Двенадцать раундов войны
Шрифт:
Она вошла, и только после этого Джабраил зажег свет в прихожей. Гостье оказалось лет двадцать, была она миловидна, хотя, на вкус Уматгиреева, чрезвычайно худая. Он прошел вперед по коридору, приоткрыл дверь в комнату, где лежал Гайрбек, и убедился, что раненый не спит.
— К тебе пришли. Женщина…
— Сама! — то ли удивился, то ли восхитился Гайрбек. — Принеси, пожалуйста, рюкзак.
Джабраил кивнул, распахнул дверь, пропуская гостью, которая вошла, потупив глаза и глядя в пол. Все как полагается восточной женщине. И даже ступала она мелкими девичьими шажками, хотя одета была в мужской камуфлированный костюм. Уматгиреев неторопливо прошел в свою комнату, забрал
Его не позвали, а просто открыли дверь. За дверью стоял сам Гайрбек, одетый и собранный. Даже свой продырявленный пулями бушлат он не сменил, за неимением запасного.
— Куда собрался?
— Уезжаю. За мной пришла машина. Спасибо тебе огромное, Джабраил. Буду жив, смогу отплатить заботой за заботу. Скажи спасибо жене. Не буди ее. Пусть спит. Мы пойдем. Мы очень торопимся.
— Как себя чувствуешь?
— Пешком или бегом не смог бы, а на машине сумею. Еще раз спасибо.
Возразить в этой ситуации было нечего.
Джабраил подошел к двери. Снял с вешалки свой камуфлированный бушлат и протянул Гайрбеку.
— Конечно, слегка великоват будет, но согреет.
Гайрбек глянул на свой бушлат и не стал отказываться. В дороге могли остановить, могли проверить. Документы у него, наверное, какие-то были. Но вид окровавленного бушлата мог бы навести на подозрение. Однако переодеваться в доме Гайрбек не стал. Вышел вместе с бушлатом и рюкзаком в руках. Оба ранения у него были с левой стороны. Тяжелый рюкзак он нес в правой руке. А левой был в состоянии держать бушлат. На улице было прохладно. Джабраил проводил раненого вместе с его похитительницей до калитки. На улицу выходить не пожелал. У калитки пожал Гайрбеку руку, кивнул на прощание женщине и, дождавшись, когда она сядет за руль, а Гайрбек на заднее сиденье и машина тронется, вернулся в дом. Жилище почему-то показалось пустым, хотя все домашние были на месте. В кухне Джабраил налил себе чашку чая, но выпить не успел. В дверь вдруг заколошматили, кажется, и руками и ногами. Не в калитку, а в дверь. Но Джабраил хорошо помнил, что закрыл калитку на задвижку. Значит, калитку выломали или перелезли через забор.
Испуганные таким стуком, вышли из своих спален и Жовсари, на ходу одевающая халат, и мать, которая в последние дни очень плохо себя чувствовала. Наверное, ее беспокоил гость в доме. Укрывающему от властей такого гостя могло не поздоровиться. Но она — женщина, пожилая и больная, ее можно простить. Жовсари никак своего беспокойства не выказывала. Она знала одно правило — если муж посчитал необходимым поступить так, значит, так и должно быть.
Возмущенный наглостью стучавшего, Джабраил пошел к двери. Честно говоря, он предполагал самое худшее. А самым худшим было бы то, что машину с Гайрбеком и его молодой подругой задержали. Гайрбек никогда бы не выдал дом, где его лечили. А женщина могла выдать. Хотя, подходя к двери, Джабраил уже понял, что эта версия не верна — слишком мало времени прошло, чтобы успеть хоть что-то узнать у задержанных. Нет, дело было в чем-то другом.
Он распахнул дверь. За порогом стояли несколько человек в милицейской форме. Первый вообще стоял к двери спиной и колотил в нее каблуком. И чуть в дом не ввалился, когда открылась дверь. Пришлось руки под самую спину подставить и удержать. Но тут же в грудь Джабраилу уткнулись сразу два автомата. На спине у особо активного «стукача» была пришита надпись: «СОБР». Значит, это были подчиненные Тарамова, и он их прислал.
