Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Грязными руками Матиас начертил в воздухе фигуру, напоминающую восьмерку.
– На своем языке они называют себя «свободными и гордыми людьми», – добавил он.
Сестры смотрели и слушали, смахнув слезы со щек.
– Они всегда существовали как племя или клан и всегда будут так существовать, совершая один и тот же путь, начало которого теряется в глубине веков, а место назначения недостижимо, – продолжил иоаннит. – Каждую ночь они разбивают новый лагерь под новым узором из звезд, а каждое утро выбирают новое направление. Маршруты, которыми они следуют, могут быть
Сестры задумались над услышанным, и каждая на несколько секунд погрузилась в свои мысли.
– Они были добры к вам, эти свободные и гордые люди? – спросила Флер.
– Очень добры, – ответил Тангейзер. – Без них я бы не выжил.
– А вы нашли Бога в Земле Бога?
– Я всегда нахожу Бога в дикой природе. Как все настоящие мужчины. И девушки.
– Я бы хотела побывать в пустыне, – вздохнула старшая Малан.
– Мы и так в дикой пустыне, – возразила Паскаль. – И Бога тут нет. Только дьявол.
– Значит, будем плясать под музыку дьявола, – сказал Матиас.
– Я бы плясала с вами, если вы разрешите.
Рыцарь почесал подмышку.
– Зачем вы нам рассказали о пустыне? – спросила Флер.
Тангейзер чувствовал на себе внимательные взгляды слушательниц, но не ответил – он не знал ответа на этот вопрос.
– Наверное, вы считаете, что мы должны все время двигаться, как кочевники? – предположила старшая из сестер.
– Нужно найти безопасное место, – согласился иоаннит.
– Разве здесь опасно? – удивилась Паскаль. – Клементине нравится.
– Рано или поздно милиция или стражники толкнут эту калитку, – Матиас кивком указал на улицу. – Обнаружив, что она заперта, они захотят узнать, кто прячется внутри. Не получив ответа, они выбьют калитку, чтобы проверить.
– Они вас послушают, – сказала Паскаль.
– Я не могу здесь оставаться. Мой сын на том берегу реки, в Вилле. Он серьезно ранен, а я не знаю ни кто это сделал, ни почему.
– Тогда идем к нему, – предложила Флер.
– Белые повязки у вас на рукавах обманут лишь тех, кто сам хочет обманываться. На улицах нет девушек-католичек. Если вы не дома, значит, вы не те, за кого себя выдаете.
– Вчера мы были просто девушками, которые носят воду, – сказала Паскаль. – Почему сегодня мы стали такими важными персонами?
– С тех пор мы подружились, – ответил Тангейзер. – Вот почему.
– Я имею в виду, для милиции?
– Для них вы не важны.
– Тогда почему они хотят нас убить?
– У них грандиозный план очищения мира, согласно которому вы должны умереть.
– Но они даже не знают о нашем существовании.
– Подобные загадки ставили в тупик более искусных философов, чем мы. Наша задача – выжить и, если хватит сил, начать жизнь заново.
– Вы сказали «безопасное место». Это значит, такое место, где нас можно оставить, так? – продолжила расспрашивать его
Госпитальер встал, подошел к бочке с водой, набрал ведро, нагнулся и вылил теплую воду себе на голову. Потом он соскреб засохшую кровь с волос, потер лицо и вылил на себя еще одно ведро воды. Ему хотелось принять ванну. Наконец он выпрямился.
– Вы правда хотите нас оставить? – спросила Флер.
– Городом больше не правит ни король со своими слугами, ни церковь, ни закон, религиозный или светский, ни даже милиция, стража или другие банды, которые точат свои ножи, – объяснил Матиас. – Городом правит безумие. Кровавая лихорадка во всех ее проявлениях: замешенная на крови, пропитавшая кровь, вызывавшая жажду крови.
Он посмотрел на Паскаль:
– Разве мы с тобой не заразились этим безумием?
Девушка не отвела взгляда.
– Тем больше причин не бросать нас, – заявила она.
Тангейзер тяжело вздохнул. С мальчиками ему было гораздо проще.
– Если даже у властей есть воля положить конец безумию, в чем я сомневаюсь, сделать этого они не могут, – стал он объяснять своим спутницам. – Убийцы не остановятся, пока у них не закончатся силы – или жертвы. С каждым часом эпидемия будет охватывать все больше людей. Многие – большинство населения города – не поддадутся безумию, но ничего не скажут и тем более не сделают. Они будут шептаться за запертыми дверьми, боясь открыть их таким, как вы, или любому незнакомцу. Они не выйдут за границы той роли, которая им предназначена. Но меньшинства, охваченного безумием, хватит для того, чтобы утолить дьявольскую жажду. Беда в том, что в городе таких размеров на это может потребоваться несколько дней.
– Мы с вами, – сказала Флер. – Мы хотим остаться с вами.
– Мы вас любим, – подхватила Паскаль. – А вы нас?
Их отчаяние потрясло Матиаса, и он отвернулся.
Потребовалась всего секунда, чтобы найти правильный ответ.
Иоаннит вновь повернулся к девочкам и раскрыл объятия. Сестры бросились к нему и обняли за талию. Он положил руки им на плечи, и они уткнулись в него лицом и заплакали, уже не сдерживаясь. Тангейзер похлопал каждую из сестер по спине, от чего они зарыдали еще громче. Тогда он стал гладить их – так, как гладил бы лошадь, успокаивая животное.
– Мы не всегда ценим любовь, – снова заговорил рыцарь, чувствуя, что это не самые удачные слова. – Но ваша любовь дороже рубинов. Что бы ни случилось, я всегда буду вас любить.
Он почувствовал, что Паскаль и Флер приободрились, и дал им немного отдышаться.
– Мы найдем подходящее время и место, чтобы пролить наши слезы, – пообещал он девочкам. – А пока нужно улыбнуться и запереть их в своих сердцах. Я должен помочь вам, а вы поможете мне. Если у меня и есть союзники в вашем городе, в чем я не уверен, то они находятся на противоположном берегу реки, а сегодня это очень далеко. Мосты охраняются ополченцами, которые, словно хищники, чуют дичь – то есть вас. Но ворота Сен-Жак рядом, а за городскими стенами в любом случае безопаснее, чем внутри. Кажется, к западу от нас, совсем рядом, есть аббатство?