Двери в полночь

Оттом Дина

Катарина остановилась так резко, что я по инерции пролетела еще пару метров вперед. Она смотрела на меня долгим немигающим взглядом:

— Хочешь узнать, как я себя чувствую здесь? — Я неуверенно кивнула, но она, кажется, этого не заметила. — Иначе. Не так, как вы. Там, откуда я родом, нет Нижних Уровней. Когда меня привезли в вашу страну, мне пришлось ко многому привыкать. Я отстала от жизни. Я восемьдесят лет жила почти в полном отрыве от цивилизации, посреди пустыни. О том, что вокруг что-то менялось, я узнавала только по одежде тех людей, которых мне доводилось убить, — и еще по вещам, которые находила у них в карманах. А потом я оказалась здесь. Где крови было вдоволь — о, прости, у вас принято говорить «питание», — где вы можете

ходить под дневным светом и не получать ран от прикосновения солнца. А потом мне сказали, что я должна работать на ваш Институт. Я согласилась. Я не знала, что надо делать, но я согласилась, потому что такая жизнь казалась мне сказкой. И вот меня сбрасывают сюда, Вниз, — если бы ей надо было дышать, я бы сказала, что Катарина сделала паузу, переводя дух. — Хочешь узнать, каково мне здесь?

Пламенная речь от немногословной вампирши настолько поразила меня, что все это время я простояла как вкопанная. Если бы передо мной был не вампир, я бы сказала, что у нее «накипело».

— Да, хочу.

Она моргнула.

— Мне здесь неуютно. Я знаю, для вас это дом — а для меня гроб. И нет, сейчас не время для шуточек про вампиров. Тебе кажется, что я здесь как на вражеской территории, — да, ты права, так и есть. Я не родилась здесь, я не пришла сюда сама. Меня ничто здесь не манит. Однако я чувствую то, что вы называете зовом, и это меня пугает. Пугает, понимаешь? А я видела такие вещи, о которых тебе даже слышать не приходилось. А здесь мне страшно. Меня не напугали Представители, когда я их впервые увидела, но все равно у меня такое чувство, что между лопатками кто-то нарисовал мишень и теперь смотрит в перекрестие прицела. Во мне нет того, что заставляет вас считать это место своим домом. А потому я здесь сосредоточенна до предела. Мои слух и зрение обострены — нет, даже не сравнивай с собой. Ты слышишь, как играет музыка в плеере у вашего эмпата? Ты слышишь, как ваш хилер поет под нос, складывая одежду капитана? А запах этой одежды ты чувствуешь? А я да. И чтобы не сойти с ума от всего этого и не пропустить чего-то по-настоящему важного, я должна быть сосредоточенна еще больше. Понимаешь?

Я опустила взгляд и посмотрела себе под ноги. Поддала носком какой-то камешек, и он со стуком покатился вниз. Катарина поморщилась — ну да, для нее это был дикий грохот.

— Паршиво.

— Знаю. — Она как будто выдохлась и была теперь зла на себя за минуту откровенности. Мы помолчали.

— А почему ты не откажешься от дежурств? Вампирам, насколько я знаю, есть чем еще заняться.

— Нет, — Катарина упрямо мотнула головой, — я обещала. Это было условие.

— Условие? — Я непонимающе приподняла брови. — Чье?

Вампирша только качнула головой, не отвечая. Дальше мы шли молча.

Через некоторое время дорога изменилась — брусчатка сменилась ровным гладким асфальтом, появились островки зелени, закатанные в аккуратные гранитные овалы. Я расправила плечи — мы приближались к моему любимому месту Нижнего Города.

Как-то мы с Шефом спустились сюда и просто гуляли. Это было, казалось, вечность назад, но сейчас я вспомнила все до мельчайших подробностей.

Широкое небо уходило вперед, теряясь за крышами пустых домов. Слева и справа раскинулись парки, засаженные деревьями и кустами, на которых даже были листья. А на широкой площади за ними высился Нижний Исаакиевский собор.

Он был не таким, как Наверху. Под привычным куполом подковой завернулись тяжелые колонны — точь-в-точь как у Казанского. Не было ни лестницы для желающих подняться на крышу, ни высоких стен, и даже — можно было просто запрыгнуть наверх и побродить между колоннами. Я невольно улыбнулась — в обычном городе это было мое любимое место. Я оглянулась на вампиршу, надеясь, что ее реакция изменилась. Напрасно: она застыла посреди площади, тревожно вдыхая воздух и напрягая слух.

