Две жизни

Антарова Конкордия(Кора) Евгеньевна

Первые же звуки ошеломили капитана. Мощь и радость лились из-под пальцев Алисы, и Джемсу казалось, что звуки охватывают его со всех сторон, точно стены, потолок, пол – вс„ звучит, вс„ отвечает этим волнам любви. Капитану не плакать и рыдать хотелось, как в Константинополе. Не скорбь о потерянных годах рвалась из его души. Он был счастлив, что жив„т, что знает в себе силу победить препятствия и выйти в тот мир Света, где жив„т «человек его мечтаний». Ему чудилось, что звуки Алисы говорят о н„м.

Ещ„ и ещ„, уступая просьбам, играла девушка, но вот она задумалась, замолкла, заиграла какой-то ритурнель и… запела. С первыми же звуками е„ голоса Генри вскочил,

протянул к ней руки и вскрикнул: «Мама!» Он пошатнулся и упал бы, если бы не подоспели Николай с Амедеем, подхватившие юношу. В глубоком обмороке Генри был отнес„н в кабинет лорда Бенедикта, который просил всех успокоиться, объясняя обморок Генри надорванностью его нервной системы. Когда Генри очнулся, то увидел прекрасное лицо Флорентийца, который рассказал, улыбаясь, почему он очутился в его кабинете.

– Простите, лорд Бенедикт. Теперь я вс„ вспомнил. Когда леди Алиса запела песню, что мне в детстве певала мать, то е„ голос, глаза и вся фигура до того напомнили мне мою маму, что я точно с ума сош„л, вс„ забыл и бросился к ней.

– Крепись, Генри, дружок. Бери себя в руки. Зачем ты вс„ время оплакиваешь прошлое, если я дал тебе завет жить не только настоящим, но даже и самым последним моментом его.

Отправив Генри, под наблюдением Дории и Артура, в его комнату, хозяин вернулся в гостиную. Здесь было полное спокойствие. С первой же минуты, как только бросившийся на помощь Генри капитан вернулся на место, Наль ласково стала спрашивать о его невесте. Но видя, что капитан глубоко взволнован обмороком Генри, сказала:

– Если отец объяснил, что у Генри перенапряжены нервы, – вы можете быть спокойны. Да и вообще, если отец рядом с больным, можно ли волноваться? Не только больной поправится, но и каждый найд„т подле отца силу повернуть свою жизнь по-иному. Тот, кто найд„т в себе силы победить сомнения и поверить до конца, – тот останется подле отца и никогда не лишится его дружбы.

К беседующим подошла Алиса. Девушка была, видимо, расстроена, что первые же звуки е„ песни так тяжело подействовали на Генри. Но она только села напротив и спросила капитана:

– Я много слышала об игре Анны и Ананды. Мне хотелось бы спросить вас, какое впечатление произвела на вас музыка Анны и она сама? Я не смею спрашивать об Ананде. Вс„, что я слышала о н„м, кажется мне столь высоким, что слова, пожалуй, и передать не смогут всего величия этого человека. Это, вероятно, вс„ равно что желать описать лорда Бенедикта. Но об Анне, если вам нетрудно, расскажите.

– Я и думал об Анне, когда вы играли, леди Уодсворд. Не знаю, сумею ли описать е„ игру так, как это сделал бы истинный знаток музыки. Но личными своими, очень острыми, очень глубокими впечатлениями я с вами поделюсь. Начать с того, что, увидев однажды Анну, е„ забыть уже нельзя. Что в ней? В ней буря, стихия. В е„ звуках такая мощь захвата, что чувствуешь себя словно меж мельничных жерновов. Кто вчера был обычным обывателем, тот, услышав е„ игру, сегодня сломался. И из каждого обнаж„нного нерва, из каждой мышцы, из каждой клетки мозговой ткани торчат, как иглы ежа, вопросы. Е„ музыкой человек поднят, как целина. В н„м обнажается дух, тлевший прежде под покровом каких-то обветшалых представлений.

