Дверь в преисподнюю
Шрифт:
Так обрел свою истинную сущность Мстислав Мыльник — командир отряда наемников, участник всевозможных путчей и мятежей, личный друг генерала Макашова.
Василий представил себе, что могло бы случиться, если бы под луч магического кристалла угодил сам генерал Макашов, и ему стало одновременно и страшно, и противно.
Как накануне ночью, Каширский и Анна Сергеевна медленно шли по подвалу вдоль длинных рядов винных бочек. И если Каширский пытался уловить «золотой корпускулярный поток», исходящий из спрятанной
— Ну что вы тут дурью маетесь? Хоть бы передо мной не прикидывались, что обладаете какими-то идиотскими сверхнаучными способностями! И на хрена я, дура, с таким шарлатаном связалась?
Однако Каширский упорно продвигался вперед, стараясь не обращать внимания на отвлекающий фактор. Когда же Анна Сергеевна очень уж «доставала» прославленного «мага и чародея», то он, не отрываясь от процесса, говорил ей:
— Анна Сергеевна, если вы не верите в мои научные методы отыскания сокровищ, то отправляйтесь наверх.
— Еще чего! — отвечала госпожа Глухарева. — Я уйду, а вы казну захапаете. А вот фиг вам!
— Ну так хотя бы не мешайте мне сосредоточиться. Я уже чувствую теплое покалывание в кончиках пальцев — это оно, золото, золото!
Анна Сергеевна презрительно фыркала, но умолкала. Правда, ненадолго. И вскоре все начиналась сначала.
За привычной перебранкой казноискатели и не заметили, что ряды бочек кончились, а они идут по длинному, постепенно сужающемуся проходу.
— Я явственно ощущаю, что казна где-то здесь, — самозабвенно, будто глухарь на току, вещал Каширский. — Ближе, ближе, еще ближе! Здесь!!! — Рука доктора уперлась в шершавую стену.
— Что — здесь? — взвилась Глухарева. — Тут же тупик, чтоб вас к черту в пекло! Куда вы меня завели?!!
— Какая-то неведомая сила влекла меня сюда, — невозмутимо отвечал Каширский.
— Дурость вас влекла! — в сердцах плюнула на пол Анна Сергеевна.
— Лучше поищите, нет ли здесь какой-либо дверцы, — попросил Каширский. Анна Сергеевна стала водить светильником вдоль стен, пока не заметила прямо в потолке небольшой четырехугольный люк. Так как и потолок здесь был совсем низкий, чуть выше человеческого роста, то Анна Сергеевна попыталась подтолкнуть люк, и тот, к ее немалому удивлению, легко поддался.
— Подсадите меня, — велела госпожа Глухарева. Каширский исполнил ее просьбу, но при этом пытался заглянуть в люк, за которым исчезла его компаньонка — он не сомневался, что Анна Сергеевна непременно попытается часть казны утаить. Не прошло и минуты, как в люке появилась ножка госпожи Глухаревой в черном чулке, а затем Каширский принял и всю Анну Сергеевну. При этом он незаметно ощупал ее платье — не спрятано ли там что-то.
Вид у Анны Сергеевны был довольный:
— Поздравляю — на сей раз вы поработали не впустую.
— Неужели казна?! — вскричал Каширский. И даже в столь счастливый миг не удержался от колкого замечания: — А вы, Анна Сергеевна, не верили в мои сверхнаучные методы…
— Какая, к дьяволу, казна! — прошипела Глухарева. — Там выход на поверхность.
— В каком смысле?
— Заброшенный сарайчик на краю
— А где же казна? — разочарованно протянул Каширский.
— Да хрен с ней, с казной! — выкрикнула Анна Сергеевна. — Главное, теперь у нас надежный путь для отступления после того как сделаем дело.
— Какое еще дело? — пожал плечами Каширский.
— А вы забыли? Убрать эту княжну, или графиню, или бес ее знает, кто она такая! — раздраженно говорила Глухарева, шагая назад по теперь уже расширяющемуся проходу. Каширский брел следом.
— В каком смысле убрать? — пролепетал он, уже чуя, куда клонит его наперсница.
— В каком смысле? — желчно переспросила Анна Сергеевна. — Убить. Зарезать. Ножиком пырнуть.
— Боюсь, я не смогу быть вам полезен, — осторожно заметил доктор. — Ведь хирургия — не мой профиль. Вот если бы дать установочку…
— От ваших установочек пользы, как от холодильника тепла, — процедила Анна Сергеевна. — Равно как от вас самого. Будете дежурить на шухере!
За разговорами они вернулись в ту область подвала, где стояли ряды бочек. Почуяв знакомый запах, Каширский вновь воспрял духом:
— А все-таки казна где-то здесь! Я ее внимаю всеми фибрами своей чувствительной ауры!
Анна Сергеевна хотела было уже высказать все, что она думает и о фибрах, и о королевской казне, и о самом Каширском, и о его чувствительной ауре, но лишь презрительно подернула плечами и ускорила шаг.
«Поэтический марафон» в корчме продолжался уже почти сутки. Все это время часть рыцарей и поэтов, чередуясь, отдыхали в горницах для гостей, а остальные пировали и услаждали слух друг друга своими вдохновенными стихами.
Благодаря такому режиму и поэты, и рыцари чувствовали себя достаточно бодрыми, в отличие от хозяина корчмы — он все время должен был находиться в зале и обслуживать дорогих гостей. Впрочем, доходу от них было не так уж много — сторонники непьющего Флориана вина почти не употребляли, разве что когда их предводитель не находился поблизости, а поэты, ослабленные изнурительной работой на болотах, тоже не очень увлекались вином, дабы не свалиться с ног раньше времени.
— Ну вот опять бед себе накликал, — привычно жалился леший в коротких передышках своему приятелю водяному. — Мало того что рыцари какие-то не те, так еще этих беглых поэтов бес привел. А все боярин Василий! Сам-то он в свой Царь-Город укатит, а нам тут отдуваться…
— Да не тревожься ты, — утешал его водяной, прихлебывая водицу из кувшина. — Все, что ни случается — все к лучшему!
Тем временем госпожа Сафо к вящему восторгу господ рыцарей декламировала свое очередное творение:
— Я слыхала тебя в полуночной тиши —Ты играл на пастушьей свирели,И тебя возлюбила всей силой души,А казалось, что жизнь разошлась на грошиИ давно уж огни догорели…