Дверь
Шрифт:
Макс не был фанатом лесных прогулок. Он любил города, «цивилизацию»; среди обработанных человеком материалов он чувствовал себя в безопасности. Он был в своём мире и мог смело назвать себя хозяином момента. Лес же, как и любая дикая местность, скрывала в себе множество измерений. Не только лес напрягал Макса: он панически боялся озёр и моря.
Войдя в ворота облагороженной, открытой части «Оленьего рога», Макс постарался задушить в себе страх и неуверенность. У него здесь дело. Разберётся и сразу же вернётся в свою уютную,
«Святой Сиплепий, теперь я особенно жалею, что у меня нет надёжного напарника, с которым на этой природной свалке было бы спокойнее».
Лес поздней осенью, по мнению Макса, выглядел особенно зловеще. Голый, но всё ещё наполненный шорохами, постукиваниями. Стоило пройтись всего ничего, как по спине побежали мурашки, в ушах зашумело, всё внутри напряглось, натянулось. Конечно, он понимал, сколько обычной живности тут обитало, что нападения белок можно было и не страшиться, и никого крупнее них на открытой для прогулок части парка не водилось. Собственно, оленей, которых разводили за оградой, тоже можно было не бояться.
Зато от сонма духов, всё ещё обитавших в лесу, впору ждать разных гадостей. Для них любой видящий своего рода козёл отпущения.
«Почему их так много? Люди давно победили, захватили столько земли, вырубили столько лесов под дома, осушили болота. Есть умельцы, которые ловят духов. Почему же они остаются? Вынашивают планы мести? Они не забывают ничего и не прощают обид…»
Макс взмок прежде, чем прошёл и половину пути до места, где была сходка гиков. Создатель, он трясся, как осиновый лист. Ноги стали немного ватными, нужно было отдышаться, но он не давал себе остановиться, словно остановка стала бы фатальной.
В какой-то миг стало невмоготу, хоть беги без оглядки, тогда Макс разозлился и, грязно выругавшись, влепил себе пощёчину. Ужас отступил, словно это был наведённый лесом морок.
«Тут… явно… дела нечисты… Наваждение? — всё же остановившись, чтобы перевести дух, подумал Макс. — Кто играет со мной? Кто пугает меня? Об этом меня Глаз предупреждал?»
Он сплюнул под ноги и показал лесу фигу, а вокруг себя мысленно нарисовал круг.
Поздно бежать: когда уже бросили в реку, надо плыть.
Поляна была чуть в стороне от главной аллеи, сокрытая пышными зарослями кустарника. Вернее, пышными они были летом и весной, а сейчас больше походили на черный плотный забор из своеобразной колючей проволоки почти в человеческий рост. За «забором» было высоченное дерево, раскидистое, по-своему даже красивое.
«Ох, тут и днём вышли бы зачётные фотки, вот только гнилью жутко воняет, — обходя кустарник, отметил Макс, когда странный шорох привлёк его внимание и заставил остановиться. — Это что?»
Пыхтение, чавканье, шорох, тяжкий вдох, снова чавканье. Шуршали листвой, иссохшими ветками, словно кто-то в земле рылся. За
«Здесь ведь… не должно быть кабанов? Характерного хрюканья не слышно…»
Макс стал осторожно обходить преграду, жалея, что у него нет ни палки в руках, ни биты, ни чего-то посущественнее. Впрочем, от материализовавшегося духа это бы не спасло… От кабана тоже.
Макс вытянул из сумки термос, руки предательски дрожали, как и коленки.
«Ничего… Все с чего-то начинают… А термос с солёной водой лучше, чем вообще ничего… Какого святого?!»
Обойдя наконец густые заросли кустарника, Макс увидел Найка, на четвереньках ползающего под деревом и буквально лицом копающегося в листве. По спине пробежали мурашки, Макс даже забыл про термос и зачем вообще сюда пришёл: встал, как вкопанный, не веря своим глазам. Найк весь извозился в грязи, куртка в паре мест была порвана, как и джинсы; ботинки, некогда светлые, потемнели от грязи. Он что-то… ел, подбирая прямо с земли.
— Найк… Найк, что ты делаешь?
Тот не ответил, продолжая с урчанием что-то жрать, совсем как животное. Страшно смотреть, он совершенно не соображал, что творит.
Всё больше поддаваясь ужасу, Макс подошёл и рассмотрел, что же как одержимый уплетал Найк. Подношение гиков.
— Грёбаный ты идиот! — прорычал Макс, выронив термос, и схватил парня за плечи, попытался оттащить. — Ты хоть знаешь, сколько это тут лежит?
С диким мычанием или даже рычанием, Найк отпихнул Макса и налетел на кусок хлеба, от одного взгляда на который Макса чуть не стошнило.
«Это ведь не из-за меня он это творит? О, Создатель, ведь не из-за меня? Я только велел ему сидеть в кладовке. Этот воришка же совсем страх потерял… Создатель, что делать? Он спятил?»
Макс начал задыхаться от паники напополам с рвотным позывом, потом увидел термос, облепленный сырой листвой, будто она, как живая, пыталась скрыть его от глаз Макса.
«Проклятый лес!»
Макс схватил термос, с трудом открутил крышку, руки совсем не слушались, и плеснул на Найка солёной водой. Земля, куда попала вода, зашипела, повалил дым, а Найк заорал, заскрёб грязными руками рот, потом согнулся, его вырвало.
Лес зашумел, по голым ветвям пронеслось ворчание. В лицо пахнуло противным мокрым ветром, словно какая-то тварь выдохнула, Макса передёрнуло. Он вытащил телефон, выругался — сигнала не было.
Задержав дыхание, Макс шагнул к корчащемуся на земле Найку, сгрёб под мышки и потащил с поляны. На Найка он старался не смотреть и думал лишь о том, как выбраться из этого проклятого парка и вызвать дурню помощь. Тащить долговязого угловатого воришку было трудно, поначалу он дёргался и сдавленно орал, пару раз пришлось его переворачивать и ждать, когда его вывернет снова.