Двоеверие
Шрифт:
Влада не удержалась, вскочила и своротила кувшин со стола, рассыпала вихрем сложенные башенками серебряные монеты.
– Убью! За каждую слезинку, за каждый вскрик твой он мне кровью заплатит! Что наделал, выродок крестианский, с оберегом моим как поступил! Сгнил! Сгнил под крестами!
Силы оставили её, она повалилась у сундуков и разрыдалась.
– Ненавижу тебя! Будь ты проклят до самой смерти, предатель! Чтоб ты подох в муках!
– Мама… – вдруг окликнул Яр, и Влада вскинула голову на родного ребёнка. – Отмсти за нас, мама. Позволь племя собрать и в бой его повести, позволь язвить веру поганую и пожечь Монастырь да оседлых порезать!
– Дам слово, дам! – подползала Влада к нему на четвереньках, обняла и прижала голову сына к груди. – Но не сейчас, время нужно племена чужеядцев собрать. Нельзя нам на войну, нельзя роды баламутить. На стены людские ползти одним племенем – на погибель, а вместе, капьно с другими родами – возможно. Мечталося мне, как ты впервые с предателем встретишься, и он голову пред тобой преклонит. Прежде срока ты к людям полез, не исполнил метчания, да пускай: победа всё едино будет за нами!
– Зачем иных племён ждать? Покуда злость не остыла, должно с гадиной расквитаться! – Яр дёрнулся в её объятиях, но Влада его удержала.
– Тихо, мой храбрый. Неужто нет дела, дабы злобу твою отточить?
Яр умолк, задышал спокойнее, ровнее. Горячая кровь уступила в нём место холодной ненависти.
– Есть дело…
– Есть, я дам тебе дело, кое замыслила. Сим делом за всю Навь отомстишь, и наш род возвеличишь над другими родами.
Она подняла лицо Яра, огладила его по щекам и прошептала в глаза.
– Дорога тебе – в серые Города отправляться, где чаны полные яда. Ты их подожжёшь, дабы небо померкло. Призови Мор, заморозь Монастырь, погуби голодом, стужей всех людей до единого. Этим славу стяжай для всей Нави. Стань не простым вожаком – Навьим Пастырем для всех чужеядных племён, кои по моему кличу в единое место сойдутся. Токмо Пастырю Волки поверят. Дай им Мор, дай им Счастье в набегах – твоей воли послушаются. Пусть надземники мыслят, что лето теплеет, что впереди их ждут добрые годы, мы же им яд подожжём, и пусть Моровые Зимы вернутся!
– Пусть вернутся, – повторил за ней Яр, всматриваясь пытким взглядом.
– И пусть Волк пожрёт солнце, – досказала она и прикрыла глаза.
Яр прижался к ней, дышал нежно и оглаживал по спине.
– Всё сделаю, что захочешь. Токмо будь со мной, мати. Правды не утаи.
– Не утаю. Встану по левую от тебя руку, дабы ведуний склонить, ты же возьми вожаков под правую руку. За Счастье твоё костьми лягу, любого, кто поперёк твоего пути встанет, не пожалею.
– Прогони его, – шепнул Яр. Влада с непониманием открыла глаза. Неясно, как он увидел Сивера в логове, ведь сидел ко входу спиной, но муж и правда стоял на пороге, недобро хмурясь на неё и на пасынка.
– Как против уклада пойти, так ты храбр. Как ответ держать перед родом, так за мамку цепляешься? – Сивер перешагнул порог и вошёл в ведунье логово. Яр вскочил и выхватил нож, но Влада перехватила его за запястье. Сивер встал перед Яром. Ростом он был выше и шире в плечах, её сыну с ним не тягаться. – Стаю за черту уволок, племя на войну подбиваешь, вожаку Навьей Стражи дерзишь? Да я тебя поломаю.
– Сподобься! – Яр оскалился в злобе. – Хочешь, в круг с тобой выйду?!
