ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ
Шрифт:
Внутренний календарь всегда был подчинен интересам сборной. В любой его паузе и практически немедленно после его окончания национальная команда созывалась на учебно-тренировочные сборы или на турниры. Международный календарь сборной был достаточно стабилен и всегда интенсивен — каждый сезон венчался крупным соревнованием — либо Олимпийскими играми, либо чемпионатом мира, либо чемпионатом Европы.
К ним, как правило, добавлялись традиционные турниры на уровне сборных, либо проводимые ФИБА, как, например, Межконтинентальный кубок, либо созывавшийся советским спортивным руководством, скажем, Кубок Гагарина, одно время претендовавший на постоянное место в международном календаре. С учетом менее протяженного,
Календарный год всегда начинался для сборной с коммерческого турне в Южную Америку — как правило, в Бразилию.
В ноябре по правилам ФИБА национальные календари должны были предусматривать паузу для дозаявок и переходов игроков. До дела Босмана [14] было еще далеко, и правила в европейских странах ограничивали количество иностранных легионеров в командах двумя игроками, но трансферный рынок уже неплохо был развит. Для Советского Союза эта проблематика была абсолютно неактуальна, и ноябрьскую паузу сборная всегда использовала для поездки в США.
14
Босман Жан-Марк — бельгийский футболист, выигравший в 1995 г. судебную тяжбу у Союза европейских футбольных ассоциаций (УЕФА). Судебное решение распространило на спортсменов правила Евросоюза о свободном перемещении рабочей силы и практически взорвало всю систему трансферных отношений в спорте.
За 2-3 недели мы проводили по 10-14 игр со студенческими командами, вызывавших бешеный ажиотаж местной публики. Можно было искренне восхищаться культом баскетбола в этой стране. На наши товарищеские игры со студентами собиралось по 10-20 тысяч зрителей! Такие игры были прекрасной закалкой для сборной.
Также прекрасной школой были для нас традиционные выезды на игры в Югославию, которые, к сожалению, прекратились после 1973-го. О причинах такой политики я могу лишь догадываться — то ли югославский «нейтралитет» стал слишком сильно раздражать советское руководство, то ли баскетбольные функционеры стали бояться за репутацию сборной, все чаще проигрывающей братьям по Восточному блоку. Так или иначе, уклонение от постоянных игровых контактов пошло сборной только во вред. Мы не перестали проигрывать, но делали это не в товарищеских играх, хоть понемногу, но изучая соперника, а в решающих матчах важнейших турниров, когда ошибки в тактике и подготовке становились уже непоправимыми.
Мой путь к победам в том сезоне оказался непростым. В конце февраля 1969-го я получил одну из всего лишь нескольких за мою карьеру серьезных травм — сломал руку. Произошло это в игре против киевского «Строителя» — пожалуй, самой неприятной для соперничества команды советской высшей лиги.
Киевляне играли в манере, впоследствии ставшей «визитной карточкой» югославского баскетбола, — вязко, грязно, с постоянными толчками, тычками исподтишка и провокациями. В одной из игр союзного чемпионата против «Строителя» я получил под щитом соперника такой удар коленом по гениталиям, что после этого все хозяйство пару недель было синего цвета.
Что-то в этом роде случилось и в 69-м. Я делал быстрый проход под щит соперника, игрок киевлян выставил бедро, в которое я и вошел. Мои ноги по инерции улетели вперед; падая на спину, я подставил руки и, когда очухался от боли, левую руку поднять был не в состоянии. Оказалось, что я сломал запястье.
В результате уже на следующий день после того, как с травмированной руки сняли гипс, я, хотя и бросая мяч одной рукой, но уже играл. Через два дня — участвовал в двух ключевых матчах чемпионата СССР против «Динамо» Тбилиси, в каждом из которых принес команде около 20 очков.
В то время я жил у жены в подмосковной Электростали (квартиру ЦСКА предоставил мне только через год после моего появления в клубе). Ежедневно в 8 утра я отправлялся на электричке в Москву, затем ехал до станции метро «Аэропорт» в армейский спортзал на Ленинградке. Тренировка (когда мы не жили на сборах) начиналась в 11 и заканчивалась около 13 часов. Последняя до перерыва электричка в сторону Электростали отправлялась с Курского вокзала в 13.59. Опоздав на нее, я должен был торчать в Москве практически до вечера, поэтому, если тренировочное занятие затягивалось, я в мыле мчался бегом на вокзал, не успев помыться, а порой и сменить спортивный костюм на обычный. Так я и пробегал весь свой первый сезон в ЦСКА.
Тот год был отмечен знаменательным и радостным для меня событием — в марте у нас с женой родилась дочь Наташа. Несмотря на эйфорию от этого события, «внебаскетбольных» хлопот оно, конечно, добавило.
Несмотря на это, вечерами в Электростали я тренировался дополнительно по индивидуальной программе — по договоренности в местном спортивном зале качался, бросал. Закрепление в составе ЦСКА и сборной я не рассматривал как достижение предела своих мечтаний. Я хотел двигаться дальше вверх. Однако начало нового десятилетия готовило неприятные сюрпризы.
Весной 1970-го сборная все-таки осталась без своего многолетнего лидера и капитана Геннадия Вольнова. На протяжении полутора лет он испытывал двойное давление — со стороны Арменака Алачачяна в клубе и со стороны Гомельского в сборной. В итоге Геннадий был изгнан отовсюду (о том, как это происходило, я расскажу чуть позднее) — его непопадание в состав национальной команды, отправляющейся на чемпионат мира в Любляну, стало сигналом и для клубного руководства.
После ухода Вольнова из ЦСКА капитаном команды стал я. Чтобы не создалось впечатления, что я «подсидел» своего наставника, скажу, что стать капитаном Алачачян предлагал мне неоднократно и в период присутствия Гены в команде, но я принципиально отказывался от этого «при живом» капитане. Что касается моих лидерских позиций в армейском коллективе, то их объективность была особенно наглядно подтверждена в следующем сезоне.
Чемпионат СССР мы снова выиграли без особых проблем. Ленинградский «Спартак» подтянулся на второе место, отодвинув на третье многолетнего лидера — киевский «Строитель». Однако на международной арене дело не заладилось.
В 1970-м в Кубке европейских чемпионов у ЦСКА появился новый мощный конкурент — итальянская команда «Иньис» из города Варезе, с которой армейцы сошлись в финале розыгрыша в Сараево. В ее составе выступали сильные американские легионеры, а тренировал ее знаменитый югославский специалист Александр «Ацо» Николич по прозвищу «боснийский маг». Кто-то мог расценивать такое прозвище просто как констатацию происхождения Николича и его умения приводить возглавляемые им команды к неожиданным победам, но был здесь еще и дополнительный подтекст.