Дворец иллюзий
Шрифт:
Карна вернулся из Агны. Дхаи-ма сказала, что это был своеобразный ответ на язвительное письмо Дурьодханы, который спрашивал, не боялся ли Карна встретиться лицом к лицу с Пандавами, в особенности со своим давним соперником Арджуной. Чтобы отпраздновать прибытие своего друга, а может, успех своей тактики убеждения, Дурьодхана запланировал щедрый «семейный» торжественный обед. Это означало, что ожидались все его родственники и близкие друзья в сопровождении своих служанок.
Это известие сильно взволновало меня, и мне понадобилось несколько часов, чтобы решить, что я надену. Даже мое самое изысканное сари казалось простым и старомодным. В конце концов я приказала королевским портнихам в Индрапрастхе придумать новое одеяние, которое бы не походило ни на что
— Но Дурьодхана будет разочарован, если я не надену самое лучшее, — беспрестанно повторяла она все время.
А затем, подняв на меня свои широко раскрытые, искренние глаза, сказала:
— Я хочу, чтобы Карне понравилось, как я выгляжу.
Наконец мы остановились на темно-красном шелковом платье, столь обильно украшенном золотом и драгоценными камнями, что, когда она надела его, я испугалась, что она не сможет и пошевелиться, а также выбрали к платью рубиновое ожерелье в толстой золотой оправе.
К тому моменту как я вернулась в свою комнату, мои собственные планы касательно праздничного обеда изменились. Посещение Бханумати открыло мне глаза, раскрыв всю глупость того, что я чуть было не совершила. То, что являлось простительным для нее, было бы позором для меня, достаточно взрослой женщины, хоть и не достаточно мудрой. Я наконец-то осознала правду: то, чего я желала (даже если это и был всего лишь восхищенный взгляд Карны), было греховно. Не была ли я замужем более пяти раз, и, что более ужасно, за мужчинами, с которыми Карна враждовал? Слова из наших Священных Писаний пришли мне на ум: «Жена, возжелавшая в сердце своем другого мужчину, но не мужа, столь же неверна, как если бы она делила с этим мужчиной постель». Я отложила в сторону красивое сари, только что привезенное из Индрастхи, сочетающее в себе все цвета радуги и обшитое бриллиантами. А вместо него взяла незамысловатое белое шелковое платье с изящной красно-золотой каемкой. Я сообщила Дхаи-ма, что надену простое жемчужное ожерелье и украшу волосы лишь жасмином. Она осуждающе цокнула, сказав, что я буду одета слишком просто для подобного случая, так как только старые женщины надевают белое, но в конце концов она смирилась.
Тем не менее, по иронии судьбы, когда я вошла в зал, все взоры обратились на меня. Среди собранных вместе, подобно разноцветным букетам, женщин я выделялась в своем чистом одеянии. Некоторые женщины завидовали моей изобретательности. Другие обиженно шептали: «Всегда ей нужно выделиться…», «она постоянно хочет быть лучше», «она все время жаждет внимания». Кунти, которая присоединилась к вечеру, презрительно фыркнула, посчитав мой наряд слишком претенциозным. Она попросила меня подать ей руку, чтобы опереться. Зная, что она прекрасно могла ходить без чьей-либо помощи, я догадалась, что таким образом она хотела не упускать меня из виду.
Мы едва прошли несколько шагов, когда я увидела Карну, одетого так же просто, как и всегда. Заметив меня, он неожиданно остановился. На какой-то момент мне показалось, что он выберет другой путь, чтобы пройти через банкетный зал, и затеряется среди многочисленных гостей. Но он не сделал этого. Когда он осматривал мою одежду, в его взгляде мелькнуло выражение, которое я не сразу разгадала. И тут я поняла, что и он, и я — оба в белом, почти без украшений, словно отражения друг друга. Неужели мое подсознание подсказало мне это,
К этому времени Карна уже дошел до нас. Он поклонился гораздо более дружелюбно, нежели во время тех встреч в Индрапрастхе. Как и положено, в первую очередь он поприветствовал Кунти, но, не дожидаясь ее ответа, повернулся ко мне.
