Две жизни
Шрифт:
Мы шли очень медленно. Очевидно, друзья щадили меня, чтобы я несколько приш„л в себя. Ананда ш„л впереди, И., ведя меня под руку, ш„л за ним; но вряд ли его мысли были здесь. Он был так углубл„н в себя, что я не решался нарушить его сосредоточенности.
Время промелькнуло как одна минута. А между тем уже смеркалось, – и мы вошли в магазин, когда работа уже кончилась.
Анна и Жанна убирали в картонки последние шляпы. Князь помогал им и ещ„ раз удивил меня. Этот человек, казалось, везде был на месте. Он так ловко убирал ленты и цветы, так бережно и умело раскладывал
Я вспомнил его в роли сиделки княгини, – и там он всегда и вс„ умел, никогда не терялся и мог сойти за опытного брата милосердия.
За столом в сво„м доме он был обаятельным хозяином. Но что же такое было в князе, что делало его «не как все», следуя выражению Анны? И… «вроде идиотика иногда бывает князь», говаривал, бывало, с юмором мой дорогой капитан.
Капитан – такой прозорливец в отношении Жанны – что он видел в князе особенного? И чему в н„м не могу подобрать названия? Что я тоже сознаю и чувствую в н„м особенного? Что такое жив„т в князе и так выделяет его среди нас?
Я вспомнил князя на пароходе, рядом с бушующей женой; его лицо, поникшую голову и отчаяние в глазах. Потом – его слабость и муку неопредел„нности. Его самоотвержение в первые дни болезни жены, наш первый визит в его дом. И князь – сейчас. Того человека нет; есть другой, новый; но в обоих есть какой-то общий остов, но какой, – я не знал.
Мои размышления были прерваны внезапным смехом Жанны. И так он прозвучал неестественно, точно бритвой резанул.
– Доктор И., я никогда не видела вас таким, и даже не знала, что вы можете быть столь торжественным, – сказала она, как бы вызывая И. на ссору.
– Не знаю, торжественным или ещ„ каким-нибудь кажусь я вам; но знаю, что все силы моей мысли и вся любовь моего сердца сопровождают ваших детей в их дал„кий путь, желая им мира и счастья, которых они не нашли здесь, – ответил И.
Жанна сразу притихла. Несомненно, – ласковый, печальный, такой добрый и нежный, – голос И. пробрался до самых недр сердца Жанны, которое – я знал – было добрым.
– У меня к вам, Жанна, вопрос, – вс„ так же ласково продолжал И. – Завтра мы с Левушкой уезжаем. За этот кусочек прожитой вместе с нами жизни вы и мне, и ему говорили не раз, что многим нам обязаны. Считаете ли вы меня вправе задать вам вопрос, который продиктован лишь мыслью о вашем счастье? Или, по крайней мере, желанием оградить вас от самого большого из несчастий, в которое вы можете втолкнуть себя сами.
– Спрашивайте, – ответила очень тихо Жанна. – Я не знаю, каким будет ваш вопрос, но, во всяком случае, отвечу правдиво.
– Вы обещали Леониду выйти за него замуж и отправить до свадьбы детей?
Стон вырвался из груди Анны. Она с ужасом посмотрела на Ананду, но тот не ответил на е„ взгляд, как делал это всегда, а сидел, глядя вдаль, точно решая какую-то задачу и прислушиваясь к чему-то.
Жанна совершенно смешалась, вспыхнула, побледнела, теребя раздраж„нно платок, снова вспыхнула, наконец издала какой-то нервный смешок и сказала:
– Он так меня упрашивал хранить тайну, так уверял, что нам надо обвенчаться по какому-то особому ритуалу,
– Я обещала отослать детей и выйти за него. На днях должна была быть свадьба, да вс„ те, кто должен нас венчать, не приезжают, и Леонид рвет и мечет.
– Вы любите его, Жанна? Если пожертвовали детьми, значит, любите? – спрашивал И.
– Нет, просто я не в силах жить одна. Я должна иметь мужа подле, это невыносимо быть окруженной одними женщинами. Я хочу весело жить. Без мужчин я жить не могу, – угрюмо отвечала Жанна.
– Неужели вы не видите, что этот человек трус? Что он бесчестен? Что он хотел жениться на вас по приказанию Браццано? Что, наконец, он просто хотел иметь в вас рабочую силу? Жить вашим трудом и превратить вас в рабу?
Жанна пот„рла себе лоб, стала заикаться, старалась что-то сказать, что-то вспомнить, и только вс„ снова т„рла лоб, ничего не отвечая. И. повернулся к Анне.
– Вот ещ„ одно дело ваших рук. Вам суждены благие порывы любви к дальним. В теории, в мечтах ваша любовь к брату-человеку. В деле же, простом, мелком деле текущего дня, вы не сумели стать основным звеном духовного единения с окружающими.
Ананда вам приказал давно забрать все подарки Браццано у матери и брата и сжечь их. Вы сочли это мелочью, – и не выполнили. Ананда передал вам приказ сэра Уоми встать между Жанной и братом с первых же их встреч – вы увидели в этом насилие над волей двух взрослых людей и дали возможность Браццано создать себе канал зла из чистой души этой женщины.
За эту жертву зла, павшую благодаря вашему непослушанию, за тех изменивших свой жизненный путь детей, которые едут к сэру Уоми, – вы ответственны не только перед Анандой, но и перед сэром Уоми, к счастью Ананды. При его беспредельной доброте он ещ„ раз пон„с бы ваше бремя; а вы, неблагодарная, слепая, ещ„ раз поскользнулись бы глубже прежнего.
Так недавно вы рыдали здесь и говорили себе и другим, что это хорошо, что ваше ослушание случилось здесь, а не там, куда вам предстояло ехать. А приш„л новый случай выказать героизм послушания, – и снова вышла на сцену жизни Анна-обывательница, а не Анна"благодать».
Сколько же актов человеческой драмы, – вашей жизни на земле, вы думаете так прожить? Или ждете, пока подойд„т пятый акт и занавес упад„т?
Тишина в комнате была так велика, что я слышал, как потирала лоб Жанна. И. подош„л к бедняжке, вс„ так же бессознательно потиравшей свой лоб. Ананда тоже встал с кресла и сел рядом с Жанной, взяв е„ ручки в свои. – Вы слышите меня, Жанна? – спросил И. – Конечно, доктор И., конечно, слышу, – раздался прежний звонкий голосок.
– Вы никогда не допустите к себе Леонида, которого так сейчас боитесь. Вам его бояться нечего, – говорили, кладя обе свои руки на голову Жанны. – Вы его любите? – снова спросил И.