Дверь. Альбом
Шрифт:
И даже шляпы на этих фотографиях мало отличаются от тех, которые и сейчас носят жители Полумесяца. Это плотно приколотые к волосам, солидные шляпы, по которым в воскресенье в церкви Святого Марка так же легко заметить наши скамьи, как оазис в пустыне.
Однако никто, даже Хелен Веллингтон, не понимал, насколько мы были единственными в своем роде, пока не было совершено первое убийство. Только тогда, когда появились полицейские и журналисты, которые стали копаться в наших корнях, я начала понимать, что мы действительно были очень странными и, возможно, не совсем здоровыми людьми.
Очень давно Полумесяц представлял собой группу прекрасных
Пять домов смотрят окнами на общественный выгон и находятся на значительном расстоянии друг от друга. Но с течением времени к домам были сделаны пристройки, что значительно уменьшило это расстояние. Однако каждый дом отличался уединением и изолированностью, что ценится превыше всего. Когда из-за пристроек или по каким-либо другим причинам этому уединению стала грозить опасность, жители тут же начали кампанию по посадке деревьев и кустов и таким образом менее чем за полгода превратили наши дома в пять окруженных зеленью крепостей.
Но эти крепости имели слабые места. Из одного окна моей спальни были прекрасно видны некоторые части дома, находящегося рядом с нашим с правой стороны. А из крыла, где были комнаты для гостей, можно было наблюдать за домом слева. Оба эти наблюдательных поста, как и окно наверху, из которого был виден наш гараж, сыграли свою роль в будущих трагедиях. Но до 18 августа прошлого года наши пять домов успешно пользовались своим уединением сорок или более лет. Люди жили своей жизнью, поддерживая добрососедские отношения, но не вмешиваясь в чужую жизнь и не пуская в свою, решительно выступая против всяческих нововведений. Они знали о жизни соседей только по тем событиям, которые можно было наблюдать через ворота, выходившие на Либерти-авеню. Хелен Веллингтон утверждала, что заколка с бабочкой, которой Лидия Тэлбот прикалывала тогда свою шляпу, была последней такой заколкой во всем мире и являлась антиквариатом.
Мы с мамой жили в центральном доме, и поэтому наши окна смотрели почти прямо на ворота и общественный выгон. Мама все еще носила глубокий траур по отцу, умершему двадцать лет назад. Позднее, когда начались эти ужасные события, я была шокирована, узнав, что ее называют вечной вдовой, укутанной в креп, а меня — молоденькой старой девой, затюканной матерью и поэтому психически неуравновешенной. И это в двадцать восемь лет!
Из газеты бульварного толка, таким образом нас охарактеризовавшей, я также узнала, что в Полумесяце жило всего тринадцать человек, не считая слуг. Поэтому в течение тринадцати дней газета публиковала под рубрикой «Несчастливое число» статьи о каждом из нас.
Тем не менее впоследствии было доказано, что из всех пяти домов Полумесяца наш оказался самым нормальным, хотя мы тоже пережили свои неприятности и ужас происходившего. После нашего самым спокойным домом считался
Дом Ланкастеров находился справа от нас. Семья состояла из мистера Ланкастера, его жены-инвалида, не покидавшей своей постели, и двух падчериц, Эмили и Маргарет. Миссис Ланкастер вышла во второй раз замуж так давно, что никто об этом и не вспоминал, в том числе сами падчерицы, которые стали уже женщинами средних лет. Они были бесконечно преданы своему отчиму, имя которого носили, и вся жизнь в доме крутилась вокруг маленькой, но властной пожилой больной женщины, лежавшей в широкой кровати в спальне на втором этаже.
За домом Ланкастеров, ближе к воротам, находился дом Тэлботов. Мы знали их так давно, что эксцентричность миссис Тэлбот нас совершенно не удивляла, так же как и ее прекрасные георгины и старинные выцветшие соболя. У нее была мания, если это можно так назвать, все запирать и носить ключи с собой. Мисс Мейми, наша местная портниха, рассказывала, что миссис Тэлбот целый день сидит с ключами на коленях и вяжет, поэтому ей очень часто приходится менять переднюю часть платьев, которую та протирает ключами! Мисс Тэлбот была крупной женщиной с небольшими усиками и громовым голосом, что делало эту ее странность в отношении ключей более заметной. Но, как я уже сказала, мы привыкли ко всему этому и вспоминали о ее странности только тогда, когда она спала на своем здоровом ухе — одно ухо у нее ничего не слышало — и не впускала сына Джорджа, когда тот поздно приходил домой.
В таких случаях сестра ее мужа, мисс Лидия, должна была будить миссис Тэлбот и брать у нее ключи. Лидия спускалась вниз и впускала Джорджа. А если и Лидия не просыпалась, он шел ночевать к кому-либо из нас. В Полумесяце не было ни одного дома, где бы Джордж не проводил ночь, если его мать нельзя было разбудить или если она решала не впускать его в дом.
У них существовало определенное правило в отношении ключей. Как только Джордж выходил из спальни, дверь в комнату запиралась и ключ передавался старой леди. То же самое делала и Лидия Тэлбот, типичный представитель зависимой женщины конца прошлого века. Даже слуги, спускаясь вниз, оставляли ключи от своих дверей в корзинке, стоявшей в коридоре. Одна очень хорошая горничная была уволена за то, что забыла это сделать.
Самого мистера Тэлбота не существовало. Но раньше такой человек все же жил. Однажды, когда была совсем маленькой, я нашла на чердаке их старой конюшни нарисованный углем портрет страшного мужчины с огромными глазами, растрепанными волосами и длинными усами. Джордж сказал мне тогда, что это его отец. Я не могла представить себе, что человек, изображенный на картине, мог быть живым, и поэтому считала, что миссис Тэлбот была замужем за этим портретом. Когда же портрет исчез, у меня возникло странное чувство, что Джордж лишился отца!
Слева от нас жила семья Дэлтонов, семейная пара средних лет. Муж и жена не разговаривали друг с другом уже лет двадцать. Никто не знал, почему. Но мы воспринимали это так же спокойно, как и все остальное. Дважды в год они приглашали всех нас на чай, и очень часто мистер Дэлтон подходил к чайному столу, за которым сидела его жена, и обращался к любому, кто стоял рядом:
— Не попросите ли вы миссис Дэлтон налить мне еще одну чашечку чая?
На что миссис Дэлтон иногда отвечала: