Дверь в стене
Шрифт:
Здесь мы опять не можем не учитывать того, чего все не учитывают, а именно - в середине 1918-го года все, кто входил в Антанту, исходили из того, что Германия выигрывает и в своих планах они это обстоятельство учитывали. Так вот если мы предположим, что Германия действительно довела дело до победы, то появление уже после войны Николая означало ничтожность достигнутых в Брест-Литовске солашений. Германия, конечно же, не вернула бы того, что она по договору получила, но живой Николай превращался в элемент межгосударственной игры с очень высокими ставками, и пронести мимо рта такой лакомый кусок никто бы себе не позволил. В этой игре Николай не был бы козырным тузом, но он был бы одним из козырей, а ни одно уважающее себя государство козырями не разбрасывается, никто даже и козырную шестёрку на кусочки не рвёт и под стол не бросает.
И большевики тоже могли бы извлечь из подобного развития событий выгоду, так как получали средство давления
Но в реальности война закончилась так, как она закончилась. И с Германией разобрались, но разобрались только через год, в середине 1919-го. И, поскольку Германия проиграла, то она и так, без Николая, отдала всё, что у неё захотели забрать назад. И вот только после этого, через год после "ипатьевского подвала", уже после "Версаля" Николай стал не нужен. А, став ненужным, он и не появился. Он так и остался в исчезнувших. Остался ли он при этом в живых? Этого не знает никто.
Но зато все знают душераздирающие подробности его смерти. Знают так, как будто рядом стояли. И, не зная, мёртв ли он, его мёртвого превратили в знамя. Началась вакханалия. И продолжилась. И продолжается. С присвистом и с посвистом. Цесаревич, княжны и шоколадные наборы с конфетами bon bon. И "заспиртованная голова".
Люди всем хороши, но есть у них два недостатка. У людей очень короткая память и они нелюбопытны. А ведь стоит только немножко полюбопытствовать и нетрудно обнаружить откуда взялись в изысканиях генерала Дитерихса отправленные Свердлову заспиртованные головы членов царской семьи.
Победители на Версальской конференции чем только не занимались. Они не только делили мир, но находили время и для других дел и трудно сказать, что доставляло им больше удовольствия. Ну вот, скажем, среди подлежавших неукоснительному исполнению пунктов был и такой - Германия, кровь из носу, не только должна была уйти из колоний, но ей следовало ещё и вернуть Британской Империи голову султана Мквавы.
Поскольку всё суета сует и всё уже было, то был и в Африке такой борец за свободу, звали его Мквава и был он вождём племени Хехе и пламенно боролся он с германскими колонизаторами, которые требовали от него прекратить весьма выгодную для весёлых Хехе работорговлю, а он всё рабами исподишка подторговывал и подторговывал, пока не попал наш партизан в немецкую засаду, да и не погиб бесславной смертью. А немцы отрезали ему голову и из каких-то своих немецких соображений отправили её в Германию. А потом злопамятные Хехе во время Первой Мировой принялись бузить там, где нынче имеется государство Танзания, а тогда там была немецкая Восточная Африка и немцам это по понятным причинам не нравилось, а то, что не нравилось немцам, нравилось англичанам и они после войны решили любящее свою свободу и лишающее свободы других племя наградить, а наградой должна была стать возвращённая им отрезанная голова их вождя, "султана" Мквавы. Немцы вытаращили глаза и сказали, что они бы со всей душой, но поди теперь, отыщи ту голову. Но англичане народ памятливый и про голову они не забыли, и вспомнили о ней уже после Второй Мировой Войны, а, вспомнив, нашли в Бременском музее за каким-то чёртом собранную немцами "коллекцию" в 2000 человеческих черепов, порылись в ней, померяли черепа черепомеркой, назначили один из черепов "головой сулатана Мквавы" и порадовали таки Хехе вновь обретённой святыней.
Ну, а тогда, в 1919 и в 1920-м шла себе неторопливо Версальская конференция, а генерал Дитерихс торопливо писал своё садо-мазохическое сочинение, а весь мир с увлечением следил за приключениями пропавшей головы. История эта была "на слуху". Да и то сказать, время-то тогда было весёлое, только что закончилась Великая Война, которая должна была положить конец всем войнам, вот все и веселились. Замечательное было время.
Диксиленд, канотье, вольный город Данциг и Бриан.
И голова.
29
Голова дана людям сразу по нескольким причинам, не последней из которых является даваемая головой возможность думать, о чём подавляющее большинство, получив в день своего рождения голову в подарок, благополучнейшим образом забывает, предпочитая использовать голову для других, более насущных с людской точки зрения надобностей.