— Что случилось? — спокойно спросил Уматгиреев. — Меня приглашают, чтобы вручить еще одну грамоту? Или
— Ты арестован, Уматгиреев! — грубо сказал старший лейтенант, давно не бритый, как и начальник отдела милиции.
— За что? — Уматгиреев не потерял хладнокровия и даже изобразил удивление.
— По подозрению в убийстве. На автомате, из которого были убиты трое «кадыровцев», нашли твои отпечатки пальцев.
— А где они взяли мои отпечатки пальцев, чтобы сравнить? У меня их никто не снимал.
— Ты думаешь, тебя приглашали к начальнику чайку попить? Тебя для того и звали, чтобы ты на чашке отпечатки оставил. Все! Тебе конец!
— А если я просто брал в руки автомат? Когда показал место, где лежали убитые. Поднял, подержал и отдал Тарамову. Я хорошо это помню. Спросите у него.
— Надо будет, спросят.
— Когда забирали убитых, там было, кстати, четыре автомата. А убитых трое. Пусть ищут четвертого. — Джабраил понимал, что этим людям бесполезно приводить какие-то аргументы. Он и не аргументы им приводил. Он просто апробировал то, что должен будет сказать потом следователю.
— И четвертого найдут, не переживай. Осмотрите дом… — сказал старший лейтенант. — Провожай нас, показывай…
Что привело ментов сразу в комнату, где раньше лежал Гайрбек? Может, как ищеек, нюх? И на диване оставалась окровавленная простыня. И медицинские хирургические иглы на столе. И медицинская сумка Жовсари стояла здесь же.
— Очень интересно… Могу на литр с любым поспорить, что здесь лежал раненый. Не тот ли, которого «кадыровцы» искали? Тебе крышка, Уматгиреев. Уже двойная… Это все… Конец… Вызывайте следственную бригаду. Пусть специалисты проведут осмотр дома. Один человек здесь остается, чтоб ничего не попрятали.
Один из ментов, обладатель диковатых глаз психопата, улыбаясь, сел на стул. Доброволец. Решил дожидаться следственную бригаду. И сам достал мобильник, чтобы вызвать по телефону бригаду.
— Если что не так, сразу стреляй, — прозвучал, как приговор, приказ.
Психопат довольно улыбнулся…
За воротами стоял милицейский «уазике». Джабраила посадили в «обезьянник» — в тесную клетку в багажнике. Он со своим ростом там даже не помещался и вынужден был держать голову наклоненной. Но машину сильно трясло, и затылок все равно бился о металлический холодный потолок. Между «обезьянником» и задними сиденьями было маленькое зарешеченное окошко без стекла. Менты на заднем сиденье сразу закурили, и дым, словно специально, пускали в это окошко, будто бы знали, что Уматгиреев не переносит табачного дыма. Издевались, похоже. Но от дома смогли проехать только полста метров, как что-то взорвалось, машина завиляла, въехала в газон и врезалась в дерево. Но не сильно. Дерево, к счастью, не пострадало. Только Джабраил больно ударился головой о стенку.
— Что случилось? — властно и почти брезгливо спросил старший лейтенант.
— Колесо лопнуло, — ответил, видимо, водитель. — А у меня запаска дырявая. Завгар только утром будет. До утра тут стоять придется.
— Пешком этого поведем, — распорядился старший лейтенант. — Нацепите на него наручники.
— Зачем наручники? — возразил чей-то немолодой голос. — Идти-то двести метров… Куда он денется! В случае чего пристрелим, и все.
— Пошли. — Старший лейтенант первым покинул машину. За ним выскочил водитель и поспешил своим ключом открыть «обезьянник». Джабраил вышел, держась рукой за голову. Смотрел на пальцы, нет ли крови. Хоть голова у него и крепкая, но с металлом соприкасаться она тоже не любила. Крови на пальцах не было. Значит, и кожа не рассечена. Отделался шишкой.