ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ
Шрифт:
Наоборот, если хоть изредка появлялся игрок, который отвергал посулы армейских селекционеров и, даже будучи призванным под знамена ЦСКА на период исполнения священного долга перед Родиной, оттрубив два года, возвращался домой — это рассматривалось как подвиг, героизм, обрастало легендами и байками. Такой игрок становился на долгие годы кумиром местных болельщиков, обладающим индульгенцией от всевозможных прегрешений.
Иногда за таким отказом (как, я уверен, в случае с А. Беловым) действительно стояли верность родному городу, клубу, договоренностям с людьми, которые в тебя поверили. Все это мне очень понятно и близко, я сам, как рассказывал раньше, именно в таком ключе расставался с «Уралмашем». Но всегда
То, что только ЦСКА в те времена открывал широкую дорогу к по-настоящему серьезным результатам в спорте, для меня по-прежнему не вызывает сомнений. Были истинные герои, беззаветно и на высочайшем уровне отстаивавшие на протяжении многих лет цвета родного клуба, а порой и пробивавшиеся в состав национальных сборных. Но есть и масса примеров отказавшихся от карьеры в Москве «патриотов», подзаплывших жирком, обросших подаренными местными властями квартирами, гаражами и машинами. Их основным уделом в дальнейшем оставалось вспоминать под бутылку в ресторане, как их в молодости звали в ЦСКА и как они могли бы «дать», если бы не верность родному клубу.
Впрочем, справедливости ради нужно признать, что случались и откровенно хамские варианты «наезда» на региональных игроков, мобилизации в ряды Вооруженных Сил, использование административного ресурса. В большей степени это было характерно для футбола и хоккея, где цена успеха в национальном чемпионате и на международной арене была более высока, чем в баскетболе. Да и грешили этим не только в ЦСКА, но и в других армейских и динамовских командах.
Тем не менее в сознании рядового болельщика все эти примеры сливались воедино и отражались на отношении к баскетбольному ЦСКА в равной степени. На международной арене все страстно ждали от нас победы, а внутри страны — столь же страстно желали нам поражений. В какой-то степени это могло подогреваться вполне понятным желанием болельщиков наблюдать интригу в чемпионате СССР, а не вписывать заранее в пустые строчки турнирной таблицы ЦСКА, «Динамо» и т. д.
Поэтому появление в каком-либо регионе страны талантливой, самобытной и хорошо организованной команды, сподоблявшейся хотя бы на пару сезонов бросить перчатку ЦСКА, вызывало всеобщий восторг и заинтересованное внимание. За выступлениями такой команды начинали следить, интерес к ее заочному и очному противостоянию с армейцами постоянно подогревался. Давид, смело сражающийся с Голиафом, всегда вызывает симпатию и поддержку.
В городах, где были собственные команды мастеров, соперничавшие с нами в национальном чемпионате, всенародная любовь к ЦСКА оборачивалась ненавистью; ее неизменной спутницей всегда была не менее всенародная ревность к нашим успехам, поэтому болели против ЦСКА во всей стране по-особому. К этому мы привыкли и даже не могли без этого обходиться, это давало особый драйв. К тому же это вырабатывало очень полезную для игрока привычку играть при недружественной публике.
Особенно негативное отношение к ЦСКА было в Прибалтике, что было обусловлено общим антисоветским настроем (а ЦСКА был главным олицетворением советского официоза), а также недавней утратой лидирующих позиций в отечественном баскетболе, ранее принадлежавших в основном латышским командам.
Еще хуже ситуации случались нередко в Тбилиси. В Грузии была тогда сильная баскетбольная школа; команды «Динамо» и ГПИ были в числе лидеров чемпионата (кстати, «экспериментальный» чемпионат в 1968-м выиграли именно динамовцы Тбилиси). Местные болельщики бешено
Порой эта поддержка и вовсе принимала дикие, уродливые формы. Помню 10-тысячный зал в Тбилиси, скандирующий на протяжении 40 минут: «Судья — п...»; помню стаканы, бутылки, а однажды — металлическую конфорку от газовой плиты, которыми швыряли с трибун в игроков ЦСКА. Случалось, автобус нашей команды забрасывали камнями, были случаи поджога троллейбусов после игр.
Впрочем, такое «сопровождение» матчей вызывало в нас злость и особый настрой на игры с прибалтами и грузинами. Тому же «Динамо» за 12 лет мы проиграли всего один раз. Кстати, после этого проигрыша какой-то грузинский болельщик, искренне недоумевая, спросил меня: «Серега, вы что, игру продали?..» В каждой игре проклиная нас и превознося собственные команды, болельщики подсознательно были непоколебимо уверены, что обыграть нас невозможно.
Принципиальные отношения у ЦСКА складывались потом и с другими командами. С начала 1970-х началась эра знаменитого противостояния с ленинградским «Спартаком», в 80-е на роль основного соперника пришел каунасский «Жальгирис». Однако в этом соперничестве никогда не было признаков бойни, нечестной игры. Была жесткая, но честная мужская борьба.
Не знаю, уместны ли мои рассуждения, но мне кажется, что причины столь своеобразного отношения к ЦСКА нужно искать глубже. Одной из них является традиционная для нашего народа неприязнь к чужому успеху, в особенности не случайному, а обеспеченному системной работой и выстраданному ценой большого труда и самоограничений.
В нашем народном сознании всегда превалировал образ Емели, на которого успех сваливается внезапно и без каких-либо предварительных трудов. Когда очередной такой Емеля появляется на горизонте, его бурно поддерживают, хвалят и превозносят. до тех пор, пока его успехи не становятся слишком уж стабильными и он сам не переходит в разряд ненавидимых авторитетов. Наоборот, когда чей-то успех в спорте, в бизнесе, в политике внезапно рушится, это вызывает неизменное злорадство обывателей, удовлетворение от того, что и эта птица высокого полета в итоге все равно ляпнулась во всеобщее дерьмо. «Бей длинных, они красиво падают.»
Впрочем, и это все еще упрощенное восприятие. Все еще глубже и сложнее. Думаю, что в нашем народе всегда были и сохраняются некое иррациональное стремление к справедливости, параметры которой одному ему ведомы, и тотальная неприязнь к государственной власти и ко всем ее проявлениям. Такими проявлениями у нас почему-то считаются и следование методикам, системность и последовательность в работе, уклонение от всеми любимого раздолбайства... ЦСКА, скорее всего, в мои времена ассоциировался в народном сознании именно с советской властью, был своего рода апофеозом ее присутствия в спортивной сфере.
Успехи ЦСКА напрямую связывались с административным ресурсом, с давлением государственной системы на человека. И, при всех восторгах собственно спортивными достижениями армейцев, это вызывало неизбежное отторжение. Команде, которая вступала в противоборство с ЦСКА, народное сознание немедленно и без вариантов отдавало свои симпатии, подспудно оценивая это и как вызов системе, хотя, возможно, эти команды и сами были рады пользоваться теми же методами для достижения результата.
На самом деле в спорте, как в концентрированной модели жизни, все было проще и безжалостнее. Мы, московские армейцы, просто хотели быть лучшими в своем виде спорта. И мы были ими, не за счет «административного ресурса», а благодаря постоянному сверхнапряжению собственных сил — каким бы невероятным оно ни было.