Дверь в зеркало

Топильская Елена Валентиновна

Вернувшись со стулом в палату, он застал старушек хлопочущими над подносом с ароматным домашним обедом: куриный бульончик из термоса, паровые котлетки с рисом, компот. И крахмальные белые салфетки. У него чуть слезы не навернулись от такой заботы; хоть и двое пожилых сестричек на белом свете, а все равно объекта для любви и заботы им не хватает. А могло бы быть двое сыновей, один из них адвокат. Правда, второй – темная личность, притормозил Антон. Он надел на лицо улыбку и приготовился развлекать визитерш, но они и слова

не дали ему сказать, усадили трапезничать.

Трапезничал он как раз до того момента, как в палату влетела запыхавшаяся Татьяна с большим плотным конвертом, торчащим из сумочки. Старушки и ей обрадовались, как родной.

После того, как поднос, пустая по суда и крахмальные салфетки были убраны, настало время для светской беседы.

– Уважаемые дамы, – обратился к ним Антон, – мы в прошлый раз так и не поговорили про соседа вашего, Герарда Васильевича Полякова. Можно сейчас спросить вас про него?

– Отчего же нет, – переглянулись дамы.

– С какого года он ваш сосед?

– С сорок восьмого, а что? – подозрительно спросила Екатерина Модестовна.

– Нет-нет, ничего особенного. Значит, ему было двадцать шесть, когда он поселился напротив?

– Ну да! – кивнули обе старушки.

– А вы часто с ним виделись?

– Нечасто, – сказали они в один голос. – Сосед наш был человеком очень замкнутым.

Антону что-то не понравилось, как обе леди прятали глаза.

– Между вами был какой-то конфликт? – прямо спросил он.

Обе дамы потупились. Но, помолчав, признались:

– Да. И еще какой! Он пытался изнасиловать Ангелину!

– Час от часу не легче, – воскликнула Таня, пожирая их глазами.

Надо же, подумал Антон, на вид такие божьи одуванчики примерные. А на самом деле – не жизнь, а лавина сексуальных приключений.

– В общем, только он вселился, – поведала Тане с Антоном Екатерина Модестовна, – как сразу стал заглядываться на сестру.

– Мы с тобой вообще тогда хорошо выглядели, – добавила Ангелина, – гораздо моложе своих лет. Это сейчас: скажешь, что тебе сто лет, и ведь поверят!

Антон склонил голову, принимая упрек.

– В общем, этот юнец напал на Ангелину прямо на лестничной площадке, разорвал на ней платье, и если бы Юрий Семенович не услышал шум и не вышел, кто знает, чем бы все кончилось!

– А Юрий Семенович, значит, пришел на помощь?

– Ну да, – закивали старушки, и голоса у них потеплели от воспоминаний. – Естественно, что по сле этого мы пере стали здороваться с со седом, и вообще избегали выходить из квартиры, когда он был дома.

Антон решил прощупать почву:

– А вам не бросилось в глаза его сходство с кем-то из ваших знакомых?

– Не-ет, – протянули обе, подумав.

– А на Юрия Семеновича он не показался вам похожим?

– А при чем тут Юрий Семенович? – поджала губы Ангелина. – Юрий Семенович был благородным человеком, а этот, Герард, проходимец какой-то!

Все

понятно, подумал Антон. Они не могли заметить сходства, поскольку два эти персонажа были по-разному окрашены эмоционально в их глазах. И неважно, что благородный Юрий Семенович очень неблагородно поступил с ними в тридцатом году, главное, что потом, когда он нуждался в их сочувствии, они ему все простили. Пора предъявлять им личность «Полякова», но прежде еще один вопрос:

– А что про отца Полякова вы можете сказать?

Старушки переглянулись и понизили голос:

– Папаша его в НКВД служил. И умер как-то страшно, мы, правда, еще маленькие были, но разговоры слышали. Болтали досужие языки, что за ним из зеркала пришли души им замученных.

– А как ему удалось в сорок восьмом году вселиться в ту же квартиру, где жил его отец? – полюбопытствовал Антон. Одним вопросом обойтись не сумел.

– Ой, этого мы не знаем! Ну, вселился и вселился! Ордер дали...

Вот тоже феномен, подумал Антон: ведь и старший Годлевич в НКВД служил. Так почему же дамы про него вспоминают без осуждения, а Полякова за то же самое клеймят? И еще интересно: что за примета на теле у Ангелины, которую хотел увидеть один из сыновей Годлевича? Не верилось Антону, что тот элементарно хотел совершить сексуальное насилие. Покровские об этом не подозревают, но если «Поляков» на самом деле – Годлевич, то он еще младше, и ему в сорок восьмом году было всего восемнадцать. В таком возрасте женщины, годящиеся в матери, редко соблазняют.

Он взял у Тани фототаблицу. Открыл ее на снимке крупным планом, который запечатлел Годлевича Семена Юрьевича, как живого, в кресле.

– Только прошу посмотреть одну из вас. Вторая может понадобиться для официального опознания.

Старушки пошушукались, после чего Ангелина сказала:

– Давай ты, Катишь.

Екатерина Модестовна зачем-то зажмурилась, как перед прыжком в холодную воду, потом широко открыла глаза, заглянула в фототаблицу и сразу решительно кивнула:

– Да. Это он. Поляков Герард Васильевич. Наш сосед.

18

«Главному врачу клиники им. Отто

«Я, Анна Георгиевна Наруцкая, 1884 года рождения, отказываюсь от всяких прав на ребенка, рожденного мной 1 января 1922 года, и не возражаю против его усыновления».

– Хоть бы словечко про то, от кого ребенок рожден.

– А главное, кто это – мальчик или девочка?

Таня с Антоном, сблизив головы, сидели на кровати в палате, находившейся в безраздельном пользовании Антона.

Только что ушел Спартак Иванович, навестивший Антона, во-первых, по делу, – для допроса в качестве потерпевшего, а во-вторых, просто по-человечески. И, как человек человеку, принес ему от всей души пол-литра водки. И очень удивился, когда Антон отказался составить ему компанию.