Дверь в зиму
Шрифт:
— Ты тоже красавица! Настоящая красавица!
Она улыбается. Зубы белые, ровные, острые. Кажется, раньше ее зубы были другие.
— Дай я тебя обниму!
Одним мощным движением хвоста Аня радостно бросает себя мне навстречу. Мы обнимаемся: долго-долго. Мы вместе. Мы снова вместе (почему — снова?). Теперь все будет хорошо.
— Время спать, Анечка.
— Почему?
— Скоро солнышко взойдет.
— Спать надо ночью, мама! А когда солнышко — играть, гулять, веселиться!
Чепуха. Днем,
Мы — русалки?!
Ну конечно! А кто же еще?
— Ты просто забыла, Анечка. Спать надо днем, а играть — ночью. Днем нам лучше не показываться.
— Мне солнышка хочется, мам. Холодно. Хочу согреться.
Да она и правда вся холодная! Обнимаю дочь покрепче, прижимаю к себе. Мне самой холодно. Почему? Вода теплая, Анечка со мной, все хорошо…
Холодно.
— Вот потому и надо ложиться спать. Ты заснешь — и не будешь мерзнуть. А проснешься, и будем играть.
— Правда, мама?
— Конечно, маленькая. Плывем под корягу, там нас никто не потревожит.
Плывем. Устраиваемся. Засыпаем.
…бежим. Мы бежим.
Мы с Анечкой и еще люди. Много людей. Чемоданы, сумки, рюкзаки. Я крепко держу дочь за руку. На нас тоже рюкзаки. Хорошо, что не взяла чемодан. С ним бы далеко не ушли. Пришлось бы бросить.
Позади бахает: тяжело, гулко. Раз, другой, третий. Земля под ногами дрожит от страха. Нет, от страха дрожим мы. А земля дрожит от взрывов. Бомбы? Ракеты? Снаряды?
Какая разница?!
Не выдерживаю, оборачиваюсь на бегу. Над поселком взвиваются в небо черные столбы дыма. Рушится дом: оседает, разваливается. Нет, не наш. Нашего отсюда не видно. По всему поселку полыхают пожары.
Поселок городского типа. Был.
Под ногами жидкая грязь вперемешку со снегом. Оскальзываюсь, едва не падаю. Нельзя смотреть назад. Только вперед, вперед и под ноги. Нельзя упасть.
— Мама, мне страшно!
— Мне тоже. Это ничего. Мы убежим.
Фразы рвутся в клочья, как мое дыхание.
— Сядем на поезд. Уедем. Далеко-далеко.
— Где нет войны?
— Где нет войны.
— Бежим быстрее!
Быстрее не получается, но мы стараемся. Вот и мост. На другом берегу дорога уходит в лес. Там нас не увидят. Доберемся до станции. Говорят, электрички еще ходят. Специальные. Эвакуационные.
Саша звонил три дня назад. Велел нам с Аней уезжать. С ним все в порядке, их рота на второй линии, к ним почти не прилетает. А мы должны уехать.
Немедленно!
Надо было его послушать. Уже были бы в безопасности. Дура, что ты тянула? Собраться не могла? Все из рук валилось? Дом не хотела бросать, надеялась, что пронесет?!
Не пронесло.
По мосту бежать легче: здесь мало грязи. Еще
Удар. Глохну от грохота. Я не слышу, не слышу, я ничего не слышу! Мост уходит из-под ног. Аня! Падаю, падаю, падаю… Вода. Почему вода? Был же мост! Анечка, где ты?! Кричу; не слышу себя. В рот заливается вода. Как же так? Я хорошо плаваю. Я люблю плавать.
Аня! Аня!!!
Это все рюкзак. Какой тяжелый! Он тянет меня ко дну. Надо его сбросить. Вынырнуть, глотнуть воздуха; найти Аню. Она жива, она плавает лучше меня. И рюкзачок у нее совсем легонький…
Не чувствую рук. Не чувствую ног. Ничего не чувствую.
Устала. Я так устала. Сил нет. Я немножко полежу, отдохну — и вынырну. Найду Аню, и все будет хорошо.
Все будет хорошо.
Это была я?!
Почему — была? Я есть. Вот она — я. Смотрю на лунную дорожку. Блики бегут по воде. Люди бежали к мосту иначе, некрасиво. Блики — другое дело. Смотрела бы и смотрела…
Тишина.
Вода чуть слышно плещет, убаюкивает. Плакучие ивы полощут ветви в реке. Видно как днем, даже лучше. Аня? Вот она, моя Анечка, сладко спит под корягой. Скоро проснется, и мы будем играть. Я обещала.
Сон. Этот страшный сон.
Он тает комом ноздреватого снега под солнцем, растекается талой водой. На мосту была я. Та, что любуется лунной дорожкой — тоже я.
Холодно.
Почему так холодно? Лето же, должно быть тепло. А мне холодно. Надо согреться. Согреть Анечку. Надо, надо, надо позарез…
— Мама, мне холодно!
Проснулась, моя ненаглядная!
— Давай играть? Заодно и согреешься.
— А во что мы будем играть?
— В догонялки?
— Давай!
— Догоняй!
Вода ласкает тело. Она всюду, вода — это я сама. Мы с ней — единое целое, как мать и ребенок в материнском чреве. Плыву, несусь, мчусь, не встречая сопротивления. Как неуклюже плавала та, другая! А была уверена, что у нее хорошо получается.
Смеюсь, хохочу. Аня тоже смеется.
— Догоняй!
Теплеет, самую малость.
Саша. Любимый.
Лежим в постели, обнявшись. Его лицо рядом. Его дыхание на моей щеке. Родной запах. Родное тепло…
Что это грохочет? Гроза?
Взрывы? Это взрывы?!
Я ощущаю удары всем телом.
Толщу воды пронизывают косые золотистые лучи. Солнце? Почему — солнце? Сейчас день? Что меня разбудило?
Гулкий удар. Еще, еще! Это не взрывы.
Аня! Где Аня?!
Выскальзываю из-под коряги. Спешу на звук. Наверху слышны голоса. Глухие, искаженные — я с трудом понимаю, о чем говорят.
— …утащить хотела, тварь!
— …пацан живой?