– Токмо ровня с ровней тягается, а вожак Навьих Рёбер вожаку Навьей Стражи – не ровня. Коли бросишь мне вызов на смерть, тогда и сойдёмся.
–
– Тогда в назидание прочим из Навьих Рёбер надо казнить одного. За уклад кто ответит? Пущай Яр выбирает, кого перед родом ему карать за черту.
– Уж скорее я тебя сам порежу! – оскалился Яр. Влада выдохнула. Суда требовали не над ним – над кем-то из его стаи, кто прошлой ночью пролез за ним в Монастырь. И Сивер говорил не из злобы, он вещал от лица вожаков. Среди них, конечно, найдутся такие, кто без должного правосудия взбаламутит охотников.
– Скажи ему имя. Или ты кого изневолил пойти за тобой?
Яр засопел от бессильной злобы. Рука его то и дело сжимала нож – не серебряный заговорённый клинок, а стальной и неловкий.
– Коли надо вам из моей стаи забрать кого, так я вам не подспорье! – выпалил он и ринулся мимо Сивера. Влада проследила за сыном. Недовольство и гордость смешались в душе. Недовольство за то, что дерзит, но гордость за то, что не сгибается перед сильным.
– Свирь, – объявила она вместо сына. – Пусть дикость за стаю ответит, ибо она виновата. По своей дикой сути Яр черту пересёк. Сегодня же Свиря под стражу возьми и лиши его перед племенем жизни. Его смертью наставь непокорных. Пусть знают, на всё в роду воля ведуньи и Первого Волка. Пусть притихнет крамола.
– Может так, но содеянного не воротишь, – не все дурные известия Сивер ещё рассказал. – Гойко смуту сеет в матёрых, каждый день супротив тебя говорит, раз от раза всё больше с ним соглашаются и всё громче хвалят его, не хотят едениться. Наш уклад велит держаться от чужеядных племён в стороне, многие на него уповают. Если не сделать чего наперёд – будет бунт.
– Гойко… – задумалась Влада. Отец Звяги, погибшего в зубах Чёрного Зверя. Гойко лишился недавно половины лица в схватке с Железными Кузнецами. Гойко – вожак стаи Колготы, где скрылось много бывших сторонников Деянова бунта. Но, если убить его, или даже подстроить погибель – это может стать искрой, от которой вспыхнет всё племя. Чужаки не пришли до сих пор, и их иссушающее род ожидание во сто крат хуже самой первой встречи.
– Надо заткнуть пасть крамоле, – решила она. – Боятся в родовом логове чужеядцев увидеть, а своих детей, вест да чернух от людей потерять не боятся?
– Про это не поминают, а вот твоего сына винят. Договор на крови Яр нарушил, презрел уклад. Много злобы и скверны скопилось в матёрых.
– Коли скопилось, тогда сделай так, как скажу… – Влада наклонила голову к Сиверу и заговорщицки зашептала. – Стаи проверь, несогласных собери в одну соньму и сведи их в логово в приграничье, вместе с семьями да чернухами. Окружи их, замкни вход, никого в надземь не выпускай. Пуще гляди, кто с Гойко вместе в крамоле секретничает. Да смотри за Деяновыми дочерями, особливо за Олеськой. Разбей стаю Чертога, наследков смутьянов заключи в перемётную нору, иных оставь в логове. Скажи – для охраны. Удали недовольных от рода. Всё уразумел?
Сивер осторожно подумал.
– Не речами, не делом Олеська себя не посрамила, она роду хороший вожак. Ритка прежде крепко блудила, но ныне себя держит в чести. Охотницы славные и Чертог правят верно. Маслю, они не с крамолой.
– Отец их поганый хотел мою мать умертвить. И дщерям Деяновым я не забуду. Сёстры сильными охотницами взросли, зря им белую нить повязали. Нынче уж судьбы им не исправить, – уколола она Сивера зимним взглядом. – Сам просил сделать чего наперёд. Так и делай.