— Для меня большое удовольствие видеть столь прекрасную царицу Пандавов, — сказал он, улыбаясь. — Надеюсь, что присутствие здесь приятно для нее в той же степени.
Эти слова любезности были достаточно распространены и не отличались от тех, которые мог бы сказать любой придворный. Однако мое сердце забилось сильнее. Возможно, это и была та возможность, которую я так долго ждала: отпустить прошлое и сделать наше общение более дружеским и теплым. Возможно, тогда Карна прекратит мучить меня. Я уже была готова улыбнуться, справиться о том, хорошо ли он добрался, и спросить о его здоровье. Но Кунти сжала мою руку. Ее взгляд переходил с него на меня, затем обратно, а лицо было бледным и суровым.
О чем догадывалась Кунти?
Я не могла позволить себе раскрыть свою тайну под ее беспощадным взглядом. Это дало бы ей власть надо мной. Я надела маску притворной бесчувственности и поклонилась Карне так равнодушно, что получилось хуже, чем если бы я просто проигнорировала его. Без единого слова я прошла мимо, подталкиваемая Кунти дальше. Но краем глаза я увидела его лицо и мрачное выражение гнева на нем. Сердце мое сжалось. Я все разрушила! Но что еще я могла поделать? Что за несчастливая звезда светила над нами, позволяя каждую нашу встречу происходить несправедливым вещам, тому, что я никак не могла ожидать? Теперь он никогда не простит меня…
На протяжении всего безупречно обставленного бесконечного обеда, по мере того как я ела лакомства, не чувствуя их вкуса, и улыбалась, пока не заболел рот, и общалась с женщинами вокруг, не понимая, что говорю, я твердо решила, что пора возвращаться домой. В тот же вечер я настоятельно просила Юдхиштхиру об этом. Я дрожала от тоски по дому. Он был нужен мне так, как раненому зверю нужно его логово — чтобы забраться внутрь и зализать раны.
25
Сари
«Время похоже на цветок», — сказал однажды Кришна. Я не поняла его. Но позже я представила распускающийся лотос: как его внешние лепестки опадают, обнажая внутренние. Внутренние лепестки никогда не соприкоснутся с внешними, более старыми, несмотря на то что они окружены ими. Только человек, сорвавший цветок, увидит, как один лепесток соединен с другим.
Лепестки сегодняшнего вечера распустились, как красный вздох. Завернутая в легкую хлопчатобумажную ткань, которую торговец привез из Бенгалии, я дремала в мягком солнечном свете, льющемся из моего окна, слушала пение скворцов в саду и чувствовала себя так спокойно, как никогда раньше. Юдхиштхира согласился, что пришло время вернуться в свое царство. Он обещал объявить об этом Дурьодхане сегодня. Так что, в конце концов, я смогу вернуться в свой дворец, где начну забывать выражение ярости на лице человека, о котором я все время думала.
Не знаю, какие лепестки раскрылись несколькими часами ранее в новом зале Дурьодханы, где принц Каурава, выражая разочарование отъездом двоюродного брата, вызвал его на последнюю решающую игру в кости.
— Может, в этот раз мне удастся вернуть немного денег, которые я тебе проиграл, а?
В этой игре, которая стала продолжением игр в Индрапрастхе, противником Юдхиштхиры должен был стать Сакуни, а не Дурьодхана. Раз за разом он выигрывал до тех пор, пока мой муж, глухой к мольбам брата, не проиграл драгоценности, оружие и состояние. Затем, подстрекаемый Дурьодханой, охваченный упрямством и отравленный игрой, он начал ставить вещи, которыми не имел права рисковать. И в конце концов проиграл всё.