Двоепапство
Шрифт:
– Не отменить, а только понизить. И избавить от неё тех дворян, которым не повезло владеть не рыцарскими феодами. Это тоже вызывает ропот. Ваш тёзка, сир, Людовик XI, оказался чересчур настойчив в своём желании пополнить казну. Теперь вам желательно вернуться с предшествующим ему временам. Или почти вернуться.
Король понимал, о чём говорил д’Амбуаз. Людовик XI Валуа, по не совсем понятным причинам прозванный Благоразумным, поднял тальи, этот земельный налог с очень удобными для монарха возможностями его сбора, аж в три раза, тем самым вызвав к себе чуть ли не безграничную ненависть тех, с кого он собирался. Не самый благоразумный поступок, как и множество других, если не успокаиваться привычными для многих словами о правоте коронованных особ, которым «сам Господь
– Королевский указ может оказаться полезен. А может и нет, - призадумался Людовик. – Если созвать Генеральные штаты?
– Время, сир, - проскрипел маршал. – Но если таково ваше желание, то можно сперва издать указ о снижении тальи … на год или два. Потом же созвать Генеральные штаты и вместе со снижением тальи принять и иные законы во благо короны.
– Вы сведущи не только в делах войны, де Ла Тремуйль, - одобрительно проворчал король. – Да будет так, я доволен. И сделаю довольными французов, которым многое пришлось пережить в последние годы. Они должны быть довольными, чтобы трон подо мной оставался незыблем, словно скала. И я не позволю пытаться его расшатать ни извне, ни изнутри. Ваше Святейшество, я сейчас говорю о ваших излишне ретивых отцах-инквизиторах! Они вновь пытаются вызвать недовольство своими деяниями. Неужели страшная смерть главы их ордена, его верного помощника и иных святых отцов их так и не образумила, не заставила как следует задуматься? Если нет, тогда образумьте их сами!
Джулиано делла Ровере, слушая слова недовольного последними действиями инквизиторов короля, только и мог, что вежливо кивать, соглашаться, обещать то, что желал услышать монарх. Братья-проповедники после того отравления верхушки их Ордена и последующего взрыва, устроенных притворявшимся их собратом культистом… сильно испугались. А страх, он порой заставляет делать не самые разумные вещи.В том числе и пытаться избавиться от него при помощи внушения похожего страха другим. И вот тут притаилась ошибка, которую требовалось исправлять.
Объявленные в Риме не просто еретиками, а «бешеными псами, изничтожать которых при каждой встрече есть дело богоугодное и поощряемое властью как светской, так и духовной», инквизиторы старались распространением страха оградить себя. Но добивались лишь всё усиливающейся неприязни, откуда и до ненависти было уже совсем недалеко. Особенно в сравнении с тем, что в Италии и дружественных ей странах никакой охоты на ведьм и колдунов не допускалось. Там не было, а вот во Франции и кое-где в германских землях присутствовало. Но в Священной Римской империи правил Максимилиан, который далеко. Зато Людовик XII Валуа вот он, в нескольких шагах, выражающий своё недовольство происходящим и требующий прекратить неугодное его монаршей особе.
Желание монарха – есть закон! Как бы ни было больно Папе Авиньонскому сие сознавать, но глупо отрицать очевидное. Сейчас вся его духовная власть, всё благополучие и будущее рода делла Ровере зависело от благорасположения вот этого Валуа. Сочтёт он, что от Авиньона больше хлопот, нежели пользы, да и напишет покаянное письмо в Рим, Александру VI. И что тогда? Борджиа могут и согласиться разменять Авиньон на что-либо очень выгодное французскому королю. Конечно, для воплощения в жизнь подобного апокалипсического для делла Ровере исхода он должен был допустить несколько очень грубых ошибок, но исключать подобного всё равно не стоило. Да, сейчас Юлий II ощущал себя в этаком «золотом ошейнике», «ручным Папой» для французского короля – этого и, наверняка, последующих. Но это всё равно была независимость от порочного и погрязшего в бесчисленных грехах папства Борджиа. Джулиано делла Ровере понимал, что после всех проведенных и только готовящихся реформ привычное ему понятие папства в Риме просто перестало существовать и вряд ли в обозримом будущем возродится. Чересчур крепко взяли власть Борджиа, слишком сильно сместились в светскую часть, подчиняя ей духовное. Осознанно, с далеко
Смириться и ждать – вот то, что оставалось. Ну и показать своему нынешнему единственному покровителю в короне, что он делает всё для того, чтобы унять рвение доминиканцев. А они ведь, помимо того, что пытались тащить в пыточные, а затем и на костры еретиков и «еретиков», занимались ещё и поисками того самого культа, чей член разом обезглавил их орден. И кое-что им даже удалось узнать. Например, не только узнать название, Храм Бездны, но и добыть даже не переписанные от руки отрывки, а напечатанные Книги Тайн, Гордости и Времён – то, что культисты называли «Чёрная Триада».
