Движение Rapid Eye
Шрифт:
Раз уж мы заговорили об униформе, вас ведь пытались призвать в армию, верно?
«Они меня не взяли. Они сказали, что я страдаю половым извращением».
И что вы почувствовали, когда вам это сказали?
«Я подумал — «это звучит серьезно». Все-таки они были настоящими докторами».
Вы почувствовали себя отвергнутым или посчитали, что вам повезло?
«Я не почувствовал себя как-то уж особенно отвергнутым, потому что меня все время отвергали. Современным людям это сложно понять. Я не мог ходить в пабы, меня не желали обслуживать в ресторанах…».
Движение за права геев все изменило, и было сделано немало хорошего,
«Меня поражают современные геи. Я думаю: «Что же еще им надо?» Я был прецедентом, но если сейчас я могу пойти куда угодно, значит, любой может. Теперь у геев есть права. При встречах с ними я говорю им, что «ни у кого нет никаких прав… если мы все получим то, что заслуживаем, нам придется умереть». Они не желают присоединяться к человеческой расе, отрезают себя от девяти десятых населения. Они хотят быть обособленными, но при этом равными».
Но мне казалось, что многие геи считают, что они должны что-то доказывать остальному обществу, и это провоцирует такую реакцию. Они хотят превзойти себя и сказать: «Посмотрите, я могу быть таким, какой я есть, и это естественно».
«Ну, гомосексуальность — НЕ ЕСТЕСТВЕННА, потому что у природы одно только желание — сохранить себя. Гомосексуальность — это не плохо и не хорошо. Все что я могу сказать: «Не беспокойся, хуже уже не будет»».
То, что вы говорите, возможно вызвано вашим эдвардианским воспитанием. Вы писали о недостатке любви и физического контакта. Вы хотите быть любимым?
«О да… Но потому что я никогда не превозносил то, о чем я думал, и не говорил о моем желании любви, я все-таки понял, что на самом деле я жаждал восхищения».
Энди Уорхол был таким же. Казалось, он существует ради восхищения и славы, чтобы получить компенсацию за свои отказы в жизни. Вы были с ним знакомы?
«Ну, если вы приходили на вечеринку и оказывались в углу комнаты, там непременно стоял мужчина средних лет возраста слегка болезненного вида и не произносящий ни слова, это был мистер Уорхол. Однажды я попытался заставить его сказать что-нибудь, но он продолжал молчать. На одной вечеринке я подошел и сказал: «Вы послали за мной, и я вот здесь». А он ответил: «Мы должны сфотографироваться вместе». Он это говорил абсолютно всем. Он был профессиональной знаменитостью, как мы уже ранее говорили».
Он оставался католиком, в то время как вы всегда производили на меня впечатление человека высоконравственного, или, по крайней мере, человека, который сам устанавливает для себя нравственные правила. Что вы думаете о религии? Христианство в наши дни, кажется, стало очень популярно.
«Однажды во время выступления я сказал, что разница между религией и философией в том, что религия предлагает тебе сладкую сказочку. А один человек из публики сказал, что в иудаизме этого нет, и это правда. Бог евреев ничего тебе не обещает. Ты не будешь вознагражден, ты просто будешь праведен. Не существует еврейского рая. И, как Чарлтон Хестон, вы можете сказать: «Так-то вот»».
Здесь поднимается ужасный шум по поводу богохульства. У американцев отказывает чувство юмора, когда речь заходит об Иисусе. Что вы о нем думаете?
«Религия Иисуса всегда была примиренческой. Даже когда два человека умирали у него на глазах, он сказал «вы будете со мной в раю». А что еще он мог сказать? Он умер очень быстро, должно быть у него было слабое здоровье. Он умер за три часа. Кирк Дуглас умирал три
Несмотря на сильно запоздалое признание и счастье, обретенное в новом доме, вокруг Квентина Криспа витает дух печали. Жестокие нападки Лондона приучили его оставаться в стороне, быть наблюдателем. Хранить молчание и, несмотря на доступность, отчужденность. Его позиция — не судить других, считает он, и даже не говорить с ними, пока они не заговорят с тобой первыми. Восьмидесятилетний наблюдатель, истинный аутсайдер, он получил великолепное писательское образование — но также он многим пожертвовал.
Он одинок, загнанный в угол Уловки-22 подлинно женственного гомосексуала. Была мечта от любви прекрасного, гетеросексуального мужчины, настоящего мачо — и понимание, что такой мужчина не сможет полюбить гомосексуала так, как он может любить женщину. А гомосексуалом этот совершенный мужчина, идеал Квентина, быть не может, просто потому, что он сам тоже гомосексуал. Разумеется, большинство геев счастливы со своими гей-партнерами, но Квентин, запертый в своей мальчишеской мечте, не может стать по-настоящему счастливым. И в этом мире уже никогда не будет. Квентин завязал с сексом шесть лет назад, но когда я спросил его, о чем он мечтает по ночам, он сказал, что мечта у него все та же…
Легендарный «темп» Нью-Йорка, который, как мне кажется, порожден вынужденным столкновением искусства, СМИ, большого бизнеса и угрозой преступности, на деле, просто иллюзия, созданная отнюдь не гламурным движением между гигантскими зданиями. Поскольку весь Манхэттен обходится всего лишь двенадцатью главными авеню, в которые вливаются практически все боковые улицы, почти все забито машинами, и тебя оглушает шум и движение, но оказавшись внутри, в один прекрасный момент ты обнаруживаешь, что Нью-Йорк ничем не отличается от любого другого большого города западного мира.
Лучшее, что есть в Нью-Йорке — это люди, подчас они чересчур громогласны, но, как сказал Крисп, почти всегда милы и, в отличие от прочих обитателей Америки, живут и не мешают жить другим. Их репутация людей примитивных и бескультурных — нонсенс, как и любая обобщающая критика. Хотя, возможно, люди относятся ко мне лучше, чем к своему соседу, потому что я — гость, но дело в том, что если бы я, к несчастью, был иностранным гостем в Лондоне, меня бы мигом обобрали и при этом относились бы ко мне так же плохо, как и ко всем остальным. А еще здесь прекрасная еда, одна из лучших в мире.
Я не питаю пристрастия к дрянной французской кухне, с которой столкнулся во время двух бестолковых визитов в этот дерьмовый, снобистский, переоцененный город Париж, где повара невероятно заносчивы, они сервируют микроскопические порции, а еще эти их вонючие, несъедобные сыры, и идиотские, размером с наперсток, чашки маслянистого горького кофе по пять фунтов за глоток, и стремление утопить всю еду в соусе так, чтобы это походило на верхний этаж автобуса в субботу вечером. Город, в котором «стиль» подменяет содержание. Высокая кухня, по большей части, похожа на современное высокое искусство — столь же переоцененная, ненасыщающая и не соответствующего качества. Нью-Йоркская кухня разнообразна, как цвета кожи его обитателей, в ней смесь всего лучшего. Текс-мекс, китайская, итальянская, японская, индийская, все на чистых подносах, 24 часа в сутки, тебя обслуживают люди, которые (в отличие от их британских коллег) не считают, что работать официантом — унизительно.