Двенадцать шагов
Шрифт:
– Тебе мерещится, а я до сих пор думаю, что ты спятила, когда отшила Роба, но это неважно. Ты отвергла три предложения. Сколько парней хотя бы попросило твою сестру пойти на бал? Ни одного? Так я и думала.
– Мы не ведем счет, - говорю я.
– Кроме того, кто сказал, что никто не просил Лаину пойти на выпускной? Она могла отказать пятнадцати разным парням, но нам об этом не узнать.
Саммер вздыхает.
– Ладно, тогда кто пошел на бал с капитаном футбольной команды, когда она была только на первом курсе? Ты или твоя сестра? А кто должен был выбирать между пятью горячими парнями в прошлом году?
– Да, но не в этом суть.
– Если это не соревнование, тогда почему ты так беспокоишься о том, что ты на втором месте? У тебя много парней, чтобы выбирать. Перестань сравнивать себя со своей сестрой.
Мои плечи опустились.
– Когда это действительно важно, Лаина единственная к кому он идет каждый раз, - я думаю об исповеди Джарода прошлой ночью, и мне почти жаль, что не позволила ему поцеловать меня. У меня может никогда не быть еще одного шанса.
– Вау, - говорит Саммер.
– Ты действительно втрескалась в этого парня, не так ли? Я никогда не видела, чтобы ты так переживала из-за парня.
– Что? Кто?
– я быстро моргаю.
– Ах. Дэйв. Точно. Да, он заставляет меня смеяться. И он довольно милый, тебе не кажется? Так что, да. Дэйв, - я не решаюсь. Я не хочу признаваться в своей вечной любви и преданности к Дэйву. Может, он и не так страшен, как я думала, но ему не сравниться с Джародом.
Хотя, возможно, это хорошая мысль.
Саммер усмехается.
– Я так и знала. Ты на крючке. Я никогда не видела тебя такой рассеянной из-за парня. Но не волнуйся. Если Эмили права в том, как он смотрел на тебя во время первого урока, тебе нечего бояться. Он полностью запал на тебя, - она танцует шимми в своем кресле.
– Я сижу рядом с ним на английском языке. Я поговорю с ним, хорошо?
Я думаю возразить, но на самом деле, проще позволить ей думать, что я говорила о Дэйве, чем пытаться объяснить мою тайную симпатию. Так что я ничего не говорю.
Звонок звенит, и Саммер бежит к двери. Если я ее знаю, к обеду я буду практически обручена.
Могло быть и хуже. Дэйв может быть не супер-секси, как Джарод или даже Ник Карвер, но он достаточно милый, и он меня смешил. Может быть, он поможет мне забыть Джарода.
Я совершенно провалилась в моих попытках забыть его.
Шаг Пятый:
Мы признаемся себе, нашим прекрасным братьям и сестрам, и всем остальным, что у нас тоже есть таланты.
Глава 16
– Тебе понравится это, - говорит Дэйв, когда мы следуем за билетером на наши места в Малом Зале Любительского театра.
– Я не знаю, - говорю я.
– Я никогда не была большим поклонником мюзиклов. Я предпочитаю серьезный театр, например Шекспира. Мне не понятны все эти стихийные, хореографические танцевальные номера.
– Но это часть магии.
– На самом деле? Что магического в пении, танцах и прыжках над столиками в кафе? Я должна быть впечатлена, что никто не попадает в беду? Где директор? А где же плохие танцоры? Ты действительно веришь, что каждый человек в этой школе был классически подготовленным
Дэйв смеется.
– Может, плохие танцоры убегают и прячутся, когда начинается музыка?
– Ладно, а откуда все остальные актеры, которые знают слова всей песни, которую только главный герой поет? Они экстрасенсы, а также профессиональные певцы и танцоры? Где они прячут полный оркестр, который пинают, когда чувствуют тягу к пению? И если они так талантливы, что они делают, тратя свое время в каком-то захолустной школе в середине Нигде? Почему они не объединились, чтобы покорить Бродвей? Мюзиклы настолько нереалистичны.
– Правда? Ты никогда не срывалась под спонтанную песню со всеми своими друзьями в качестве подтанцовки, когда вы едите, особенно вкусный сандвич с тунцом? Это происходит со мной все время.
Гаснет свет и публика затихает, прежде чем я могу придумать остроумный ответ, так что я откидываюсь назад в кресло, и обращаю свое внимание к сцене. Дэйв наклоняется через подлокотник и шепчет.
– Я думаю, что хотя бы этот тебе понравится. «Призрак оперы» - не знает себе равных.
Музыка наполняет театр, когда оркестр играет первые ноты, и занавес поднимается, чтобы показать пыльный, старомодный театр. В тусклом свете, в середине сцены появляется группа исполнителей. Я не могу понять, что происходит. Кажется, что они начали с середины пьесы или что-то типа того. Я наклоняюсь, чтобы спросить Дэйва, пропустили ли мы первый акт. Но потом, какой-то парень требует «немного освещения», и люстра в центре сцены вспыхивает.
Оркестр заиграл мелодию, которая пробирает меня насквозь, и я прислоняюсь к креслу, погружаясь в преобразование, что происходит на сцене. Бледное, размытое освещение сменяется яркими прожекторами, и я совершенно забываю про Дэйва и всех остальных, пока теряюсь в Париже в начале ХХ века. Это намного лучше, чем ходить в кино. Даже Шекспиру, возможно, будет сложно конкурировать с запоминающимися мелодиями.
Я не думаю, что когда-либо скучала в театре, но чувствую, что могла бы шагнуть прямо в действие, чтобы стать частью трагической истории Кристины.
Я не ходила в Малый Любительский театр после катастрофического вечера с «Много шума из ничего», когда пыталась сказать Джароду, что он мне нравился, но он ушел с Лаиной, прежде чем я успела что-либо сказать. На самом деле, с тех пор я избегала всех выступлений Джарода. Я согласилась только на эту дату, потому что Джарод был очень занят руководя школьным спектаклем, и не пробовался на роль в «Призрак оперы».
Спустя три часа, когда музыка затихает и падает занавес, Дэйв сжимает мою руку. Я смотрю вниз на наши переплетенные пальцы и удивляюсь, сколько мы уже держимся за руки.
– Это было весело. Спасибо, - я непринужденно убираю руку и тянусь за своей сумочкой.
Мы следуем за толпой, выходящей из театра, но Дэйв останавливается, когда мы добираемся до лобби. Он тянет меня в сторону комнаты и указывает на большой плакат.
– Они устраивают прослушивание для «Золушки» завтра утром. Ты должна пойти.
– Что?
– мой голос слишком громкий, и несколько голов поворачиваются в нашу сторону. Я жду, пока они не потеряют интерес, а потом пробую снова.
– Нет. Играть на сцене не совсем моя вещь, и я не пою.