Книгопечатание означало, что культ имеет и деньги, и поддержку. Ведь чтобы решиться выполнить подобные заказы… А вот поймать кого-то, кроме нескольких неофитов, ничего толком не знающих и даже не видевших лиц тех, кто передавал им книги – лица культисты скрывали за тканью или безликими масками – так и не получилось. Зато слухи поползли не только по Франции, но и выплеснулись наружу. Вспоминая же, что культ Храма Бездны объявил своими главными врагами именно инквизиторов и тех, кто им покровительствует, то есть Авиньонский Святой Престол… Поддержка у этих демонопоклонников имелась, хотя и тайная, и очень осторожная. Инквизиторы постарались, вызвав к себе у родственников сгоревших на кострах и просто замученных искреннюю, ничем не устранимую ненависть. Да ещё поддержанную из Рима стараниями Борджиа.
Объяснять это Людовику XII Джулиано делла Ровере сейчас не осмеливался. Он пытался было намекнуть на грозящую в не столь далёком будущем опасность, но не добился желаемого. Король считал всё это не более чем мышиной вознёй в тёмном углу комнаты. И даже взрыв в центре Авиньона не послужил веским доводом для монарха. Лишь добавочным камнем на чаше весов в пользу того, что ему, Папе Юлию II, требовалось не медля «посадить на цепь» своих инквизиторов.
Меж тем Людовик XII Валуа перешёл от дел духовных к военным. К тем, от коих никак не получалось отстраниться, да и французские войска уже почти готовы были грузиться на корабли и отплывать… А вот куда именно, тут пока не было ясности. В Риме вновь изменили положение фигур на шахматной доске самым неожиданным образом.
– Союз с османским султаном был хорош, но только до того, как Александр VI объявил о Крестовом походе на Иерусалим, а его сын отправил к берегам Мамлюкского султаната свой флот и закалённые во множестве сражений войска, - чеканил слова Луи де Ла Тремуйль, не испытывая от этого ни малейшего удовольствия. – Ваше Величество, сейчас любые подозрения в союзничестве с Баязидом II изваляют нас в грязи. И эту грязь Борджиа сумеют использовать вам во вред.
– И что же мне теперь, присоединиться к остальным, кто отправится освобождать Иерусалим, делать его «открытым для всех городом»? – лицо короля искривилось в горькой гримасе. – Такое унижение мне до конца дней будут припоминать в самой глухой провинции. Про иные страны я и вовсе молчу!
– О нет, сир, я осмелюсь предложить вам совсем иное. Вернуться к истоку, сделать ложный манёвр истинным, ведь его сейчас и не подумают воспринять всерьёз.
– И этот исток…
– Хафсидский халифат, сир, - склонился в поклоне де Ла Тремуйль. – Халиф Абу Абдалла Мухаммад V аль-Мутаваккиль ибн аль-Хасан слаб, изнежен, не занимается государственными делами, посвятив себя только лишь радостям плоти. Эмиры погрязли в междоусобицах, арабские и бедуинские племена почти не подчиняются ему. А от флота Хафсидов, как и от флотов иных магометан, мало что осталось. В этом Борджиа, делая лучше себе, случайно помогли и нам. Этот враг будет удачным выбором, Ваше Величество. Малые потери, богатая добыча, показательное рвение в защите веры и… И возможность миссионерства, столь брезгливо отвергнутого Римом.