Две жизни
Шрифт:
Не буду сейчас входить в подробности, так ли это было на самом деле или это вы таким образом воспринимали людей и жизнь, их честь и достоинства. Но
– даже в этом единственном случае – до конца ли вы доверились этому человеку? Разве вы ничего от него не утаили? Разве он знает всю правду, хотя бы о ваших денежных делах? Задумайтесь, ведь вы – как скупой рыцарь – боитесь открыть кому-либо тайну боготворимых вами сокровищ, хотя вам и кажется, что вы сумели победить свою скупость.
Зачем вы продолжаете жить во лжи? Пока вы окончательно не пойме то, что нет жизни одной земли, вырванной
Сколько бы вам ни оставалось жить – вас неизменно будет преследовать страх, если будете думать о каждом сво„м дне как о мгновении только одной вашей земной жизни.
Если не осознать свою нынешнюю текущую жизнь как связь вековых причин и следствий, она сведется к нулю. Без знания, что свет горит в каждом человеке всего человечества вселенной, – жить творчески нельзя. Кто жив„т, не осознавая в себе этого света, тот является пособником злой в ли, полагающей, что она может покорить мир, заставив его служишь своим страстям и наслаждениям.
Уже умолк голос сэра Уоми, а княгиня вс„ ещ„ сидела, закрыв лицо руками.
– Как могли вы узнать вс„ это, сэр Уоми, точно я сама рассказала вам свою жизнь? – произнесла княгиня.
И как! Точно каждое слово стоило ей невообразимого труда. Казалось, у не„ схватило клещами сердце, и она пытается преодолеть боль.
– Неважно, княгиня, каким образом узнал я ваши тайны. И неважно то, что это я прин„с вам весть. Важна весть, которая дошла до вас, и как вы е„ приняли. На Востоке говорят: «Нужно – и муравей гонцом будет», – ответил ей сэр Уоми.
Но уже поздно, и вы утомились. Примите лекарство, что сейчас даст вам И., посидите с вашим милым мужем и обдумайте вдво„м вс„, что я вам сказал. Мы ещ„ некоторое время пробудем в Константинополе, и я не раз ещ„ побеседую с вами. Помните только, что раскаяние, как и всякая жизнь в прошлом, не имеет смысла, оно лишено творчества сердца.
Жизнь – это «сейчас». Это не «завтра» и не «вчера». Одно неизвестно, другого не существует. Старайтесь научиться жить летящим «сейчас», а не мечтой о завтра, которого не знаете.
Выйдя, сэр Уоми отправил нас с капитаном к себе переодеться в свежие костюмы, объявив, что мы поедем к Строгановым.
Он спросил, не поколебалась ли наша решимость помочь ему в разоблачении да-Браццано и освобождении несчастного семейства от его гипнотической власти. Мы подтвердили, что верны данному слову, и заявили, что отда„м себя в его полное распоряжение.
– Друзья мои, – ласково сказал нам сэр Уоми, – постараюсь объяснить, почему нам необходима ваша помощь. Некоторые грубые земные дела уже невозможны для духовно высокоразвитого человека. Точно так же какие-то свершения, требующие более высоких духовных вибраций – гораздо выше обычных, земных – недоступны для людей, стоящих на более низкой стадии духовного развития. Сегодня случится так, что ни один из нас не сможет
Чтобы спасти этих людей, вам придется действовать за нас. Будьте предельно внимательны. Ничего не бойтесь. Слушайте то, что я вам буду говорить или что будут тихо передавать вам И. или Ананда. Действуйте немедленно, как только получите приказание, точно выполняйте его и думайте только о том, что делаете сию минуту. Теперь идите, лошади нас ждут; возвращайтесь сюда же, времени даю вам двадцать минут.
Мы помчались к себе, быстро переоделись и через четверть часа уже входили к сэру Уоми.
Наши друзья были закутаны в плащи, а мы с капитаном об этом не подумали. Но слуга сэра Уоми, улыбаясь, подал и нам такие же, и мы вышли к калитке.
Здесь нас ждал вместительный экипаж, мы уселись и поехали к Строгановым.
Я ожидал, что у подъезда будет стоять много экипажей, но увидел только одну коляску, из которой выходили Ибрагим с отцом.
Дом был освещен, но гостей не было видно. Мы с капитаном удивл„нно переглянулись, решив, что съезд ещ„, очевидно, не начался.
В гостиной мы застали всю семью в сборе. Она была так обширна, что в лицо я всех уже знал, но им„н положительно не помнил.
Жена Строганова была в каком-то переливчатом, точно опал, платье. Она куталась в белый ш„лковый платок; но мне показалось, что не сырость от дождя была тому причиной. А чудилось мне – она старалась укрыть руки и шею, на которых не было украшений. Вид у не„ был смущ„нный и растерянный.
Анна надела синее платье с белыми кружевами, которое напомнило мне платок сэра Уоми. Бледность е„ меня поразила. Она была совершенно спокойна, и какая-то новая решимость чувствовалась в ней. На е„ прелестной руке сверкал браслет Браццано.
Сам Строганов выглядел так, словно только что поднялся после тяж„лой болезни.
Что касается любимчика, который внушал мне такой ужас в магазине Жанны, то теперь он обр„л свой обычный, презрительно-снисходительный вид «неглиже с отвагой». Только иногда по его лицу пробегала л„гкая судорога, и он брался за феску, точно желая удостовериться, что она на месте. Я подсмотрел, что страх, даже ужас, мелькал у него в глазах, когда он смотрел на сэра Уоми.
Словом, я окончательно превратился в «Л„вушку-лови ворон», в результате чего И. взял меня под руку.
Я опомнился и увидел входившего да-Браццано. Его адская физиономия выражала такую наглую, самодовольную уверенность, будто он говорил: «Что, взяли? Да и был ли я когда-нибудь согнут или нем?»
Он вош„л развязно, как к себе домой. Фамильярно целуя руку Строгановой, как будто чуть-чуть удивился е„ равнодушию, но тотчас же, изображая лорда высшей марки, направился к Анне. «Посмотрел бы ты на лорда Бенедикта», – мелькнуло в моей голове.
Склонившись перед Анной и нагло глядя на не„, как на свою собственность, он ждал, чтобы она протянула ему руку. Не дождавшись этого и желая, очевидно, скрыть досаду, он фальшиво рассмеялся и сказал: