Дворец, где разбиваются сердца
Шрифт:
Сестра Урсула сама заплакала, за ней последовали и другие монахини. Хлюпнула носом полная сестра Амаранта, а тощая сестра Миранда во весь голос зарыдала.
Понтифик протянул сестре Урсуле руку, та поцеловала ее. Эльке заметила и кардинала делла Кьянца, который, все еще держа ларец, приблизился к понтифику. Она протиснулась, расталкивая монахинь, и оказалась в первом ряду. Кардинал вплотную подошел к монахиням, склонился над ухом папы и что-то прошептал, Эльке уловила:
– Ваше святейшество, нас ждут в Эльпараисо... Прием у президента... Нам нужно обязательно успеть... Время
В эту секунду со стороны монастыря прошмыгнула тощая черная кошка. Словно чем-то привлеченная, она подбежала к кардиналу и, урча, начала тереться о его ногу. Делла Кьянца попятился, не понимая, в чем дело, и вдруг наступил кошке на длинный облезлый хвост. Кошка дико завопила, кардинал дернулся. Все ахнули. Делла Кьянца, не удержав равновесия, полетел на землю, ларец вывалился у него из рук и упал набок. Эльке услужливо ринулась к кардиналу и помогла ему подняться.
– Чертово отродье! – вскричал кардинал, обращаясь к кошке. – Порождение сатаны!
Папа же, подняв сухую руку, призвал всех к тишине. Старик позвал испуганную кошку, которая облизывала хвост, готовая в любой момент удрать:
– Кыс-кыс-кыс!
Кошка приблизилась к папе, тот погладил ее за ушком, животное заурчало, явно благоволя к понтифику.
– Вот так, сын мой, – прошамкал папа, – всего в этой жизни не успеешь, и надо всегда смотреть на дорогу, чтобы не споткнуться – и в вере тоже! Кошки – божьи создания! И тот, кто их не любит, недостоин быть папой! Им, как и всем божьим тварям, необходимо немного любви и еды. Накормите кошечку!
Сестра Амаранта громко хихикнула. Кардинал успел всем надоесть своим невыносимым нравом и занудным характером. Делла Кьянца метнул грозовой взгляд на монахиню, оттолкнул руку Эльке и сквозь зубы процедил:
– Благодарю вас!
Затем он громким шепотом добавил, обращаясь к подоспевшей аббатисе Августине:
– У вас прямо приют для бездомных животных, сестра!
Эльке склонилась над ларцом. Она уже знала, где стоит искать заветную букву. Так и есть, на дне ларца комиссарша заметила крошечную латинскую букву М и вязь вокруг нее. Память у Эльки была фотографическая, латинская фраза отпечаталась в мозгу. Она протянула ларец понтифику. Тот ответил:
– Дочь моя, будь столь любезна и сопроводи меня до автомобиля!
Шрепп последовала за папой. Она видела недовольный прищур кардинала и чувствовала спиной взгляды снайперов через оптические прицелы. Она поставила ларец около ног папы, который снова оказался в «папа-мобиле».
– Благодарю тебя, – произнес папа. – Пусть снизойдет на тебя Божья благодать!
Эльке никогда не была религиозной, она даже перестала быть членом протестантской общины много лет назад, чтобы не платить церковный налог. Однако папа, этот старый и немощный человек, которому оставались считаные годы или месяцы жизни, произвел на нее незабываемое впечатление. Она даже с трепетом прильнула к его руке, чувствуя, что у нее в глазах стоят слезы, а сердце наполняется экстазом.
Автомобиль тронулся с места, толпы людей, ожидавших за воротами монастыря, закричали, снова приветствуя понтифика. Эльке смахнула слезу (она не плакала уже давно, кажется, последний раз, когда рассталась
– Что он вам сказал? – спросила она с большим любопытством. – Он вас благословил? О, как я хотела бы оказаться на вашем месте, госпожа комиссар!
Кардинал делла Кьянца, остановившись на мгновение около Эльке, изрек:
– Еще раз благодарю, милочка. Возьмите и накормите кошку!
Он протягивал ей мелкую банкноту. Шрепп, фыркнув, отвернулась от его высокопреосвященства. Наваждение прошло, папа уехал, и христианское благочестие, которое только что переполняло ее сердце, растаяло. Комиссарша вынула латинский словарик и через пять минут знала, что гласила надпись на дне ларца. «Это буква вторая. Присоедини ее к двум другим – и звезды воссияют на небесах».
– Я смогла прочитать третье послание и узнать третью букву, – сказала Эльке, обращаясь к Николетте. – Но не стоит говорить об этом здесь, пошли!
Они покинули монастырский двор и вернулись в особняк к Магдалене. Там, усевшись за кухонный стол, Эльке набросала на листе бумаги все три буквы: A, M, D.
И также странные слова: «А. Буква сия есть первая. Найди две другие, и взойдет месяц; М. Это буква вторая. Присоедини ее к двум другим – и звезды воссияют на небесах; D. Буква сия есть третья. Сложи две другие – и ты узришь солнце».
– И что бы это могло значить? – спросила Николетта. – Какой-то ребус, любителем которых был Альваро Мендоза. Видимо, стихи указывают путь к месту, где спрятаны сокровища. Но при чем эти три буквы? И что за солнце, месяц и звезды?
– Не забывай, – подсказала Эльке, – еще имеется дароносица, похищенная в самом начале. Ведь в письме, которое находилось в надгробии Альваро, указано, что он спрятал ключи в четырех реликвиях. Три мы нашли – но где же четвертая?
– По всей видимости, у того, кто завладел ей в ночь убийства сестры Фернанды, – сказала Николетта. – Я попыталась связаться со знакомыми ювелирами, если им что-то станет известно о дароносице, то меня предупредят. И все же... Где же сокровища?
Ответ на этот вопрос Эльке дать не могла. Она отправилась в кровать, взяв с собой лист бумаги, на котором пыталась чертить понятные только ей схемы. Что мог приспособить старик Альваро под тайник? И что он имел в виду под «солнцем, месяцем и звездами»? Не планетарий же, в самом деле!
Утром она проснулась раньше всех, еще не было и пяти, как она вышла из дома. Солнце только поднималось над горизонтом, гамбургская комиссарша решила прогуляться по городку.
Серая тьма отступала под золотисто-розовыми лучами солнца. Если бы так было и с этим делом, так нет, все становится только темнее и темнее! Улицы Санта-Клариты еще хранили следы вчерашних торжеств: помятые бумажные венки, растоптанные цветы, бутылки и обертки.
Дул легкий ветерок. Эльке прошлась до монастыря. Заглянула в церковь – нет, трупа там, конечно же, не было. Зато отломленное каменное копье архангела свидетельствовало о том, что сестры Агнессы тоже нет в живых. И что такого могла знать бедняжка, за что убили и ее? Или что она могла видеть или слышать...