Дворец иллюзий
Шрифт:
* * *
За дверьми послышался шум. Неужели мой муж вернулся так рано? Мужчина, стоявший снаружи с неловко склоненной головой, был одним из спутников Дурьодханы. Я была разозлена его наглостью. Этот слуга должен был подождать снаружи здания и передать свое сообщение через одну из моих служанок.
Я плотнее обмотала полупрозрачную ткань вокруг себя.
— Чего ты хочешь? — спросила я надменно.
Но прежде, чем он успел ответить, Дхаи-ма, задыхаясь, вбежала в комнату.
— Девочка! Девочка! — вскричала она, забыв формальности. — Случилось ужасное,
Мое сердце начало бешено биться. Или это было биение в моей голове? Я заговорила с ней так строго, как никогда раньше:
— Соберись и расскажи мне, в чем дело.
Но она разразилась отчаянными рыданиями у моих ног.
Я взглянула на слугу Дурьодхана.
— Оставь нас! — выпалила я.
Он нервно облизал губы и поклонился:
— Простите меня, ваше величество, но я должен выполнить свое задание. Дурьодхана приглашает вас принять участие в собрании.
— Я должна пойти в зал? — не совсем понимая, переспросила я. — Но женщины никогда не приглашаются туда. И почему он, а не мой муж отправил за мной?
Дхаи-ма одернула меня за сари:
— Потому что он всё проиграл. Сначала деньги из казны, затем дворец…
— Мой дворец? — прервала я, разъярившись. — У него не было права!
Дхаи-ма скривила рот:
— Это не всё. Он проиграл и царство. Он хотел остановиться, когда у него ничего не осталось. Но злобный Сакуни предложил ему поставить на брата.
— Это просто абсурд! — вскричала я. — Он не мог сделать этого!
— Он сделал. И проиграл его. Потом он поставил себя и опять проиграл. Дьявольская удача была на стороне этого стервятника Сакуни. Затем Дурьодхана объявил, что ставит все, что выиграл, в финальной игре против Драупади.
В ушах у меня звенело.
— Нет! — сказала я.
Дхаи-ма кивнула, затем закрыла лицо руками и вновь разрыдалась.
В горле у меня пересохло. Меня раздирали сомнения.
Я — царица. Дочь Друпада, сестра Дхриштадиумна. Владычица величайшего дворца на земле. Меня нельзя проиграть, как какой-то мешок с монетами, или позвать ко двору, как танцовщицу.
Но я вспомнила то, что однажды прочитала в книге, даже не представляя, что эти замысловатые законы когда-нибудь будут иметь надо мной силу: «Жена — собственность мужа, не меньше, чем корова или раб».
— Что сказали остальные мои мужья? — спросила я слугу.
— Они не могли ничего сказать, — ответил он удрученно. — Они уже были рабами Дурьодханы.
У меня закружилась голова, но я устояла на ногах. Я попыталась вспомнить что-нибудь еще из Ньяи Шастры: «Если мужчина случайно проиграл себя, то его жена более ему не подвластна».
— Иди обратно ко двору, — приказала я, — и спроси у старейшин следующее: правда ли, что проиграв себя Дурьодхане, Юдхиштхира уже не имеет права ставить меня?
Слуга поспешно удалился, благодарный за возможность уйти. Я сделала глубокий вдох. Хорошо, что я была образованна и разбиралась в законах. Старейшины должны знать законы, на которые я ссылалась. Они должны были положить конец наглости Дурьодханы. Бхишма точно не потерпит такого отношения ко мне. Я все еще беспокоилась, но, по крайней мере, я была спасена от унижений и похотливых взглядов дружков Дурьодхана.
Но я ошибалась, думая так. Человеческие законы не спасли меня от того, что случилось дальше.
* * *
Случай, произошедший на собрании, был широко воспет, но мои воспоминания о нем затуманились. Было ли это лишь биение сердца,
Видя это, Дурьодхана засмеялся, уверенный в своей победе. Жестом он грубо подозвал меня и усадил себе на колени. И, в конце концов, я обратила свой взор к Карне. Он был моей последней надеждой, единственным, кто мог остановить Дурьодхану. Его непоколебимое лицо выражало лишь ожидание. Я знала, чего он хочет: чтобы я упала на колени и умоляла о милосердии. Тогда бы он защитил меня. Но я не унизилась бы так, даже под угрозой смерти.
Он был нашим врагом. К тому же я только что дала отпор его попытке проявить дружеские чувства. Почему тогда я чувствовала себя преданной из-за того, что он не пришел мне на помощь?
Я держалась, как могла, чтобы не заплакать. Я собрала всю свою ненависть и сосредоточила ее на Карне. Когда он увидел презрение в моих глазах, то его лицо побелело, словно оно было вырезано из слоновой кости. Дурьодхана торжествовал. Он закричал Духшасану:
— Забери у Пандавов их красивые одежды и украшения. Все это теперь принадлежит нам!
Мои мужья скинули свои верхние одеяния, золотые цепи и браслеты прежде, чем Духшасана смог дотронуться до них. Карна смотрел на переливающуюся массу так внимательно, как будто она могла рассказать ему какой-то секрет. Его рот скривился в невеселой улыбке.
— Почему к Драупади должно быть другое отношение? Снимите одежду и с нее.
* * *
Певцы воспели в песнях, как Духшасана стал срывать с меня сари, но под каждым покровом ткани обнаруживался следующий. Что за чудо это было? Я не знаю. Я закрыла глаза. Несмотря на все мои усилия, я не могла подавить дрожь. Я стояла, сжав в кулаках края сари, как будто этот жест мог спасти меня. Меня — гордую и обожаемую жену величайших из царей всех времен, постигло ужаснейшее из унижений для женщины, какое только можно представить. Все сидели, замерев, глядя на все усилия Духшасана. Колдунья как-то сказала мне: «Когда ты окажешься в большой беде, думай о ком-нибудь, кто любит тебя». И я пыталась представить лицо Дхри. Но я лишь видела, какими беспомощными, полными гнева станут глаза моего брата, когда он узнает, что со мной произошло.