Дворец грез
Шрифт:
Я откинулась на подушки, Дисенк устроилась у моих ног; неожиданно я поймала себя на мысли, что меня совсем не интересует Узермааренахт, и его власть, и его пагубное влияние на фараона. Мне на самом деле было безразлично, в какую ловушку жрецов угодил мой фараон. Всепоглощающая страсть Гуи, холодная и разрушительная, больше не привлекала меня. Возможно, и никогда не привлекала. Возможно, мне просто льстила его настойчивость, мысль о том, что только в моей власти спасти страну, но теперь эта идея казалась мне идиотской. Я была девчонкой, потерявшейся в блеске иллюзий, заплывшей слишком далеко по волнам своих увлекательных фантазий. Я всем своим существом впитывала все, что происходило вокруг гул голосов,
Угощение было восхитительным. Маленькие хлебцы, испеченные в форме лягушек, соленое масло, коричневый острый козий сыр. Перепелки, фаршированные инжиром, тушенные с огурцами и луком. Семена лотоса, вымоченные в фиолетовом можжевеловом масле, и корни дикой осоки, посыпанные кориандром и тмином. Нежные листья латука, кольцами уложенные вокруг веточек петрушки и тонких стрелок сельдерея. Изобилие мела и лепешек, подслащенное финиками вино. Я никогда не ела ничего подобного. Невозмутимая Дисенк, прежде чем я отправляла что-нибудь в рот, важно пробовала каждое блюдо и благоразумно отпивала из бокала легкое красное вино, прежде чем оно попадало ко мне в желудок.
С течением времени в зале становилось все более шумно. Когда я насытилась и ненавязчивый слуга убрал блюда со стола, я откинулась на подушки и, опершись на локоть, принялась наблюдать за тем, что происходит на помосте. Фараон был поглощен беседой с Первым пророком; Аст изящно ковыряла в зубах, пока ее служанка меняла конус с благовониями у нее на голове. Конус царевича тоже опустел, тающее масло стекало золотой струйкой по его шее, между окрашенными хной сосками и на его закрытый сейчас столом мускулистый живот. Его жена положила ему на плечо руку и, наклонившись, что-то сказала, он улыбнулся и быстро повернулся к ней.
Я отвернулась и наткнулась на устремленный на меня безразличный взгляд Аст-Амасарет. Ее локти покоились на столе среди поникших цветов, украшенные кольцами руки были сложены под подбородком. В спокойных глазах не было ни намека на опьянение. Я выдержала ее взгляд и кивнула ей. Она холодно кивнула в ответ.
Тут кто-то упал в подушки рядом со мной. Резко обернувшись, я увидела улыбающуюся Гунро с бокалом в руке.
— Ты выглядишь как экзотическая чужеземная богиня, — сказала она, — Тебе правится здесь, Ту? Скоро выйдут танцоры, и я буду танцевать с ними. Здесь еще труппа акробатов из Кефтиу и глотатель огня. — Она допила вино и сделала знак слуге вновь наполнить бокал. — Все заметили, что Аст-Амасарет не сводит с тебя глаз, — продолжала она шепотом, поддразнивая. Сегодня все разглядывают тебя, и Паис тоже, но, поскольку он здесь с чьей-то женой, а ты принадлежишь фараону, ему остается только вожделеть тебя издали. — Она рассмеялась, закинув голову.
Загремели кимвалы, послышался легкий топот босых ног, и шестеро танцоров выбежали на свободное пространство перед помостом. Женщины были нагие, с длинными, почти до пят, черными волосами. Мужчины в набедренных повязках и с колокольчиками на щиколотках. Гунро поцеловала меня в щеку и поднялась поприветствовать их, ее тотчас узнали, и по толпе пронесся гул. Фараон помахал ей. Даже Аст слабо улыбнулась. Барабаны начали глухо выстукивать свой ритм, глаза Гунро медленно закрылись, будто в трансе, и ноги начали двигаться в такт музыке.
Я тоже закрыла глаза. Чтобы раствориться в этом океане чувственных ритмов, мне не обязательно
Царевич Рамзес тоже исчез, и для меня ночь внезапно закончилась. Аст зевала, прикрывая рот рукой. Фараон все еще был увлечен беседой с верховным жрецом. Гости громкими криками выражали свои восторга, их лица раскраснелись от вина, одежды растрепались, и я вдруг почувствовала себя совершенно трезвой и чужой среди всего этого веселья. Я встала, чувствуя себя немного скованно от долгого сидения, Дисенк немедленно поднялась вслед за мной и потянула меня за руку, но я не реагировала
— Ту, мы не можем уходить раньше царя! — увещевала она.
Я вдруг почувствовала, что мне жизненно необходимо глотнуть свежего воздуха и, проскользнув мимо покачивающихся гостей, направилась к выходу. Дойдя до громадных колонн, сквозь которые в зал проникала ночь, я прошла между ними, и стражники не остановили меня. Помедлив на дорожке, я подняла руку и сняла с головы конус с благовониями, растерла в ладонях остатки масла, бросила конус и огляделась.
Небо было черным, с сияющими россыпями звездной пыли, бледный полумесяц висел низко над горизонтом, подняв кверху свои рога над темной громадой далекой стены. Ближе ко мне виднелись неясные очертания высоких деревьев, они тревожно колыхались, а где-то впереди звенела неумолкающая музыка фонтана.
Разгоряченная и усталая, я свернула с мощеной дорожки на прохладную траву и пошла на звук льющейся воды. Я знала, что Дисенк идет за мной, но в обволакивающей тишине сада на фойе затихающей какофонии, доносившейся из банкетного зала, ее шаги были не слышны. Вскоре я увидела фонтан, столп жидкого хрусталя безостановочно падал в широкий белый бассейн.
— Подожди здесь, — приказала я Дисенк. — Я хочу пить. — С этими словами я направилась к фонтану, наклонилась и, сложив ладони чашей, подставила руки под струю. Я жадно попила, потом побрызгала водой на шею и грудь.
Я как раз стряхивала капли с пальцев, когда краем глаза заметила какое-то движение. Я была не одна, по ту сторону непрерывного блестящего потока маячила темная фигура. Она зашевелилась, поднялась и двинулась ко мне. Из темноты выступил царевич Рамзес. В замешательстве я метнулась бежать, но было уже слишком поздно.
— Никак это маленькая врачевательница, последнее приобретение гарема? — сказал он. — Что ты делаешь здесь одна?
Он говорил резким тоном, и, пока я торопливо выражала ему свое почтение и собиралась с мыслями, до меня внезапно дошло почему. Я с улыбкой выпрямилась.
— Нет, царевич, я здесь не для тайного свидания, — ответила я. — Моя служанка ждет поблизости. Я возвращаюсь к себе.
Он подошел ближе, поставил ногу на край бассейна и небрежно сцепил руки.
— В зале было душно, и представление наскучило мне, — снова заговорил он. — Я уже видел это все. Кроме того, мне совсем не нравится сидеть там и смотреть, как отец унижается перед этим ничтожеством.
Его слова потрясли меня. Может быть, это были просто мысли вслух, потому что я значила для него не больше, чем те шелестящие деревья или окутанные тьмой цветочные клумбы вокруг. Слова противоречили всему, во что я перила относительно строгого кодекса преданности, согласно которому жили ближайшие родственники царя. Я посмотрела на него, последние винные пары рассеялись. Его юбка и льняной шлем неясно серели в темноте, лица тоже было не разглядеть. Масло на его коже тускло блестело в свете звезд.