Дверь в зиму
Шрифт:
Задача была выполнена. Ввязываться в бой, добивать орков в посёлке, рискуя нарваться на вражеское подкрепление или «Грады» — никакого смысла. Теперь быстро назад, к своим. Жаль, развиднелось. Ночь бы прикрыла взвод. Но тут уж — или туда ночью, или обратно. И понятно, что подобраться скрытно — важнее.
А обратно — как получится.
Когда добрались до Марьяжинки, которую проходили еще по дороге туда, рассвело окончательно. И ночью, и сейчас село выглядело целым, но пустым, брошенным. Ни шороха, ни огонька в окнах, ни собачьего
Не успели.
…С глухим грохотом обвалилась кровля коровника. В небо взлетел столб бледных искр. Порыв ветра подхватил его, разметал. Левченке почудилось, что огоньки сложились в неясную крылатую фигуру. Рассмотреть её он толком не успел: искры быстро угасли.
Мычание, полное страдания, оборвалось. Левченко выдохнул с облегчением, принялся отряхиваться. Сослуживцы над его аккуратизмом подтрунивали, но не зло, с уважением. «Слышь, Левченко, достань мне цигарку из пачки — у тебя всегда руки чистые!»
— Все целы? Перекличка! Грищенко!
— Я!
— Нечипорук!
— Я!
— Тарасов!
— Я…
На это несуразно растянутое, зависшее в воздухе «Я…» обернулись все. Левченко проследил за взглядом Володьки Тарасова. Из-за дома у дальней околицы выходили люди. Левченко вскинул было автомат — и опустил. Гражданские. Местные, человек десять. Женщины; хмурый жилистый старик в древней, как он сам, мешковатой пиджачной паре; белобрысый мальчишка…
Старлей оборвал перекличку. И так видно: все целы, только Илья пластырем царапину на скуле залепляет. Когда старлей двинулся навстречу гражданским, Левченко наскоро огляделся. Аккуратные домики белого и красного кирпича — без роскошеств, возведённые по-хозяйски добротно, с любовью. Невысокие, по грудь, заборы. За ними — еще не засаженные огороды, хозяйственные пристройки…
До сих пор война обходила Марьяжинку стороной. А сейчас не обошла: догорает коровник, посреди улицы дымятся воронки, в доме стекла вылетели, а вон там, дальше, полдома как не бывало — груда битого кирпича вперемешку с обломками не пойми чего.
Это из-за нас, подумал Левченко. В нас целили, а влепили по селу.
Дед тем временем что-то усердно вкручивал старлею. Командир отвечал скупо, кратко, стремясь поскорее закончить разговор. К ним начали подтягиваться остальные бойцы. Левченко тоже подошёл.
Надо было спешить. Взвод засекли, в любой момент могло прилететь ещё. Или погоню на бэхах вышлют — тоже хорошего мало. До своих-то еще топать и топать. Но от деда оказалось не так-то просто отделаться.
— …нельзя нам оставаться, никак нельзя! — кипятился дед, наседая на старлея. — Мы как увидели, что наши в село вошли — ну, вы, то есть — так сразу к вам! У нас и скарб уже собран. До того прятались — эти ироды тут шастали, искали чего-то.
— Мы на задании, — рубил в ответ старлей. — Никаких гражданских.
— Да куда — сами?! Куда — сами?! Мы вас ждали!
— Дед, ты пойми, не могу я! Не могу!
— Это почему?
— Не положено.
— Кем не положено?
— Приказом не положено. Уставом не положено. Командованием не положено.
— И что ж нам теперь?!
Командир бросил взгляд на сельчан. Тихие, пришибленные, они молча сгрудились поодаль.
— Дед, тебя как по имени-отчеству?
— Алексей Гаврилович.
— Это все твои?
— Все, кто остался.
— Остальные где?
— Уехали. Сразу, как началось. Кто куда. А мы остались. Думали, не дойдёт до нас. Теперь вот… — Дед беспомощно развел руками. — На своей земле прячемся!
— Чего ж не уходите?
— Так мины ж! Их тут как грибов после дождя! Рядом-то с нами нет, а дальше… Две коровы на днях подорвались. А вы прошли! Значит, дорогу знаете. Нет, мы с вами! Устав, приказ, хреназ — всё одно с вами идём!
— Хорошо, Алексей Гаврилович, — старлей принял решение. — Убедили. Но идти придётся быстро. Это ясно?
— Ясно, ясно, чего уж там! Надо быстро — значит, быстро, мы ж понимаем…
— Пойдёте налегке. Вещей брать по минимуму, только самое необходимое. — Старлей возвысил голос, чтобы его услышали женщины. — Документы, деньги, смена одежды. Еще там что по мелочи. Кто будет задерживать — прикажу всё выбросить. Лучше сразу и сами.
— Да уж не задержим, — буркнула высокая костистая тетка лет за пятьдесят.
— Всё уже сложили.
— Комод, значит, не брать?
Миниатюрная веснушчатая женщина пыталась пошутить, но никто не улыбнулся.
— Идти все могут? Больные, раненые, немощные есть?
— Это кто тут немощный, а?!
Костистая тетка, уперев руки в боки, сурово уставилась на старлея. Тот поспешил свернуть тему.
— Идти придётся километров двенадцать. Местами по бездорожью.
— Напугал ежа голой жопой!
Улыбки вспыхнули и погасли, как задутые ветром робкие огоньки.
— Вещи у всех с собой? Выступаем! Тарасов, Зинчук, Васильев — в охранение. Задачу знаете. Твердохлеб, Левченко, Очеретько, Вашевич — со мной в голове колонны. Грищенко, Нечипорук, Попов, Гойда — замыкающие. Марьяжинцы — в середину колонны. Разобраться по местам!
Марьяжинцы сориентировались на удивление быстро, без суеты заняв места в середине. Пожитков у них и впрямь оказалось немного. Выдержав короткую паузу, старлей не по-уставному скомандовал:
— За мной — марш!
Шли по ничейной земле. Наша это земля, думал Левченко, наша, а сейчас выходит — ничейная. Вот ведь, а?
Ближняя роща окуталась нежно-зелёной дымкой первой листвы. Беспечно и громко щебетала какая-то пичуга, с восторгом приветствуя весну. Левченко аж заслушался и за этим щебетом не сразу различил посторонний звук.