Две жизни
Шрифт:
– Это очень хорошо, доктор И. Дети и знать не будут, что едут надолго. Раз их соберут быстро, – они будут думать, что едут кататься, – ответила мать, ещ„ так недавно видевшая в детях цель своей жизни.
Жанна говорила с вызовом, точно кто-то другой был виноват в том, что она отправляет детей. Мне казалось, что она сама не верит в возможность отослать детей с Хавой. Она точно ждала, что в последнюю минуту что-то случится, – и дети останутся. Я ещ„ раз подош„л к ней, говоря:
– Жанна, подумали ли вы о той минуте, когда останетесь одна? Что вы будете здесь делать без детей? Сейчас вы знаете, что в любую минуту можете к
– Досадно, Левушка! Вот вырастут у вас усы, женитесь, пойдут дети, – ну и пойм„те тогда, как хочется свободы, – резко ответила мне Жанна. – Дети уедут, тогда я и подумаю, как буду жить. Я их теперь вс„ равно не вижу; а когда вижу – только раздражаюсь и шл„паю, – прибавила она и отвернулась.
Анна уехала за детьми, а мы с Хавой стали собирать кое-какие вещички и игрушки в дорогу. Жанна принимала самое минимальное участие в этих хлопотах, отвечая только на наши вопросы.
Когда дети приехали, они бросились к матери, ко мне и к И., совершенно не ожидая близкой разлуки со всеми нами, ласкались, шалили и смеялись. Хавы, хотя они и мало ещ„ были с нею, – они не дичились, их не пугала е„ чернота. И прозвали е„ «Ч„рная мама», что Хаву очень забавляло.
Я допытывался у прелестных детей, почему они дали своей няне такое прозвище. Девочка мне очень точно сказала:
– Как вы не понимаете, дядя Леон, что на стольких детей, – раз и два, – тыкая пальчиком в себя и братишку, посчитала она, – одной мамы мало. Вот у нас и есть мама Жанна, мама Анна и Ч„рная мама-няня.
Е„ французская речь была так забавна, изящные и серь„зные манеры так комичны, что, несмотря на весь трагизм речи маленького существа, я хохотал до сл„з. Вскоре мы подняли такую возню, что я позабыл, куда приш„л и зачем повезу детей на пристань.
Чтобы несколько умерить наш пыл, Хава сказала, что повез„т детей кататься и будет петь им негритянские песни, если они переоденутся в чистые костюмы и посидят спокойно, пока она их причешет.
Церемония переодевания и прич„сывания, проходившая у Жанны каждый раз со слезами и шлепками, не вызвала никакого протеста у детей и завершилась их восторгом по поводу новых платьев. Вошедший Ананда пристально оглядел всех нас, точно пронзив Жанну своими глазамизв„здами.
У меня забилось от счастья сердце. Я начал было надеяться, что Жанна, с приходом Ананды, образумится. Мне даже показалось, что лицо е„ смягчилось и из-под тупой маски упрямства проступила нежность.
– Ещ„ есть время, Жанна, – тихо сказал ей Ананда. – Я ещ„ могу вмешаться и оставить детей. Но лишь только дети взойдут на пароход, – они выйдут из сферы моего влияния; их окружат любовь и заботы выше моих. Сейчас же, сию минуту, я ещ„ могу взять на себя ответственность за вас и ваших чудных детей.
Голос Ананды звучал добротой необычайной. Сам он был так прекрасен, что я не мог оторвать от него глаз.
– Ананда, я вс„ сказал. Чтобы образумить мать, – прервал его И. – Неужели ты ещ„ раз примешь ответ за строптивых людей, которые должны сами решать и сами выбрать путь?
– Я не девочка, сама и принимаю ответственность, – истерически выкрикнула Жанна и так перепугала детей, что их смех мгновенно смолк и в глазах показались сл„зы. Они со страхом уставились на мать, прижались к Хаве, точно ища у не„
– Мама будет нас бить? Ты не дашь нас бить? И дяди не дадут? Молнии сверкнули из глаз Ананды, и голос его – точно зазвенели мечи – прозвучал властно: – Пора; князь приехал с билетами. Едем. – А вот если захочу – не выпущу! – снова закричала Жанна, вскакивая и направляясь к детям. Дети, думая, что мать хочет наградить их шлепками, ухватились за И., который поднял обоих на руки, и они сразу затихли, обвив его шею ручонками. Перед Жанной вырос Ананда, – и она снова села на диван. – Мать – это любовь, а не гроза. Мать – защита и помощь, а не наказывающая рука. Мать – радость, а не сл„зы. Мать – первое и последнее светлое явление, которое дарит реб„нку земля.
Когда пойм„те это сердцем – тогда и увидите детей. Теперь же вы сами подписали себе приговор. Если бы, минуту назад, вы пролили хоть каплю ласки в прощальный привет детям, – я бы ещ„ мог избавить вас от великого страдания разлуки. Теперь – поздно. В том припадке зла и бунта, в каком вы сейчас находитесь, я даже не могу разрешить вам дать им последний поцелуй.
Вошедший князь не уловил смысла тяж„лой сцены, но хорошо понял состояние Жанны и страх детей. Он улыбнулся детям и передал Ананде документы на детский вклад, которые оставались у него на руках. При этом он прибавил, что княгиня, узнав об отъезде детей, решила удвоить сумму. Что распоряжение об этом уже отдано, а новые документы он передаст Ананде для пересылки опекунам.
Ананда просил князя и Анну оставаться в магазине до нашего возвращения, что Анна выполнила протестуя, а князь с большой радостью.
В одну минуту дети с Хавой и Анандой уехали в коляске с вещами, а мы с И. пошли к пристани ближайшим пут„м.
Дети совсем оправились от страха и, несомые Анандой на руках к пароходу, привлекали всеобщее внимание. Лучшей модели для картины «Отец с детьми» нельзя было бы и придумать.
У Хавы оказалась отдельная большая каюта. Пароход был довольно плохонький, хотя и считался одним из лучших.
К моему величайшему изумлению, как только мы вошли в каюту, к нам явился не кто иной, как слуга сэра Уоми. Он объяснил, что послан в помощь Хаве и только-только успел пересесть с прибывшего сейчас встречного парохода.
Хава, Ананда и И. – все приняли это как должное. Но я так словиворонил, что на вс„м обратном пути пребывал в полном изумлении.
– Отчего тебя так поражает прозорливость сэра Уоми? Я думаю, когда он был здесь, то, вероятно, сделал определ„нный вывод из поведения Жанны и учел, как, в какой форме он сможет ей помочь, – сказал мне И. – Чем больше ты жив„шь с нами, тем яснее должно быть тебе, что нет чудес, а есть только знание. Видя, как огромно знание таких людей, как сэр Уоми, Флорентиец, Али,
– ты должен понять, как следует верить каждому их слову; как надо быть верным; как беспрекословно повиноваться каждому их приказанию, учитывая и понимая всю высоту их знания и нашу невежественность. Именно в этом основа закона беспрекословного повиновения и ни в ч„м другом.
«Господи Боже, – думал я. – Брат Николай пишет, что понял, насколько он ещ„ невоспитанный человек! И. говорит о своей невежественности! Что же тогда говорить и делать мне?»
– Учиться и радоваться счастью жить, поняв, что такое – Свет на пути! – улыбаясь, шепнул мне Ананда, как будто снова заглянул под мой череп.