, – подавая зажж„нную свечу медленно, как бы что-то преодолевая, сказал Ананда.
Генри колебался. Но две пары глаз излучали такую огненную волю, что он бросил письма в камин, туда же брелок и подж„г.
Как только бумага вспыхнула, раздался треск, подобный выстрелу, и вс„, что было только что брелком, разлетелось в мельчайшие куски, а потом в порошок. Комнату наполнил смрадный дым. Я закашлялся и с трудом дышал. Генри же, не отрывая глаз, смотрел в камин. На лице его выступили капли пота, он точно видел что-то в огне. А пламя – для двух писем – было несоразмерно велико.
Вдруг он вскрикнул, упал перед Анандой на колени и прошептал: – Какой ужас! О Боже мой, что я наделал? Что меня ждет теперь?
– Ты верн„шься в Венгрию. И уедешь к моему другу, если действительно хочешь заново начать поиски пути к самообладанию и встрече со мною. Не задумывайся о том, что будет в дал„ком будущем. Ищи сегодня, сейчас силу и любовь решить свой вопрос. Если же не хочешь всего этого, если встреча со мной когда-нибудь тебя не прельщает, – иди своим пут„м как знаешь и как хочешь. Ты свободен, как был свободен, когда жил со мною. Но если решишься поехать к моему другу, – ты должен отправляться через три часа с отходящим пароходом.
– Жить без вас? Жизни нет для меня там, где нет вас. Но я понял, что виновен, и раздумывать не о чем. Я еду. И слов никаких не даю. Не потому, чтобы я не верил в свои силы. А потому, что я знаю верность вашей любви, знаю, что вы меня позовете, если я буду готов и достоин. Я вымолил, чтобы вы взяли меня с собой. И вы – против воли – меня взяли. Не буду больше просить. Не буду попусту ждать. Я буду действовать и жить, как если бы я жил подле вас.
– Иди, собери вещи, ни с кем ни о ч„м не разговаривай и вернись сюда. Я сам объяснюсь с князем, дам тебе письмо и провожу тебя, – погладив его по голове, сказал Ананда.
С большим трудом Генри овладел собой, поклонился
Через некоторое время Ананда встал и позвал нас в свою тайную комнату. Здесь он сел за стол, посадив И. рядом, а я устроился под новым деревцем сирени, которым чьи-то любящие руки заменили мо„, отцветшее.
– Много ещ„ людской скорби увидишь, Левушка, в жизни и немало испытаешь сам, И всякий раз, с каким бы страданием ты ни встретился, будешь видеть, что истоки каждого – в страхе, сомнениях, ревности и зависти, а также в жажде денег и славы. На этих корнях произрастают все другие страсти, в которых гибнут люди. Вторая половина горестей проистекает от слепоты, от мысли, что жизнь есть маленький период от рождения до смерти, глубоко личный и отрезанный от остального мира. И этот главный предрассудок мешает увидеть ясно всю вселенную, понять сво„ в ней место.
Не считай нас высшими существами, как иногда ты склонен это делать. Когда-то и я, и И. – мы шли так же, как ты ид„шь сейчас. В страданиях и плаче раскрывалось наше сердце, в тревогах и муке расширялось сознание.
Твой талант, твои прежние искания высшей духовной жизни, о которых ты сейчас не помнишь, дали тебе возможность и в этой жизни продолжить свой путь совершенствования. Они-то и столкнули тебя с Али и Флорентийцем, с нами и ещ„ сведут со многими в будущем. Я счастлив, что честь твоя и стойкая верность не поколебались и ещ„ более приблизили тебя к нам.
Видишь ли, одним из дел, почему я сюда приехал, – были Генри, Анна и Строгановы, запутанные в подлую сеть Браццано когда-то в прошлом и сейчас. Что касается Генри – ты видел и слышал сам. А между тем, он многое уже победил и несколько раз бывал на высоте возложенных на него задач.
У тебя путь иной. Ты одар„н сверхсознательными силами, которых не умеешь ещ„ понять. Интуитивно тебе видны смысл и радость жизни, до которых люди-скептики, экспериментаторы, привыкшие вс„ ощупывать руками и считать реальным лишь то, что могут нащупать, доходят веками. Им обрести цельность верности так же трудно, как тебе поколебаться в ней. Для них реальность – земля, вс„ остальное – понятия абстрактные.
И. расскажет тебе, что произошло за это время в доме Строгановых. Ты же укрепишь здоровье в течение десяти дней и будешь потом вместе с нами сражаться за жизнь и свободу Анны, е„ отца и матери, а также младшего брата, уже гибнущего под давлением Браццано.
Я прошу тебя ещ„ два дня не видеться с Жанной, которая изводит князя, прося о свидании: но он держится не хуже твоего, хотя и очень страдает, так как – при его доброте – ему слишком тяжело ей отказывать.
Ты не удивляйся, что ещ„ так долго ждать часа зловещего сражения. Если бы Генри нам не изменил – он помог бы нам очень. Теперь же его роль должен отчасти взять на себя ты. А другую часть его труда выполнит капитан, Я получил от него сегодня письмо. Он благополучно окончил рейс и через восемь-девять дней будет здесь. Вот его-то мы и подождем.