Трагедия переоценки всего себя совершается под ударами е„ звуков. Они, если хотите, божественны, но нес„т их ангел печали, скорби и смерти. Нет радости ни в ней, ни в е„ божественной красоте, ни в е„ гениальной музыке. Анну нельзя не признать существом высшего порядка, но встреча с ней, хоть и незабвенная, вс„ же встреча трагичная. Это эпоха, это веха в жизни

человека. И долго предстоит заживлять раны слабому и не готовому к испытанию существу. Но… совершенно меняется человек сильный, применяющий свою энергию теперь иначе. Словом, всякий, встретившийся с Анной, обреч„н умереть в той стадии духа, в какой он жил до тех пор. Сильный победит смерть и начн„т жить в более светлой атмосфере. Но слабый будет в ужасе вспоминать о встрече и сожалеть о потерянном рае обывательского спокойствия и счастья, но, увы, вернуться к нему уже никогда не сможет. Анна – это удар молота, это потрясение: перед тобой неотвратимо вста„т вопрос, что сделал ты для жизни? Но это и не сама жизнь, это ч„рный бриллиант печали, а не розовый, который сияет радостью. Не знаю, понятно ли вам то, что говорю. Подобные впечатления очень трудно передать. Кто испытал такую встречу, тому сказал я слишком много. А кто слушает меня только умом, воспринимает мой образный рассказ не более чем фантастический.

Ваша игра, леди Алиса, захватывает так же, но она делает человека счастливым, радостным, уверенным в себе. В ней слышится благоговейное прославление жизни, любви. В ней свет, в ней зов к творчеству. В ней то, о ч„м так часто говорит доктор И.: «Нет серого дня, есть сияющий храм, который строит человек из своих будней».

Я приношу вам глубокую благодарность за счастье и радость, которыми вы меня наполнили. Чем-то, каким-то духовным родством, вы напомнили мне мою невесту в те моменты, когда она бер„т скрипку в руки. Не будучи хороша собой вообще, она преображается и становится прекрасной, когда играет или по„т. И звуки е„ – тоже зов счастья жить. Вы забываете обо вс„м, когда она играет, кроме текущей минуты блаженства, вы благодарите жизнь.

Увлеч„нный разговором, капитан не заметил, как возвратился Флорентиец и встал у него за спиной и как сидевшие в отдалении Николай, Сандра, Амедей и Тендль подошли к их маленькой группе. Для мистера Тендля слова капитана были точно факелом. Он внезапно осознал вс„ счастье, всю важность своей встречи с лордом Бенедиктом и его семьей. В жизнь его, обычную жизнь светского лондонца, ворвалась бомба, начин„нная таким свежим и необычным воздухом, какого он и не предполагал существующим так близко.

– Иная жизнь, капитан, – раздался голос Флорентийца, – уже жив„т в самом человеке, прежде чем он получает, тем или иным пут„м, зов или, как вы выражаетесь, удар Жизни. Никогда не бывает, чтобы этот удар Жизни пришелся впустую, как жестокое и ненужное страдание. Жизнь. Великая Мировая Жизнь, не знает ни жестокости, ни наказания. Е„ милосердие и помощь входят в единственный закон Вселенной: закон причин и следствий. А людям кажется, что в их жизнь внезапно ворвалась жестокость. Умирающий от голода считает себя несчастным, обиженным и угнет„нным жизнью. Но не помнит, как заморил когда-то голодом семью, имея возможность протянуть ей руку спасения.

Нет и бессмысленной смерти. Человек умирает только тогда, когда дух его перерос возможности творчества, которые были заложены в его телесном организме. А также, если организм его перетянут закостенелыми страстями – жадностью, завистью, ревностью, отрицанием и себялюбием настолько, что не может уже прорваться к доброжелательству.

То, что люди привыкли называть чудесами, чудесными встречами и спасением,

– вс„ это только собственное творчество в ряде вековых воплощений и трудов. У человека в каждом его земном воплощении так мало времени. И он не имеет права терять мгновения в пустоте, без творчества сердца, в мелочах быта и его предрассудках.