И только полнейшим нежеланием использовать свою голову по предназначению можно объяснить всеобщее стремление не считаться с тем, что у всего на свете есть причины. А между тем, если есть причины, то есть и следствия. А вчерашние следствия имеют обыкновение превращаться в сегодняшние причины, из которых закономернейшим образом воспоследуют следствия уже завтрашние. И так без конца. Может, и действительно лучше об этом не думать, всё легче будет переходить не поле, а
Ну, да ладно. Достижение состояния счастья целью данных записок отнюдь не является, так что давайте-ка для разнообразия немножко подумаем. Подумаем вот о чём - зачем делалось в Версале то, что там делалось? Например - зачем американцам понадобился шестой по счёту пункт в четырнадцати пунктах президента Вильсона? Пункт этот касался России, так что тем самым он касался и продолжает касаться каждого из нас. Напомню, что пункт этот предусматривал вывод всех иностранных войск с территории России. Озвучены "пункты" были в начале 1918-го года, никто на них тогда особого внимания не обратил, а потом Америка попала в число победителей и уже в этом качестве заставила мир не только о пунктах вспомнить, но и принять их в качестве руководства к действию.
Начерно пункты легли в основание прекрасного нового послевоенного мира в октябре 1918 года, когда Антанта (Британская Империя и Франция) согласилась с большинством из них и было это платой за американское участие в войне на её стороне. Англичане, оценив ситуацию, согласились сразу же. Произошло это не только потому, что Ллойд Джордж (многими историками он считается лучшим английским премьером за всю историю Ангшии) очень хорошо ориентировался в реальности и был счастливым обладателем так называемого quick mind (по-русски это означает, что он очень быстро соображал), но ещё и по той причине, что почти все американские пункты, какой в большей, а какой в меньшей степени отвечали либо краткосрочным, либо долговременным английским интересам. Выслушав Хауса, англичане окинули взглядом складывающийся расклад и тут же заявили, что если СаСШ снимут требования по второму пункту (в пункте втором говорилось о freedom of the seas, то-есть свободе судоходства, причём как в мирное, так и в военное время), то Британская Империя принимает остальные тринадцать не глядя. Французы же были вынуждены согласиться, невзирая на то, что почти все пункты их интересам не отвечали. У Франции просто не было другого выхода.
Первоначально соглашение было заключено на словах. То, что мы называем Парижской Конференцией ("Версалем"), это борьба за параграфы, пункты и подпункты проговорённого в октябре 1918-го года "джентльменского соглашения", когда стороны "ударили по рукам".
"Версалем" Америка утвердила себя и если сердцем Конференции, её пламенным мотором был полковник Хаус, то лицом Версаля стал двадцать восьмой президент Соединённых Штатов Томас Вудро Вильсон.
Такое разделение труда имело безусловный практический смысл, позволяя тому, кто дело делает, не отвлекаться на представительство, с другой же стороны для того, чтобы "представлять" или, как с лёгкой американской руки принято с давних уже пор выражаться - "продавать" ту или иную идею, лучшей кандидатуры чем Вильсон нельзя было и желать. Вильсон не только любил, но ещё и умел говорить, чем может похвастаться далеко не так много людей, как кажется. Да и трудно ожидать другого от человека, чьи отец и дед со стороны матери были пресвитерианскими проповедниками, а сам Вудро вышел на тернистую стезю публичного политика прямиком из уютного кабинета, право на который ему давал пост президента Принстонского университета. Словом, всё связанное с Вильсоном, а в букет достоинств входило профессорство вкупе с докторской степенью, было высшей пробы, "без дураков". Но главным в его "образе" были отнюдь не профессорские очки, главным была его репутация, а репутация у него была такая, что закачаешься - Вильсон считался честным политиком и притом идеалистом. "Честный политик" - каково! И образу этому верило не только общественное мнение, но и другие политики, по поводу друг-друга ни малейших иллюзий не испытывавшие.
При этом, отдавая должное моральным качествам Вильсона, европейские политики считали себя политиками лучшими, чем он, так как по их мнению Вильсон не обладал необходимым для политика качеством - он не проявлял ни малейшего желания идти на компромиссы, что очень плохо сочеталось с его провоцирующей внешностью "мягкого" университетского профессора. Раздражённый Клемансо, пару раз на Вильсоне "обломившийся", даже как-то позволил себе публично заметить, что "с ним [1] чрезвычайно трудно иметь дело и если Ллойд-Джордж думает, что он Наполеон, то президент Вильсон считает себя самим Иисусом Христом." На этом Клемансо не успокоился и продолжил возникшую у него библейскую аллюзию дальше: "Богу хватило десяти заповедей, а у Вильсона их целых четырнадцать."
1
Вильсоном