Дверь с той стороны
Шрифт:
– Не угодно ли зайти ко мне? – сказал Нарев. – Как продвигаются дела с нашей конституцией?
Петров с готовностью поднялся: видно, ему и самому не терпелось поговорить на эту тему. В каюте Нарева они уселись, Петров тотчас же вытащил свои сигареты, а Нарев повернул регулятор климатизатора, стараясь, чтобы это не выглядело демонстративно.
– Закон, – сказал Петров, помолчав. – Это сложно – закон. Важно. Ведь, – он наставительно поднял палец, – в чем смысл жизни человека? (Нарев склонил голову набок, внимательно слушая.) В соблюдении
«Цель жизни – в соблюдении закона? – подумал Нарев. Нет, это вряд ли так: ведь в этом случае сам закон должен преследовать какую-то цель, а он – лишь средство ее достижения. Но послушаем дальше…»
– Но что из этого следует? – спросил Петров. – То, что Закон должен быть всеобъемлющ – и разумен. Должен быть таким, чтобы соблюдение его делало жизнь каждого человека разумной, полезной и даже – приятной, не побоюсь этого слова.
Он сделал паузу, глядя на Нарева, ожидая согласия и готовый опровергнуть возражения. Их у Нарева не нашлось, и он кивнул.
– Значит, – продолжал Петров, – прежде всего Закон должен определить основную цель нашего общества, а затем дать нормы, которые поощряли бы все, что направлено к достижению этой цели – и пресекали бы все, устремленное к противному.
– Цель, – проговорил Нарев невесело. – Позволю себе заметить – в этом-то я и усматриваю трудность. Вы видите эту цель? – Ему показалось стыдным признаться в том, что сам он этой цели не видит, и он добавил: – У меня имеются некоторые соображения, однако нет полной уверенности…
– Что же, – молвил Петров, – давайте рассуждать вместе. Логика любит диалог, а закон, в свою очередь – дитя логики. Вот мы, тринадцать человек, обитатели крохотной искусственной планетки. Что может быть нашей общей целью? Разберем по порядку. Возвращение на Землю?
Нарев пожал плечами.
– К сожалению… – пробормотал он.
– Вы правы – это недостижимо, хотя цель была бы достойной. Увы… Далее: поиски какой-то иной цивилизации?
Нарев вздохнул.
– Нереально, – согласился Петров. – Теперь позвольте сделать отступление. Признаете ли вы, что Закон общества не должен противоречить законам природы?
– Ну, разумеется, – сказал Нарев уверенно.
– А какой из законов природы имеет сейчас для нас наибольшее значение?
Нарев попытался догадаться. Закон сохранения энергии, что ли? Но вопрос, видимо, был риторическим, потому что Петров тут же сам и ответил:
– Закон жизни, ее ценности, неприкосновенности и продолжительности. Каждый из нас должен прожить столько, сколько отпущено ему природой и ни секундой меньше. Никто не должен стать жертвой каких-либо катастроф, неполадок, недоразумений или несогласий. Будете ли вы возражать?
– Нет, – ответил Нарев. – Нет, нет!
И в самом деле, тут-то уж возражать было нечего. Их здесь тринадцать. Со смертью последнего кончится все: лишь безжизненный корабль будет бродить в пространстве, бродить не год, не
– Я рад, – сказал Петров, – что в этом вопросе мы являемся единомышленниками.
– Я тоже, поверьте. Хотя…
– Разрешите мне продолжить. Эти взгляды на сущность и цель нашего общества уже сами по себе подсказывают нам основные законодательные идеи. Жизнь зависит от целости и сохранности того мира, в котором мы обитаем. И всякая попытка нарушить исправность этого мира должна быть признана тягчайшим преступлением.
– Это так.
– Поскольку мы можем существовать лишь внутри этого мира, всякая попытка выйти за его пределы должна быть наказана.
– Вы полагаете, что кто-то…
– Я опасаюсь многого – хотя бы приступа клаустрофобии у любого из нас.
– Что же, предосторожность будет не лишней.
– И наконец, поскольку наше благополучие возможно лишь в устойчивом обществе, всякие посягательства на образ жизни должны быть признаны антизаконными и соответственно наказываться.
– Да, – сказал Нарев. – Это очевидно.
– Итак, из этого мы и будем исходить.
– Однако…
– Вы в чем-то сомневаетесь?
– Это не сомнения, но… Закон природы, вы сказали. Природа – это и любовь, и дети… А это в наших условиях сложная проблема. Или вы предполагаете, что это можно как-то… регламентировать? Я думаю, что такой выход был бы наилучшим.
Нареву очень хотелось сейчас, чтобы его собеседник, человек, видимо, многоопытный и умный, наделенный спокойствием, какое приходит с возрастом, – чтобы он улыбнулся сейчас и, стряхнув пепел, успокоительно молвил: «Ну, тут, мне думается, проблемы и нет – почему же вам не любить одному другого, если уж так получилось!» Но Петров этого не сказал.
– Тут регламентировать сложно, – задумчиво произнес он. – Вы ведь понимаете, – я сужу, как лицо незаинтересованное. Речь идет не только о форме взаимоотношений между людьми, но и о будущем всего нашего маленького человечества. Мне лично кажется, что совершенно исключать то, о чем вы говорили, нельзя: это могло бы привести к нежелательным психическим реакциям. Человек должен вести естественный образ жизни, не так ли?
– Согласен, – сказал Нарев, оживляясь. – Но беда, как вы знаете, в соотношении…
– Закон исходит из опыта, – проговорил Петров. – Он не изобретает новых отношений, но утверждает уже возникшие, подсказанные жизнью. Может быть, в наших условиях жизнь породит какие-то новые формы? Существовала же на Земле, скажем, групповая семья…
Нарев взвился. Петрову легко говорить об этом!
– Нет уж! – сказал он решительно. – С этим я никак не смогу согласиться. Да и никто… Мы воспитаны на планетах Федерации в определенных условиях и традициях – и давайте не станем отходить от них. В том мире, который нас породил, существуют моногамные отношения…