Двоеженец
Шрифт:
Этими словами он как будто отразил нынешнее состояние и поведение моей Матильды. Тогда я быстро вскочил с кровати и включил свет, и наклонился над ней.
Ее глаза были закрыты, однако веки слегка вздрагивали, выдавая в ней преступное волнение. Тогда я не выдержал и ударил ее по лицу ладонью наотмашь, но Матильда только тихо всхлипнула, но глаз своих не раскрыла. Тогда я ударил ее еще раз, но она продолжала тихо всхлипывать и лежать с закрытыми глазами… Вскоре ее лицо превратилось в сплошное зарево…
За окном уже ярко горело солнце, и его лучи, и включенный мною электрический
Есть такой гриб, и нижняя часть шляпки, где находятся споры, горит ярко красно-оранжевым цветом, а если дотронешься до нее, она синеет, правда, не у всех и не всегда, и вот теперь ее лицо ничем не отличалось от нижней части шляпки сатанинского гриба…
Я перевел дыхание и остановился, моя рука уже бессильно повисала над ней, будто в ожидании какого-то непонятного чуда… Наконец, она открыла свои глаза и жалобно посмотрела на меня, все так же назойливо всхлипывая и даже прижимаясь своим разбитым лицом к моим дрожащим ногам, в это время все мое тело дрожало и я не мог проронить ни единого слова… Я сначала хотел ей сказать что-то грубое, но не смог.
Язык просто онемел от ее трепетных прикосновений, которыми она хотела как будто разжалобить меня…
– Ну, хватит, – не выдержал я и вырвал свои ноги из ее жалких объятий, и тут же отошел от кровати к окошку.
Солнце ярко горело, оно словно проницало все мои чувства как капилляры тяжеловесных сосудов, и все тело наливалось свинцовой тяжестью, а в висках гулко пульсировала ожесточенная кровь, она бежала с какой-то невероятной скоростью, отчего я хотел просто упасть и умереть, и не слышать плачущую Матильду…
Однако она плакала, вымаливая у меня прощения, хотя я даже не знал, имею ли я теперь какое-нибудь право ее, несчастную, прощать… Тогда я разбил кулаком стекло, и острые осколки, падающие из окна, впились мне в кулак, и из него хлынула кровь, я с жестокой ухмылкой поглядел на свои раны и вытащил хладнокровно осколки зубами и выплюнул, кровь продолжала бежать, напоминая окровавленное лицо моей Матильды…
Я оглянулся, она уже на четвереньках подползала ко мне и целовала мои голые ноги, по которым сверху капала кровь, продолжая жалобно и бестолково всхлипывать, она как будто наматывала за невидимую нить всю мою душу на свое плачущее и разбитое лицо…
Она все еще жалобно всхлипывала и стонала, ее стон напомнил мне ее оргазм, и мне стало еще противнее, и я глубоко задумался, хотя в голову почти ничего не приходило…
– И почему я еще с тобой живу?! – подумал я вслух и вдруг громко засмеялся. Смех душил меня до слез, а капли крови расслабляли, тогда я схватил ее за волосы и приподнял с пола. Мои переживания и чувства были так сильны, что не чувствовал никакой боли и держал ее за волосы прямо перед собой и плакал от собственной жестокости и бессилия…
– Я преступница, – неожиданно прошептала она, – и делай со мной все, что хочешь!
Я поглядел ей в глаза и прочитал в них омерзительное послушание, ту самую собачью покорность, которая выводила меня из себя.
– Дура! – крикнул я и, держа ее за волосы, бросил
Наше притяжение становилось невыносимым, и я уже хотел убежать, когда она стащила с себя трусики, обнажая свой темный лобок, и кровь тут же бросилась мне в голову, разум мой тотчас же помутился, и я зверем бросился на нее и вошел в нее и со страстью, и с яростью, и вообще с такой умопомрачительной ненавистью я никогда не тискал ее тело…
Лишь только после всего, когда сознание стало медленно и верно возвращаться ко мне, я с невероятным удивлением подумал сам о себе: надо же, какой я, оказывается, тоже по-рабски послушный и преданный телу, хотя я ее любил и как человека, но эта двойственность при всей гнусности нашего общего положения чудовищно смутила меня…
Матильда почти сразу заметила мое замешательство и весело рассмеялась.
– Ну, вот, ты и простил меня, – смеялась она, нежно причесывая у себя волосы на лобке.
Ну, уж дудки, подумал я, а сам с жалкой улыбкой взглянул на это хищное и коварное создание.
– Ты мой супермен, – минутой позже шепнула она, прижимаясь ко мне, – супермен, суперменчик!
– Что это еще за суперменчик, – возмутился я, отталкивая Матильду от себя, – чушь какая-то! И не думай, что я тебя просто так взял и простил!
– Ишь ты, напугал?! – Не простил меня, видите ли, – вскочила с кровати Матильда, размахивая руками, – думаешь, что выгонишь меня отсюда?! Черта с два! Я здесь прописана, как и ты, а если захочу, то всю твою квартиру разменяю через суд!
Такого поворота событий я никак не ожидал и поэтому встал посередине комнаты с раскрытым ртом, чувствуя в себе глухое раздражение и нарастающую неприязнь.
– Ну, что, съел?! – громко засмеялась она, наблюдая за мной как за своим подопытным кроликом. Неожиданно я посмотрел на нее с другой стороны: передо мной стояла маленькая глупенькая девочка, одна заблудившаяся в темном дремучем лесу и наделавшая множество нелепых шагов, то есть серьезных ошибок и заблуждений, но вместо осознания своих ошибок она нелепо и глупо подсмеивается надо мной, как, впрочем, и над Богом, которого в ее душе не существует.
Хотя чем я лучше ее, я, пытающийся опровергнуть ее живое непосредственное либидо своим гневным лаем, чем, действительно, я такой же грешный и смертный человек могу быть лучше другого, пусть даже и противоположного пола, хотя именно из-за этих противоположностей и возникают флюиды, которые нас так манят и тянут друг к другу…
– Милый, но я же вижу, что тебе хочется заняться со мною любовью? – внезапно она подошла ко мне, и прижалась, и всхлипнула. Слеза медленно покатилась по ее правой щеке, размывая тушь на ресницах. Всеми своими движениями, словами, глазами и ощущаемыми условными знаками Матильда звала меня перейти эту невидимую черту, за которой все слова и поступки приобретают бессмысленные очертания и за которой мы получаем одно только наслаждение друг от друга, где наше сострадание друг к другу приобретает какое-то внеземное излучение, на чьих лучах-крылах мы улетаем в другой сказочный мир, где каждое прикосновение означало проникновение и постижение друг друга через узнавание себя в другом…