Двое в лодке
Шрифт:
– Мы попали сюда случайно и будем благодарны, если вы нас высадите где угодно, - мужики с автоматами противно оскалились, я добавил, - у нас есть деньги, мы заплатим.
Старик на меня уже не смотрел, он пристально разглядывал Женьку, потирая подбородок и чему-то улыбаясь. Она жалась ко мне, сминая в ладонях низ футболки, дрожала.
– Вы нам поможете?
– старший покивал, глядя в сторону:
- Ми вернёмся завтра утром, висадим вас на береге возле города, - указал глазами на одного из помощников, - оружьие отдай ему.
Сердце, конечно, поскрипело, но
– Пайдьом, - мужик спрятал мой пистолет, махнул рукой на какую-то дверь в похожей на гараж надстройке, открыл и жестом указал нам внутрь. Там было темно, хоть глаз выколи, сердце заколотилось о рёбра, мне ужасно не хотелось переступать порог. Я ещё раз окинул взглядом пятёрку коренастых мужиков с автоматами, стиснул зубы. Далеко друг от друга стоят, пока схвачу хотя бы одного, меня трижды прострочат очередью. Из темноты за порогом тянуло холодом. Я прижал к себе Женьку и шагнул.
За нами тут же защёлкнулся замок.
***
Ненавижу бабский рёв. Нет, не плачь, не слёзы, не хныканья — именно рёв. Как у деревенских бабищ, на публику убивающихся над сгоревшим сараем. Надрывный, заунывный, вызывающий басовую дрожь по всему телу, быстро переходящую в нервную — так и врезал бы, чтоб уже или было, над чем реветь, или вырубилась бы к чертям и не раздражала.
«Ой, горюшко-о-о, ой на кого ж нас, болезных, покинули-и-и...»
А потом перекошенная сморщенная морда и долгое «ыыы». Лучше бы меня пристрелили, честное слово.
Женька морщилась, медленно глубоко дышала мне в плечо и всё сильнее вдавливала острые пальцы в моё предплечье. Наконец прошептала:
– Лёш, сделай что-нибудь с ней, иначе я скоро ещё громче завою.
– Я не бью женщин, - пожал плечами я, - извини. А другого способа заставить её замолчать я не вижу.
– Ну скажи ей, что ли...
– Марина пыталась, ты же слышала. Не помогает. Это у неё такая реакция на стресс, она не может остановиться.
– Значит, нужно устроить ей ещё один стресс, - решительно заявила моя подруга и сложила руки на груди, привалившись спиной к холодной металлической стене. Ей уже было пофиг, мы слишком долго были на нервах.
Вокруг на расстеленных прямо на полу матрасах сидели девушки, пятнадцать человек. Я пересчитал их, как только мы к ним присоединились, просто так, из любопытства. Ничего интересного здесь больше не было — облезлые стены, толстая входная дверь, маленькая кабинка туалета, настолько страшного, что все предпочитали есть поменьше, но не заходить туда. Больше глаз ни за что не цеплялся, да и было почти темно. Здесь всё же был источник света, несколько закрашенных окошек под потолком. Когда мы только вошли, привыкшие к дневному свету глаза их не заметили, мы шли по стене на ощупь. Было тихо, девчонки боялись даже дышать, не зная, чего ожидать от следующей секунды. Потом, когда они поняли, что мы такие же, как и они, жертвы с туманным будущим, с нами стали заговаривать, задавать вопросы. Кто мы, как мы сюда попали, знаем ли мы хоть что-нибудь... Мы ничего не знали.
О своей печальной судьбе нам рассказали две девушки, только
А я сидел и смотрел на неё — длинноногая натуральная блондинка, с мультяшными ресницами и обаятельной улыбкой. И с синячарой на полскулы.
– Кто тебя так разукрасил?
– Да один из этих, - она дёрнула плечиком, - черномазых, они все на одно лицо, - провела пальцами по волосам, прикрывая синяк, возвела глаза к потолку и иронично добавила, - я пыталась убежать. Дура, да? Накинулась на мужика с автоматом.
Несколько девушек фыркнули, раздались комментарии:
– Хорошо ты его!
– У него была такая морда...
Марина с сарказмом отвесила поклон публике, не поднимаясь с матраса:
– Рада, что вам понравилось, - перевела взгляд на меня, пояснила, - я воткнула ему в шею маникюрные ножницы, когда он отвернулся. В фильмах они обычно после этого дико орут и, - она развела руками, хмыкнула, - как в кино не получилось. Он догнал меня, я двух шагов сделать не успела.
Женя ободряюще подмигнула ей:
– Всё равно ты молодец, я бы не решилась.
Блондинка пожала плечами и опустила голову. Я не удержался:
– Ты так хотела работать за границей, что пошла на собеседование в какую-то сомнительную контору без всяких гарантий? Уехать из дома на всё лето и мыть посуду за турками?
– Я бармен!
– гордо вздёрнула подбородок она, - и я очень классный бармен, можешь мне поверить. Но столько бабла, сколько предлагали эти чурки, я в нашей стране за год не заработаю.
– Это точно, - оживилась Яна, - у нас та же фигня.
Несколько её подружек закивали, их взяли всех вместе, только им предлагали не работать официантами, а танцевать. Конечно же, не стриптиз, а шикарные шоу-программы, целые костюмированные представления. Они поверили. И теперь сидели на грязных матрасах на железном полу ржавого корабля, плывущего неизвестно куда.
Я рассматривал их уже часа два, больше здесь смотреть не на что — голые стены и пятнадцать зарёванных красивых девушек. Они все были красивые – молодые, грудастые, модельно-красивые славяночки. Не нужно обладать развитой фантазией, чтобы понять, для каких целей их похитили — уж точно не коктейли готовить.
Когда всё, что можно было рассказать, было рассказано, на пару минут опять стало тихо. Но только на пару минут. Редкие шморганья носом и всхлипы превратились в бурный поток завываний — я не помнил, как её зовут, но её голос ещё долго будет сниться мне в кошмарах. Её не могли успокоить. Она вела себя более-менее тихо только пока кто-то что-то рассказывал, но как только разговоры стихали...
– Лёш, куда нужно ударить, чтобы человек потерял сознание?
Голос Женьки был ровным и спокойным, но я чувствовал, что она на пределе.