— Ты чег?.. — начала было я, но Катарина метнулась вперед, зажав мне ладонью

рот. От такой наглости я даже растерялась, а ее глаза в это время отчаянно шарили вокруг. Поймав ее взгляд, я всем своим видом изобразила сразу и недоумение, и негодование, и требование меня немедленно отпустить.

— Опасно, — она медленно разжала руки, освобождая стальную хватку. — Здесь опасность.

— Да брось, — я крутанулась на месте, раскинув руки в стороны, — здесь спокойно, как под одеялом! До тумана еще далеко, а если не считать Представителей, Нижний Город — самое безопасное место на Земле.

И тут появилась моя мать.

7

Я заметила ее боковым зрением. Сначала это была просто темная фигура, где-то на периферии сознания, и я подумала, что Катарина переместилась вбок, все еще ожидая опасности. Я резко обернулась — и застыла, не в силах заговорить. Не в силах шелохнуться или дышать.

Это была она. Моя мать, какой я видела ее в последний раз. Она стояла прямо передо мной — черные с проседью волосы распущены по плечам, на лице выражение беспомощной растерянности, руки раскинуты в стороны, рот чуть приоткрыт, как будто она пытается у меня что-то спросить, и глаза шарят перед собой.

Непонимание.

Наверное, такой ее и нашел оборотень Доминика. Растерянной, беспомощной, не понимающей, за что с ней происходит то, что происходит.

Все тело как будто налилось свинцом, как во сне, когда ты хочешь двинуться вперед и не можешь. Мне хотелось подбежать, обнять ее и вывести Наверх, сказать, что она жива, показать Оскару — и пусть они уже там дальше живут как знают, но главное, что она жива, она со мной, а все, что было там, в нашей квартире, — не более чем морок, какой-то вязкий кошмар, насланный Домиником и его компанией…

Мама чуть болезненно улыбнулась мне и протянула руки вперед. Казалось, мне в сердце снова вонзили нож — резкая, острая боль. Я хотела кинуться к ней, но руки и ноги двигались медленно. Я хотела ободрить ее, крикнуть, что я здесь, что все будет хорошо, но из горла вышел только хрип. Я была так виновата перед ней, так виновата! По щекам поползли теплые дорожки слез, но я даже не пыталась их вытереть. Если бы я меньше пропадала на работе, если бы осталась жить с ней — она была бы сейчас жива. Я смогла бы отбиться от того оборотня, смогла бы! А даже если нет — хотя бы вызвать помощь! Если бы я только больше думала о ней, а не о себе, она бы сейчас стояла передо мной там, Наверху, в нашей старенькой ободранной квартире! Надо было наплевать на все запреты Оскара и Шефа, надо было рассказать ей все, попросить спрятать, сберечь — Оскар бы позаботился!

Ноги наконец подчинились мне, и я рванулась вперед, уже распахивая руки, чтобы обнять ее и спрятать, — так странно чувствовать себя более сильной по сравнению со своими родителями. Еще секунда — и наши пальцы соприкоснутся, а там я уже никогда не отпущу ее, никогда, и пусть они все будут против!

Резкий удар в грудь сшиб меня с ног и откинул назад на несколько метров. Воздух вышибло из легких, и я закашлялась, на мгновение задохнувшись, кубарем пролетев по земле. Спину на мгновение свело — и с гулким хлопком высвободились крылья. Я кинулась обратно, собираясь порвать Катарину на части, если она еще хоть на шаг приблизится к моей матери. Крылья били за спиной, так что я даже не столько бежала, сколько летела, едва задевая ногами асфальт.

Катарина стояла позади моей матери, сжимая ее правую руку своей, а другой надавив на горло. Голова ее была опущена, приоткрытый рот нацелен на шею. Мама смотрела на меня испуганными глазами, непонимающе моргая, и нерешительно улыбалась.

— Отойди от нее! — От проступивших клыков мне было трудно говорить, но даже иностранка-вампирша сейчас должна была понять меня по одному тону.

Катарина подняла на меня темные глаза:

— Кто это?

— ОТОЙДИ ОТ НЕЕ!!!!!

Она не двинулась с места, не шелохнулась.